Магнит (СИ)

Громко. И крик её разрезал висевшую в школе тишину.

А вслед за криком последовал ещё один шум, которого не было слышно до этого. Оставив кричавшую Бриджет, я кинулся к кабинету биологии.

Перед ним стояла Шарлотта. Спиной ко мне, лицом к классу.

— Чарли? — осторожно позвал я, перебивая крик. — Чарли, ты…

Фразу закончить не удалось.

Она взглянула на меня, потом вновь вернулась взглядом в кабинет.

А потом раздался оглушительный звон.

Я подбежал ближе, но тут же отступился.

Стёкла вылетели из окон. Осколки осыпали всех, кто находился в кабинете. В особенности стоявшего у самого окна мистера Клауса.

Бри перестала кричать. Вместо крика раздавались глухие рыдания.

Я оттолкнул Чарли в сторону и вбежал в кабинет. Здесь никто не двигался. Совсем никто.

— Мистер Клаус! — заорал я, устремившись к нему. — Мистер Клаус, вы меня слышите? Мистер…

И тут у меня пересохло во рту.

По голове мистера Клауса, нашего доброго мистера Клауса, стекала кровь. Глаза остекленели и смотрели на потолок. Я по инерции устремил свой взгляд туда же… и едва не потерял равновесие.

Кровавая надпись сияла своим ужасающим значением:

12 МЁРТВЫХ.

— Двенадцать мёртвых, — послышался сзади голос Шарлотты. — И этого не изменить. Двенадцать человек умрут, как бы вам не хотелось этого изменить.

Она улыбалась. Конечно, улыбалась не она, а Хейли.

Мне было искренне жаль мою лучшую подругу. Мою потерянную лучшую подругу, ставшую марионеткой.

— Чарли, одумайся…

— Двенадцать человек умрут, — механически повторила она. — Умрут. Умрут, умрут, умрут.

Я выбежал из кабинета, схватившись за голову. Голос Чарли звенел у меня в голове, перед глазами мелькало то безжизненное тело Клауса, то кровавая надпись.

Со стороны лестницы выбежала Сидни, а за ней ещё много учеников. Увидев меня, она сразу ринулась ко мне с таким лицом, словно кто-то умер.

Ну да, так и есть, умер. Мистер Клаус.

— Томас! — закричала Сид. — Томас, что случилось?

Она пощёлкала пальцами у меня перед глазами, потрясла меня за плечи. Но я словно выключился.

— Томас! — заорала она. Я посмотрел ей в глаза. Провёл рукой по её волосам.

— Пойдём отсюда, — тихо сказал я.

Приобнял её за плечи, повёл к лестнице.

Ноги тащили меня и Сидни за собой подальше от этого ужаса. Но сбежать от него окончательно не могли. Хотя бы потому, что мы — его часть.

***

Дом Сидни я привык рассматривать исключительно как место проведения самых взбалмошных вечеринок. Дом, где нередко лился рекой алкоголь, а некоторые даже протаскивали с собой травку, хотя им потом за это доставалось. От нас. Мы ведь такие правильные, что просто слов нет. Дом, где к утру почти во всех комнатах приходилось наводить порядок, да ещё нужно было успеть до приезда матери или отца Сидни, иначе ничего хорошего из этого бы не вышло. Или они бы не обратили внимания. У них же у самих проблем по горло. Иногда они наверняка бы и сами не отказались от подобной вечеринки.

Но этот же дом вызывал у меня, да и не только у меня, другие, менее весёлые воспоминания. А именно — вечеринку в честь дня рождения Хейли.

Самый ужасный момент был даже не тот, когда мы нашли мёртвого Джо, нет. Самым ужасным был тот момент, когда мы разделились. Когда Сидни осталась на парковке. Когда мы не понимали, что происходит. Когда все исчезли.

Это начало конца и было самым страшным. Когда начинаешь падать, никогда не знаешь наверняка, чем это падение закончится. Мы не знали. Мы тогда даже и не знали, что вообще падаем. Узнали потом и очень пожалели о том, что узнали.

— Здесь, вероятно, Хейли навела полнейший хаос, — с грустью вспомнила Сидни, войдя в свою комнату. Сейчас ничего не говорило о том, что здесь происходило совсем недавно, но стоит вспомнить тот звонок моей подруги, когда её переполняли одни эмоции. Когда её комната выглядела так, словно её обыскивали на наличие тех же наркотиков.

