Книги крови III—IV: Исповедь савана

Солнце еще не выбралось из тумана, его лучи просачивались сквозь сизую дымку и окрашивали местность в унылые тона. Море, скалы, камешки на берегу утратили свои истинные цвета; все вокруг приобрело мерзкий оттенок переваренного мяса. Я не прошла и сотни ярдов, как этот вылинявший серый мир стал раздражать меня, и я повернула обратно. Неприятные чмокающие звуки справа: это вода колеблется и бьется о камни, крохотные волны расходятся по поверхности, методичное хлюпанье приводит в уныние… Я начинала ненавидеть этот остров.

Когда я вернулась, Рэй возился с радио. Ничего, кроме белого шума, услышать не удавалось. Он занимался этим уже более получаса и теперь махнул на приемник рукой. Анжела соизволила принести завтрак. Состоял он из сардин, консервированных грибов и уцелевших тостов, однако подан был с претензией — будто перед ними чудо, должное вызывать не меньшее восхищение, чем пять хлебов Иисуса. В любом случае, есть не хотелось. Это место отбивало аппетит.

— Не правда ли, забавно… — начал Джонатан.

— Весельчак ты наш, — не удержался Рэй.

— Забавно, что здесь такая тишина. Нет звуков моторов, ничего вообще. Сверхъестественно.

Тут он был прав. Нас окружало полнейшее безмолвие, тишина глубокая, давящая… Если бы не едва различимый плеск волн и звуки наших собственных голосов, можно было бы подумать, будто мы оглохли.

Я сидела на корме и разглядывала море. Оно было по-прежнему серым, но уже понемногу проступали другие цвета: зеленоватый, голубой, немного пурпурного… Вода выглядела заманчиво. Все лучше, чем сидеть среди кислых физиономий, решила я и объявила, что иду купаться.

— Не стоит, любовь моя, — ответил Рэй. — Я бы не советовал.

— Но почему?

— Течение, которое прибило нас сюда, очень сильное. Не стоит рисковать.

— Но приливной волной меня просто выбросит на берег.

— Мы не знаем, какие здесь еще течения. И не забывай о водоворотах. Может затянуть.

Я снова взглянула на море. На вид вполне мирное, однако Рэй прав: впечатление может быть обманчивым.

Анжела дулась из-за того, что к ее сногсшибательному завтраку едва притронулись. Рэй ей подыгрывал. Он любит возиться с ней, нянчить и утирать сопли. Видимо, такие дурацкие игры доставляют ему удовольствие. Меня ясе от них тошнит. Нужно было помыть посуду, и я спустилась в кубрик. Вычистила тарелки, выбросила отходы в море через иллюминатор и долго смотрела, как расплываются на поверхности воды жирные пятна от недоеденных сардин. Корм для крабов. Если здесь водится хоть один уважающий себя краб. Джонатан спустился ко мне, и было заметно, что он чувствует себя по-дурацки, несмотря на браваду. Он стоял в дверях, пытаясь поймать мой взгляд, пока я кое-как мыла тарелки. Этому человеку нужно одно: заверение, что я не считаю случившееся его виной, а его самого — кретином. Но я молчала.

— Тебе помочь? — спросил Джонатан.

— Нет, — ответила я, стараясь, чтобы это не звучало слишком резко, — для двоих здесь мало места.

Он все же вздрогнул Да, недавний эпизод сильно отразился на самооценке бедняги. Его уважение к себе было подорвано и требовало подкрепления.

— Послушай, — мягко начала я, — отчего бы тебе не пойти на палубу? Позагорай, пока не слишком припекает.

— Я чувствую себя дерьмом, — сказал он.

— Все произошло случайно.

— Полным дерьмом.

— Ты же говоришь, что нас поднимет приливом.

Он спустился ко мне. Для двоих действительно тесно; я почувствовала себя нехорошо — почти клаустрофобия. Его загорелое тело было слишком крупным для такого помещения.

— Я же сказала, Джонатан.

Он положил руку мне на затылок, затем опустил пальцы на шею, слегка массируя ее. Можно было отстранить его, но я не стала: зачем? Безразличие и усталость овладели мной. Возможно, действие этого места, этого воздуха… Другая его рука скользнула от моей талии к груди. Я оставалась равнодушной к маневрам Джонатана. Пускай, если он так этого хочет.

