Возвращение карнавала
Возвращение карнавала читать книгу онлайн
Это — мир по ту сторону зеркала, по ту сторону добра и зла. Мир, где лев раздирает ягнёнка, у ангелов чёрные крылья, а люди — всего лишь игрушки в чьих-то холодных руках со стеклянными ногтями. На призрачных лицах горят окровавленные губы. Шуты и убийцы в белых перчатках, прячущие рты за веерами из траурного кружева. Всполохи черных свечей, над которыми пляшут летучие мыши, аромат могильных цветов и болотные огни. Мир ночи, хищников, теней…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но она не могла уйти.
Шарлотта смотрела в окно. Её лицо казалось зеркалом, отражавшим полумрак. Какие странные, ранние сумерки. И вдруг…
— Что? — встрепенулась Матильда.
— Ничего.
— Ты только что сказала… «Карнавал».
— Карнавал? — повторила Шарлотта. Опять это чувство горящей плети на обнажённой спине. — Тебе показалось.
Конечно, ей показалось. Мир иллюзий, вот это что такое. И Шарлотта — повелительница иллюзий. Все эти годы ей казалось, что Шарлотта — её подруга, что она должна приходить сюда каждый день и сидеть подле неё, как весталка, хранящая священный огонь. Зачем ей это? Зачем пытаться приручить чёрную кошку со стальными когтями? Зачем, если эти когти исполосовали её сердце?
— Карнавал…
Снова этот беззвучный шёпот. И снова боль. Её руки в огне. Священный огнь… смертельный огонь… волосы Шарлотты…
Уйти, бежать, пока ещё не поздно…
Но разве уже не поздно?
— Карнавал…
Вот её дом. Калитка пронзительно жёлтого цвета, вся в глубоких причудливых трещинках. Дверь, железная ручка, нагретая солнцем. Полусгнившие яблоки валяются в ещё густой и зелёной, но уже тускнеющей траве. Эта трава так упорно прорывается между разбитыми серыми плитками, которыми выложена кривая, несуразная дорожка к дому. Глядя на эти твёрдые побеги, живыми ножами пробивавшие камень, Матильда всегда вспоминала Шарлотту. Почему? Она не знала…
Она толкнула дверь, и тут же её обступили, как будто призывая к ответу за что-то, с рождения знакомые шорохи и запахи. Занавески на окнах. Вот здесь кружево разорвано, здесь — пятно от жирного соуса. Циновки хрустят под ногами, выдавая её присутствие. Жужжат мухи — уже давно полноправные обитатели дома. И пахнет сыростью, липкой, осенней, проникающей в каждый угол, затянутый паутиной, под каждую половицу…
Всё такое резкое, такое реальное, по сравнению с домом Шарлотты, где стены как будто стеклянные. Да и есть ли он, дом Шарлотты? Она не могла его вспомнить. Только саму Шарлотту — бледную тень за темнеющим синим стеклом. И Нина, рабыня, верный пёс, у её неподвижных ног. А всё остальное — всего лишь иллюзия, тени. Обман, созданный волей Шарлотты, её всемогущей безжалостной волей. Вот она, Матильда — существует ли она? Или она всего лишь снится Шарлотте, задремавшей у окна с раскрытой книгой на коленях?
Мать стояла у комода, перекладывая стопки белья из одного ящика в другой — монотонно, как заведённая. Какая разница, в конце концов, где именно будут пылиться эти штопаные простыни?
Вот так и я, подумала Матильда равнодушно, буду через тридцать лет стоять у комода. У меня будут такие же иссохшие жёлтые руки и морщины на лбу. Я буду носить тёмно-синее платье и поджимать тонкие губы. И это бельё, и комод, и дом, где вечно что-то скрипит, кипит, или киснет в тазу с мыльной водой, будут для меня важнее всего на свете.
А Шарлотта? Шарлотта старше Матильды, но разве это имеет значение? Шарлотта никогда не будет старой, — в это Матильда верила так же твёрдо, как мать верила в гипсовое грубое распятие над своей кроватью. Шарлотта вечно останется такой, как сейчас, как в тот день, когда она замерла в кресле. Как картина, как статуэтка, как образ, созданный воображением.
— Где ты была, Тильда?
Тильда. Она ненавидела это имя.
— У Шарлотты.
— А… — Мать с силой хлопнула ладонью по стопке белья. — У этой бессердечной…
— Мама, не надо.
— Почему не надо? — Мать повернула к ней утомлённое пожухлое лицо. — Я говорю то, что есть.
— Ты совсем не знаешь Шарлотту. Ты не видела её почти тринадцать лет. С тех пор, как….
