Любовники старой девы

Жигмонт и Михал уселись друг против друга. Старая Мария подала две оловянные кружки кисловатого пива, черный хлеб, полголовки жесткого сыра.

— Да, гостей здесь не балуют! — Жигмонт улыбнулся. Он выговорил эту фразу тихим голосом, наклонясь к Михалу. Но служанка, кажется, расслышала и посмотрела на них.

Вначале Жигмонту, да и Михалу казалось, что Мария в кухне разговорится, как все старые служанки, и много чего расскажет о семействе Шомёги. Но старуха была на редкость молчалива. Поставив еду на стол, она скрестила руки на груди и прислонилась к притолоке, словно бы ожидая дальнейших приказаний.

Жигмонт и Михал быстро прикончили скудный ужин и сидели за столом, молча. Говорить при служанке им не хотелось. В кухне было сумрачно и тоскливо. Жигмонт почувствовал, что и вправду устал, нетерпеливо ждал он, когда же придет старый Чоба и проводит их в комнаты. Михал тоже сидел понурившись, о чем-то напряженно раздумывая.

Наконец слуга явился. Должно быть, комнаты находились в таком запустении, что пришлось долго приводить их в относительный порядок.

Жигмонт и Михал поднялись из-за стола. Чоба, держа светильник, пошел впереди. Мария осталась в кухне.

Старик провел их по темному коридору, подвел к двум соседним дверям и подал ключи.

— Вот, господа, ваши комнаты! Завтрак у нас ранний. Госпожа выходит на кухню.

— Благодарю. Возьми! — Жигмонт протянул ему мелкую монету.

Чоба поклонился, поблагодарил в свою очередь, и заковылял по коридору.

— Думаю, завтрак ни в чем не уступит ужину! — Жигмонт улыбнулся Михалу.

Вдвоем они осмотрели комнаты. Убранство этих комнат смело можно было назвать аскетическим. Это скорее напоминало монастырские кельи или темницы, но отнюдь не комнаты для гостей в старинном замке. В каждой комнате стояла узкая деревянная кровать. Тюфяки, подушки и одеяла оказались жесткие, серые, вытертые. На подоконниках узких зарешеченных окон теплились свечи. Никакой воды для умывания гостям не полагалось.

— Интересно, где здесь отхожее место? — заметил Михал философическим тоном.

— Вой там. — Жигмонт указал рукой. — Коридор упирается в стену и там, видишь, поставлена лохань.

— Это называется скромная жизнь! — Михал усмехнулся.

— Подождем до утра. Я действительно устал и мне хочется спать.

Они разошлись, каждый — в свою комнату. Жигмонт лег и задул свечу.

Из темноты огромного строения доносились шумы, шорохи, невнятные звуки.

Как это часто бывает ночью, из глубины памяти ярко всплыли живые картины воспоминаний. Жигмонт знал этот замок.

В кухне мирно беседовали старые слуги семейства Шомёги, Мария и Чоба. По сравнению с тем ужином, которым Мария попотчевала гостей, угощение, разложенное на столе теперь, могло считаться даже роскошным. Сметана, масло, деревенская колбаса приятно разнообразили утомительную обыденность вечерних часов.

— И, значит, ты узнала его… — нерешительно начал старик, продолжая разговор.

— Сразу же! И будь я проклята, если госпожа Кларинда посылала ему письмо!

— Да, это на нее не похоже! Хотя… Может быть, она решила наконец-то устроить судьбу девочки.

Мария фыркнула.

— Что ты фыркаешь, как дикая кошка? Неужели девчонке оставаться в старых девах и целыми днями молиться да поститься, как ее преподобная тетушка, наша госпожа Кларинда…

Мария перебила его резким хохотом.

— Нечего скалиться! Я говорю дело!

— Может, ты и прав, — Мария вдруг посерьезнела. — А только глупы вы, мужики! Куда как глупы!

— Зато вам, бабам, где господь ума недодал, там дьявол подбавил!

ГЛАВА 32

Жигмонт и Михал поднялись рано. Нашли выход во двор, посмотрели коней в конюшне, напоили их, поводили, потом сами умылись у колодца.

