Жизнь мальчишки (др. перевод)

Пришла пора встретиться с Леди.

— Госпожа не очень хорошо себя чувствует, — объяснила нам Амелия. — Доктор Пэрриш прописал ей витамины.

— Надеюсь, ничего серьезного? — участливо спросила мама.

— От дождя она застудила легкие. В сырую погоду Леди всегда неважно себя чувствует, но теперь, когда солнце вернулось, ей постепенно становится лучше.

Мы подошли к одной из закрытых дверей. Человек-Луна, чьи ссутуленные плечи показались мне очень непрочными, отворил дверь. Я почувствовал запах сухих фиалок.

Первой в дверь заглянула Амелия.

— Мэм? Ваши гости уже здесь. Внутри комнаты зашуршали простыни.

— Пожалуйста, — донесся тихий и дрожащий старческий голос, — попросите их войти.

Мама сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как двинуться за ней следом, хотя бы потому, что она так и не отпустила мою руку. Человек-Луна остался в коридоре. Амелия нежно проворковала нам вслед:

— Если вам что-то понадобится, позвоните мне.

И закрыла за нами дверь.

Мы увидели Леди.

Она возлежала на широкой кровати с металлической спинкой, выкрашенной белой эмалью, опираясь на целую гору подушек, по грудь укрытая белой простыней. Стены были оклеены обоями с густыми переплетениями зеленых ростков и листьев, и если бы не тихое вежливое гудение вполне современного вентилятора, можно было подумать, что мы очутились в гуще экваториальных джунглей. Рядом с кроватью на столике горел ночник, там же стопкой лежали газеты и книги, а также так, чтобы Леди могла дотянуться до них, не поднимаясь с подушек, стояли два стакана с каким-то питьем.

С минуту Леди просто молча рассматривала нас, и мы точно так же смотрели на нее. На фоне белоснежных простыней ее лицо, на котором не было ни единого местечка, не изрезанного морщинами, казалось темным, почти иссиня-черным пятном. Глядя на нее, я думал о самодельных куклах с головами из яблок, чьи нарисованные лица быстро сморщиваются под лучами жаркого полуденного солнца. Волосы Леди были белее белой измороси, которую я соскребал с труб Ледяного Дома. На ней была голубая сорочка с бретельками через худенькие плечи. Острые ключицы так выпирали из-под черной кожи, что казалось, это не могло не причинять ей боль. То же самое можно было сказать и о скулах — они были так невероятно остры, что казалось, ими можно было разрезать персик. Сказать по правде, Леди выглядела как обыкновенная очень пожилая, изможденная от дряхлости, седая негритянка, чья голова уже чуть тряслась от старческого тика. Так можно было сказать обо всем в ней, за исключением одного.

Ее глаза были пронзительно зелеными.

Я не говорю о старческой зелени. Я говорю и всегда буду говорить об оттенке бледного изумруда, того драгоценного камня, за которым охотился Тарзан в дебрях джунглей, в одном из древних затерянных африканских городов. Глаза Леди лучились внутренним огнем, когда-то давно пойманным ею и укрощенным. Глядя в эти глаза, легко было поверить, что у вас больше нет от них никаких секретов, что вас только что с легкостью вскрыли, словно банку сардин, и что ваше личное и сокровенное теперь украдено безвозвратно. Но сами вы ничего не имели против этого, даже испытывали от этого удовольствие, словно вам этого хотелось. Ни до, ни после встречи с Леди я не встречал таких глаз. Ее глаза вселили в меня леденящий страх, но я не мог от них оторваться, так они были прекрасны, сродни красоте дикого безжалостного зверя, с которым ни на мгновение нельзя терять осторожность.

Леди закрыла и снова открыла глаза. На ее сморщенных губах заиграла теплая, хотя и слабая улыбка. У нее были ровные и очень белые зубы, наверняка вставные.

— Вы оба прекрасно выглядите, — наконец проговорила она чуть дрожащим голосом.

— Благодарю вас, мадам, — заставила себя отозваться мама.

— Ваш муж не смог прийти?

— Э-э-э… нет… он сегодня не смог… по радио транслируют важный бейсбольный матч.

— И это, по-вашему, можно назвать причиной, миз Мэкинсон? — Леди подняла одну белую бровь.

— Э-э-э… не совсем понимаю, что вы имеете в виду?