— Хаос она навела повсюду, — горько усмехнулся я. — Везде, где только можно.

— И зачем? — спросила Сид, не ожидая услышать какой-либо ответ.

— Может, она устроила беспорядок снаружи, потому что хотела избавиться от беспорядка внутри?

Она пожала плечами. Переложила какие-то тетрадки на полку, убрала ручки в пенал. Вновь подошла ко мне.

Повисло неловкое молчание. Нам обоим хотелось говорить, но, видимо, мы не могли найти нужных слов. А меня тянуло к ней, словно магнитом, и я ничего не мог с собой поделать.

— Сидни, — тихо прошептал я, заправив выбившуюся прядку волос ей за ухо. Провёл ладонью по её щеке.

Сидни, наша маленькая кукла Барби, попавшая совсем не в нужное место. Но здесь она нашла меня.

И я понял: я нашёл её.

Я наклонился к ней, она поднялась на цыпочки, положив мне руки на плечи. И наши губы встретились.

Я запустил руки в её спутанные волосы, а она отвечала на все поцелуи с той страстью, что, казалось, ждала этого момента всё то время, когда она любила меня. Любила, любила, любила всегда, при любых обстоятельствах, несмотря ни на что. А теперь я любил её. Здесь и сейчас. Ощущая вкус её клубничного блеска для губ, чувствуя, как её пальцы хрупко впиваются мне в спину. Открываясь друг от друга на какое-то мгновение из-за нехватки воздуха и снова ныряя в бездну.

Этой бездной были мы. Опустошённые, распластанные по земле этого города. И утешение мы смогли найти только в нас самих. Только друг в друге.

Она сама потянула меня к кровати. Повалила меня на неё, не переставая целовать. Я понимал: она слишком долго ждала этих мгновений. На пару секунд мы остановились и посмотрели друг на друга.

— Это вообще нормально? — осторожно хихикнув, спросила Сидни.

— Что именно?

— То, что мы творим.

— Разве здесь есть что-нибудь… — я ненадолго задумался и закончил фразу: — Противозаконное?

Она улыбнулась. Покачала головой.

Тогда я перехватил инициативу. Теперь я навис сверху, изучая взглядом её лицо.

Снова секунды молчания. А потом снова вливаемся в нашу общую бездну.

Всё превращается в сплошные ощущения. Ощущения губ, рук, чувство какого-то единения. Её холодные руки под моей футболкой. Её трепещущие ресницы. Её приглушённый смех.

А потом кто-то словно заставил метроном тикать чаще. И всё замелькало в каком-то бешеном темпе. Не то presto, не то allegro. Без постепенного нарастания, а очень резко.

Футболка — прочь. Кофта, пуговица за пуговицей, — тоже — прочь. Молнии будто бы недовольно зажужжали и смолкли.

И снова всё в сплошных ощущениях. Ощущая друг друга, ощущаем безысходность. Ощущаем весь абсурд ситуации, всю его сущность. Понимаем: мы выше этого. Понимаем: мы — это мы. И нет ничего более настоящего, чем то, что происходит с нами.

***

— Бриджет дома сидит на успокоительных, — возвестила Сидни, глядя в телефон. Я повернулся на бок.

— А что с теми, кто был в классе? — спросил я. Сейчас мы снова вернулись к событиям, произошедшим в школе. Всё-таки от них отойти было не так-то просто.

— Бри пишет, что все ранены, но не так уж и сильно. Мистер Клаус скончался на месте.

— Я видел, — сказал я и вздрогнул. Всего пару часов назад я успел побывать на настоящем кровавом пиру, а казалось, что это всё было так давно.

Сид поёжилась под одеялом, натянув его сильнее на себя. Вид у неё был, как у напуганного цыплёнка.

— Жуткое зрелище, — пробормотала она. — Это ж в него очень много осколков и…

— Голова была вся в крови, — оборвал её я и понял, насколько омерзительно эти слова звучали. И как это ужасно выглядело.

Да уж, мёртвый мистер Клаус теперь вполне может являться ко мне в моих ночных кошмарах.

— И Бриджет это предчувствовала?

Я попытался улыбнуться.

— Видимо. По крайней мере, она говорила, что предчувствовала что-то. И у неё было такое странное состояние, будто она призраков видела. Хотя не знаю, мы ж в такое состояние не впадали, когда с Хейли общались.