На палубе захлебывалась в истерическом смехе Анжела. Я явственно видела ее лицо. Она сейчас запрокидывает голову, встряхивая волосами, и хохочет… Джонатан расстегнул шорты, они упали на пол. Я позволила его губам припасть к моим, и язык, настойчивый, как палец дантиста, стал исследовать мои десны. Затем Джонатан стащил с меня бикини, отшвырнул его в сторону, пристроился поудобнее и вошел в меня.

Звук скрипнувшей ступеньки был негромким, но я уловила его и взглянула наверх. В дверном проеме за спиной Джонатана, глядя на его задницу и сплетение наших рук, стоял Рэй. Интересно, видит ли он, что я ничего не чувствую? Что я абсолютно бесстрастна и возбуждаюсь, только представляя вместо Джонатана его, Рэя, — его руки, спину…

Рэй беззвучно исчез из дверей, и через некоторое время (за которое Джонатан успел сказать мне, что любит меня, а Рэй — поведать Анжеле о том, что он увидел) с палубы раздался истерический гогот. Пусть эта сука думает что хочет — ее проблемы.

Джонатан продолжал свои труды, действуя умело и обдуманно, но вдохновения ему явно не хватало. Он сморщил лоб, как школьник, пытающийся решить сложную задачу. Кончил он внезапно, только еще сильнее скривился и сжал мои плечи. Он остановился, поймал мой взгляд, и на какое-то мгновение мне даже захотелось поцеловать его. Но Джонатан уже утратил свой пыл и отстранился, тяжело дыша.

— Я всегда тонко улавливаю момент, — пробормотал он и стал надевать шорты. — Скажи, тебе было хорошо?

Я кивнула. Хотя на самом деле мне было смешно. Все это очень смешно. Вдруг очутиться в несуществующем на карте месте с этим ребенком двадцати шести лет, Анжелой и человеком, которому абсолютно все равно, жива я или нет. Впрочем, как и мне самой. Почему-то всплыли перед глазами объедки, что я выкинула в море: они покачивались на поверхности, пока их не накрыла волна…

Джонатан поднялся по ступенькам. Я сварила кофе, постояла немного, глядя в иллюминатор, и тоже вышла на палубу. Рэй с Анжелой отправились осмотреть остров и поискать людей. Джонатан сидел на моем месте на корме и глядел в пространство перед собой. Чтобы что-то сказать, я заметила:

— Кажется, мы чуть поднялись.

— Ты думаешь?

Я поставила перед ним кофе.

— Спасибо.

— Где остальные?

— Обследуют местность. — Он растерянно взглянул на меня и добавил: — Я по-прежнему чувствую себя дерьмом.

Я увидела рядом с ним бутылку джина.

— Не рановато ли пить?

— Присоединяйся.

— Еще нет одиннадцати.

— Кому какое дело? — Он указал на море: — Смотри туда… да нет же! Туда, прямо за моим пальцем… видишь?

— Нет.

— Вон там, на грани тумана, появляется и исчезает… Опять!

Я действительно увидела что-то мелькнувшее в воде на расстоянии двадцати-тридцати ярдов от «Эммануэль».

— Похоже на тюленя.

— Не думаю.

— Солнце прогревает воду, Джонатан. Тюлени приплывают погреться на мелководье.

— Говорю тебе, это не тюлень. Оно как-то странно переворачивается…

— Возможно, обломок корабля?

— Черт его знает.

Он присосался к бутылке.

— Оставь на вечер.

— Хорошо, мамочка.

Несколько минут мы сидели в тишине. Тюлень — или что там это было — еще раз показался на поверхности воды, повернулся и исчез. «Через час, — подумала я, — начнется прилив и снесет нас с этого проклятого берега.»

Тишину нарушил крик Анжелы, донесшийся издалека:

— Эй! Ребята!

«Ребятами» она, видимо, назвала нас Джонатан привстал и, загораживаясь рукой от солнца, светившего уже довольно ярко, всмотрелся и произнес безразлично:

— А, она нам машет…

— Пусть машет.

— Ребята! — закричала Анжела снова.

Джонатан сложил руки рупором и проорал в ответ:

— Тебе чего надо?

— Идите сюда, увидите!

— Она хочет, чтобы мы что-то увидели, — обратился Джонатан ко мне. — Идем?

— Нет никакого желания.

— А здесь что делать? Пошли, мы ничего не теряем.

Мне действительно было лень шевелиться, но Джонатан схватил меня на руки и спустил вниз. От него разило джином.