Когда они вошли в кухню, там за столом уже сидела Ивана, племянница хозяйки. Стол на этот раз выглядел более пристойно и чисто. При дневном свете они могли разглядеть девушку. Должно быть, ей уже минуло двадцать лет или даже немного больше. Высокая, стройная и тонкая, она все равно производила впечатление сильной. Темные, распущенные по плечам волосы, густые темные брови оттеняли приятно ее нежно-смуглое лицо. Особенно хороши были у нее глаза — темные, глубокие, большие и как-то безоглядно сияющие. Крепко зажав деревянную рукоять ножа в своих длинных, тонких и сильных, но чуть загрубелых пальцах, девушка резала на ровные ломти ковригу ржаного хлеба. Пальцы ее украшало несколько дешевых серебряных колечек, в уши были вдеты большие круглые серебряные серьги. Одета она была в темное синее платье из холста деревенской выделки. В этом странном жилье, где гостям не подавали воду для умывания, девушка выглядела чистой, нежной и доброй. Михал то и дело заглядывался на нее и лицо у него делалось умиленно-мечтательным и немного смешным, как у ребенка, который собирается просить взрослых об исполнении какого-то своего детского желания.

И Жигмонту и Михалу казалось, что они видели эту милую девушку прежде, но где и когда — не припоминалось.

Девушка улыбнулась и пригласила гостей к столу. Они назвали друг другу свои имена. Девушка извинилась за свое вчерашнее поведение — они с тетей живут очень замкнуто, никаких гостей у них не бывает, вот она и испугалась. Нет, о письме она ничего не знает.

— Но тетя Кларинда сейчас спустится и будет говорить с вами.

— Она уже знает о нашем приезде? — спросил Жигмонт.

— Нет, — Ивана покраснела. — Она с вечера еще не выходила. А я не беспокою ее, у нас так заведено. Но она скоро выйдет! — Девушка глянула на дверь с некоторым беспокойством, затем позвала служанку. — Мария!

Мария тотчас вошла в кухню.

— Мария, принеси молока для тети Кларинды! Скорее! Она скоро выйдет! Я совсем забыла о молоке!

Служанка принесла с ледника небольшой кувшин с молоком.

— Тетя Кларинда любит холодное молоко! — пояснила Ивана. И тут же смутилась тому, что посвящает гостей в столь интимные подробности тетиных вкусов и привычек.

Таким образом, завтрак проходил довольно приятно. Но тетя Кларинда всё не являлась.

Наконец все уже открыто томились ожиданием. На лице Иваны появилось выражение испуга. Михалу стало жаль ее.

— Она, наверное, привыкла поздно выходить, — предположил юноша своим мягким доброжелательным голосом.

— Нет, нет! — поспешно и пугливо возразила Ивана. — Она всегда выходит рано!

— Ну, значит, она совсем скоро выйдет! — Михалу было немного досадно на себя — он так неудачно попытался успокоить девушку.

Подождали еще. Хозяйка не появлялась.

— Надо бы сходить, посмотреть, что с ней! — уронила подошедшая близко к столу Мария.

— Нет, нет! — встрепенулась Ивана. — Я боюсь! Она не любит, когда ее тревожат!

— Мария права! — спокойно вмешался Жигмонт. — Пусть она и поднимется к госпоже. Думаю, та не рассердится на старую служанку!

Ивана сидела, как на иголках, всё порывалась что-то сказать, возразить, но Жигмонт делал вид, будто не замечает ее волнения.

— Ступайте, Мария, — сказал он. — Мы будем ждать у лестницы.

Его тон и манера держать себя внушили почтение старой служанке.

Все собрались у лестницы, где уже ждал Чоба. Мария поднялась наверх. Ивана не находила себе места. Она опустилась на ступеньку и закрыла лицо ладонями.

— Это камень, — мягко произнес Михал. — Вы простудитесь!

Она отняла ладони от лица, посмотрела на юношу и вдруг послушно встала.

Страшный протяженный визгливый женский крик заставил всех невольно вздрогнуть.

Кричала Мария.

Вот она появилась на верхней ступеньке, лицо искажено от ужаса, вскинутые руки дрожат.

— Сюда! Сюда! Помогите!

В два прыжка Жигмонт очутился рядом с ней. За ним поспешили остальные.

Они подбежали к двери в спальню. Мария, дрожа, припала к стене. Жигмонт рывком распахнул дверь.

Глазам их открылась широкая с высоким потолком комната. Когда-то потолок украшала лепнина, но теперь многие завитки осыпались, углы затянула паутина.