— Дело в том, — объяснила Леди, — что некоторые люди меня боятся. Можете в это поверить? Боятся старуху, которой вот-вот стукнет сто шесть лет! Они боятся меня, которая даже ложку поднести ко рту и то без посторонней помощи не может. Вы очень любите своего мужа, миз Мэкинсон?

— Да, конечно. Я очень его люблю.

— Это хорошо. Настоящая любовь поможет вам преодолеть все невзгоды. А вам, милая, прежде чем вы доберетесь до моих лет, предстоит испытать немало невзгод, уж поверьте мне, старухе.

Взгляд ужасных и одновременно прекрасных изумрудных глаз остановился на мне и завладел мной целиком и полностью.

— Здравствуй, молодой человек, — приветствовала меня Леди. — Надеюсь, ты никогда не отлыниваешь от домашних дел и всегда помогаешь маме?

— Да, — ответил я. Язык отказывался мне служить.

— Ты вытираешь тарелки? Убираешь у себя в комнате? И даже подметаешь крыльцо?

— Да, мэм.

— Что ж, хорошо. Хотя могу спорить, что до сих пор ты не пользовался метлой так, как решил сделать это в доме Нилы Кастиль, верно?

Я с трудом сглотнул. Теперь и я, и мама знали, о чем пойдет речь.

Леди улыбнулась нам.

— Жаль, что мне так и не пришлось Его увидеть. Клянусь, я бы хотела с ним повидаться.

— Это Нила Кастиль вам все рассказала? — спросила мама.

— Да, она все рассказала. А кроме того, я долго разговаривала с маленьким Гэвином.

Глаза Леди больше не отпускали меня ни на минуту.

— Вы спасли Гэвину жизнь, молодой человек, вот так. Знаете ли вы, что это означает для меня? Я отрицательно помотал головой.

— Мать Нилы была моей хорошей подругой, упокой. Господи, ее душу. Можно сказать, что я была приемной матерью Нилы. И Гэвина я всегда считала своим внуком. Гэвина впереди ждет долгая счастливая жизнь. Благодаря тебе. Кори, он получил возможность дожить до старости.

— Я просто испугался… что он меня съест, — ответил я. Леди коротко рассмеялась:

— И поэтому ты напал на него с метлой! Господи, Господи! Он слишком возомнил о себе, решил, что стал таким старым и важным, что может запросто выбраться из реки и зайти в любой дом, если ему вдруг захочется есть. Но ты накормил его досыта, это уж точно!

— Он съел собаку, — сказал я.

— Еще бы, в этом он мастер! — отозвалась Леди; ее смех затих. Потом она переплела свои худые пальцы на животе и наконец взглянула на маму.

— Вы были очень добры к Ниле и ее отцу. Вот почему с этих пор, как только, не дай Бог, у вас в доме что-то сломается, вы можете позвонить мистеру Лайтфуту и он все починит бесплатно. Ваш мальчик спас жизнь моему Гэвину. И я хочу его как-нибудь отблагодарить. Я решила сделать ему подарок. Конечно, если вы не возражаете?

— В этом совершенно нет необходимости.

— Нет, необходимость в этом есть, — твердо отозвалась Леди. В ее голосе послышался отдаленный металл раздражения, и мне стало ясно, что в молодости она была дьявольски упряма. — Именно для того я вас сюда и позвала.

— Тогда хорошо, я согласна, — ответила мама, слегка нахмурившись.

— Итак, молодой человек, — спросила Леди, и ее глаза снова впились в мое лицо, — что бы вам хотелось получить в подарок?

Да, действительно, было о чем подумать. — Все, что захочу? — переспросил я.

— В пределах разумного, — подала голос мама.

— Все, что угодно, — ответила Леди Я еще немного подумал, хотя ответ напрашивался сам собой.

— Велосипед. Новый велосипед, совсем новый, который никому до меня не принадлежал.

— Так, — проговорила Леди и кивнула. — Новый велосипед. Очень хорошо. С настоящей фарой?

— Да, мэм.

— И с гудком?

— Это было бы здорово, — ответил я.

— Он должен быть самым быстрым? Чтобы мог обогнать кошку, когда та спешит забраться на дерево от собаки?

— Да, мэм.

Я уже весь дрожал от возбуждения.

— Конечно, я именно такой и хотел бы!

— Тогда ты его получишь! Ты его получишь, как только я смогу поднять свои старые кости с постели.