Ночь триффидов

Глава 16

Ритмы ночи

Керрис предложила после ресторана заглянуть в бар, где играла живая музыка. Я ожидал, что мы проглотим там пару коктейлей под негромкие звуки приютившегося где-то в углу фортепьяно. Но ожидания не оправдались, и мне пришлось познакомиться с еще одной стороной местной культуры. В дальнем конце помещения на возвышении находился оркестр, состоящий из электрогитар и работающих через усилитель ударных инструментов. Шум они производили просто феноменальный. Как только я переступил порог, на меня обрушилась лавина звуков. На танцевальной площадке в бешеном ритме, не обращая ни на кого внимания, тряслись несколько человек.

Керрис что-то прокричала мне в ухо. Кричала она, видимо, громко, поскольку моя барабанная перепонка едва не лопнула. Но слов я все-таки не разобрал.

Широко ухмыляясь, я жестом показал, что ни черта не слышал.

Она прокричала еще раз и теперь с такого близкого расстояния, что ее губы защекотали мне ухо. — Манхэттен-блюз!

Я не знал, что это должно означать: название песни, наименование оркестра или манеру исполнения. Но эта громогласная музыка никого не могла оставить равнодушным. Ударные ритмично сотрясали воздух, а гитары выводили мелодию, имитируя рыдающий человеческий голос. В одном из гитаристов я, к своему величайшему изумлению, узнал Гэбриэла Дидса.

Я словно зачарованный следил за танцорами. В помещении было жарко, как в топке, а многочисленные любители выпить, истекая потом, непроизвольно дергались в такт оглушительным ритмам.

Музыка играла минут двадцать, и гитара Гэбриэла без пауз переходила от лирической мягкости звучания к тревожным воплям и вою, более всего напоминающим рев пролетающего над самой головой реактивного истребителя. Когда Гэбриэл играл, его взгляд был устремлен над нашими головами куда-то вдаль, словно стены бара распахнулись и перед ним открылись картины рая. Чем больше я вслушивался в звуки гитары, тем сильнее мне слышались пронизывающие музыку боль и тоска.

Как только музыка умолкла, Керрис взяла меня за руку и подвела сквозь толпу к сцене. Гэбриэл, прислонив гитару к большому, как чайный буфет, усилителю, вытер полотенцем шею и смахнул капли пота со лба.

— Керрис, Дэвид, — улыбнулся он, заметив нас. — Вы успели хоть что-то услышать?

Я сказал, что преклоняюсь перед музыкой и ее исполнением. И добавил, что ничего подобного мне раньше слышать не приходилось.

— Отлично, — сказал он, явно довольный. — Это лучший способ стряхнуть мусор, который накапливается за день сидения в офисе.

— Я знала, что найду тебя здесь, — сказала Керрис. — Мне очень хотелось, чтобы Дэвид услышал твою музыку. Мы немного поболтали об искусстве, потом разговор каким-то образом свернул на тему триффидов. Оказывается, Гэбриэл утром был на конференции, где обсуждались разного рода гипотезы (и фантастические предположения), включая гипотезу о происхождении сверхъестественной тьмы. — Наиболее убедительным, — сказал он, — мне показалось предположение, что снижение освещенности явилось следствием прохождения обломков кометы между Землей и Солнцем.

— Да, на снижение освещенности это явление, бесспорно, повлиять могло. Но вот уже месяц мы живем в сумраке, и если это обломки кометы, то мы должны скоро выйти из зоны их действия. Верно?

— Именно на это и надеются ученые. Освещенность постепенно возрастает. Так же как и температура. В последнее время среднесуточная температура увеличилась почти на полтора градуса.

— Итак, мы возвращаемся к обычному дневному свету?

— Но я на всякий случай держал бы пальцы крестом. Не думаю, что нам уже удалось выбраться из леса. Есть и еще кое-что. — Он обмотал полотенце вокруг шеи и продолжил: — Может быть, под влиянием темноты, а может быть, в силу иных, неизвестных нам причин триффиды в последнее время стали, если можно так выразиться, чересчур нервными. Говорят, что шум, который они производят, слышен через Ист-ривер. Они с такой силой колотят отростками по стволу, будто от этого зависит их жизнь.

— Если недостаток света убивает обычные растения, триффидам, видимо, тоже приходится несладко, — заметил я.

— И поделом, — с чувством произнесла Керрис. — Надеюсь, эти уроды все сдохнут!

— Нам известно, что недостаток тепла и света приводит их в коматозное состояние...

— Или же они переходят на усиленное питание.

— И это, в свою очередь, означает, что им требуется мясо, — мрачно добавил Гэбриэл, возвращая нас на землю.

— Боюсь, что семьдесят миллионов триффидов, которых мы имеем в качестве соседей, не ограничат свои аппетиты парой чизбургеров, — невесело улыбнулась Керрис. — Они настроены на пиршество.

— Именно. — Гэбриэл бросил взгляд на часы. — Мне пора, начинается очередной тур. Вы, ребята, еще здесь побудете?

— Побудем, если не прогонишь нас своим грохотом. Как только оркестр заиграл, счастливая толпа ринулась на танцплощадку и принялась самозабвенно топать и извиваться под оглушительную музыку. Казалось, у этих людей вообще нет никаких забот.

— Позвольте выразить вам благодарность за столь приятный вечер, — высокопарно начал я, когда мы зашагали в сторону отеля. — Однако...

— Что не так? — Керрис взглянула на меня с испугом.

— Я чувствую себя виноватым в том, что отнимаю у вас столько времени, навязывая вам свое общество...

— Виноваты в том, что навязываете?.. — эхом отозвалась она. — Для моего уха эти слова звучат уж очень по-английски. Как они переводятся на человеческий язык? «Ну, пока. Я позвоню вам как-нибудь позже» или: «Прощайте, надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся»?

— Простите, не понял... Нет, вовсе нет! — Похоже, я ухитрился ее обидеть. — Но если ваше начальство поручило вам составить мне компанию, то я нахожу это несправедливым...

— Мне никто ничего не поручал. Я всегда делаю только то, что мне хочется.

— Значит, вы не возражаете против того, чтобы проводить время в моем обществе? Я вам не навязываюсь?

— Он навязывается? Боже мой! Какую смешную чушь вы несете! Некоторое время мы молча стояли, глядя друг на друга, словно неподвижный остров в речном потоке пешеходов, а пешеходов — несмотря на поздний час — было полным полно. В ее глазах отражался свет уличных фонарей, над нашими головами высились небоскребы. Освещенные окна делали их похожими на украшенные гирляндами драгоценных камней колонны.

— Это правда, что меня попросили вам помочь и показать достопримечательности города. — Керрис улыбнулась, чуть склонив голову набок.

— Как раз это я и имел в виду. У меня нет права вторгаться в вашу...

— Но, — она предостерегающе подняла палец, — во-первых, я не хотела, чтобы вы в одиночестве болтались по нашему городу. Во-вторых, хотите верьте, хотите нет, мне нравится быть в вашем обществе. Не знаю, чем это объяснить... — Она лукаво улыбнулась. — Возможно, дело в вашем забавном произношении или фразах, которые вы вдруг говорите, а может быть, и в чем-то ином.

— В таком случае я, видимо, имею право сказать... — Но тут я издал невнятное мычание, за которым последовало: — Черт побери! Кто выключил свет?

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что все уличное освещение вырубилось, а окна в домах погасли. Из всех источников света остались только автомобильные фары. Не успел я мигнуть, как погасли и они.

На Манхэттен опустилась непроглядная тьма. Даже курильщики притушили сигареты. Помимо темноты, на улице воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь вздохами застывших в ожидании людей.

Чья-то рука схватила меня за пальцы, и я услышал шепот Керрис:

— В подъезд! Быстро!

В этой кромешной тьме я ничего не мог рассмотреть, но при помощи Керрис все же сумел чуть ли не ощупью найти нишу в стене, однако только для того, чтобы тут же натолкнуться плечом на стену.

— Проклятие... — прошептала она, и в этом довольно невинном выражении я уловил нотки сожаления.

Это походило на аварию в электрической сети. Но почему в таком случае водители выключили фары? Едва я успел задать себе этот вопрос, как с крыши здания над моей головой ударил луч прожектора. Вспыхнул еще один прожектор. Затем еще один. Через несколько секунд по подбрюшью облаков, словно пытаясь что-то найти, уже рыскали несколько светлых пятен.