— Она и тогда была такой. И я вижу, что она вытворяет с Яном. Он каждый раз от неё возвращается сам не свой. Что она ему говорит?
— Ничего, — коротко ответила Матильда. И это была чистая правда.
— Она что, полагает, что слишком хороша для него?! Для нашего Яна!
Шарлотта и Ян. Матильда не знала, рассмеяться ей, или заплакать. Принцесса грёз в ожерелье из ночных теней и её брат — с руками почти до колен, вечно красным лицом и щёточкой чёрных волос над угрюмым лбом. В комнате Шарлотты он казался дикарём.
— Ты бы сама не хотела, чтобы они… поженились, не так ли? — произнесла она вслух, причём слово «поженились» далось её с большим трудом.
— Я? — мать поджала губы ещё сильнее, отчего её лицо стало совсем старым и мрачным. — Я бы, конечно, желала ему не такую жену. Здоровую, по крайней мере. Но если он так на ней помешался… — она пожала плечами.
Знала бы Шарлотта, как эта раньше времени увядшая женщина, возясь упорно с бельём и жуя по-старчески ртом, решает снисходительно её судьбу. Впрочем, какое ей было бы дело?
— Мама, Шарлотта не любит Яна, — сказала Матильда устало. — Она никогда, никогда… — второй раз ей это произнести не удалось. — Я пойду, — добавила она поспешно.
— Зайди к прабабушке, — сухо напутствовала мать. — Сегодня ей стало хуже.
В комнате прабабушки царил полумрак. Пахло плесенью, нестиранным бельём, старостью, спёртым воздухом, пылью.
Матильда подошла осторожно к кровати. Не успела она промолвить ни слова, как старуха, казавшаяся спящей, резко открыла розовые влажные глаза и произнесла:
— Карнавал.
Карнавал. Как будто в комнату ворвался листопад. Как будто вокруг зачадили сотни свечей, а на крыше зашуршали и захлопали крыльями диковинные птицы. Карнавал. Профиль Шарлотты на фоне закатного неба. И горькое предчувствие, гнездящееся в сердце. Чёрные тени, скользящие к горлу. Карнавал…
Она взяла прабабушку за руку. Неуклюжая пятнистая рука, налитая годами, как свинцом.
— Карнавал, — повторила старуха. — Он вернулся, Матильда. Она вернулась.
— Нет, прабабушка, нет. — Она ласково сжала разбухшие уродливые пальцы. — Это не тот карнавал. Успокойся, тебе нельзя волноваться.
— Это он. — Прабабушка смотрела на неё, не отрываясь. Её слова звучали так беспощадно и пугающе, так чётко. — Я знаю, Матильда. Сегодня утром я услышала зов. Как тогда. Я тогда испугалась. А она нет.
— Прабабушка, — она наклонилась ближе, она почти умоляла, — с тех прошло больше восьмидесяти лет. В город приходило столько карнавалов…
— Это тот самый, — непреклонно возразила старуха. — Другие — всего лишь подделки, они ничего не значат. Но этот… только он приходит осенью, когда всё умирает. И он собирает жатву… — её голос затих.
Зов Карнавала… По телу Матильды пробежала сладкая дрожь. Так вот что это такое. Словно ангелы с чёрными крыльями и в огненных венках кружили вокруг, скользили по опустевшим улицам. И Шарлотта, ждущая чего-то у окна; Шарлотта пьющая всем существом ночь, темноту и запахи тления…
— Он вернулся, — вновь заговорила старуха. — Он вернулся, и она вместе с ним.
— Нет, это невозможно, — вырвалось у Матильды. — Прошло столько лет! Она уже, наверное… — она осеклась.
Старуха слегка улыбнулась.
— Фотография… — произнесла она. — Дай мне фотографию, Матильда.
Фотография стояла рядом, на ночном столике. Старый выцветший снимок почти вековой давности. Две девочки лет десяти, близнецы, похожие, как отражения. Чуть раскосые глаза, гладко зачёсанные волосы. Но у одной на виске — едва различимый на пожелтевшей бумаге шрам в виде треугольника. Старуха слегка коснулась этого места крошащимся ногтем.
— Фотограф хотел, чтобы шрама было не видно. Но она отказалась. Она сказала: «Не хочу, чтобы потом кто-нибудь спрашивал — какая из них Эмили?» Она сама сделала этот шрам.
— Сама? — Матильда вздрогнула. Она слышала это впервые.
— Ей было тогда семь лет. Мы поссорились. Она взяла нож и сказала: «Не хочу быть твоим повторением. Я — это только я». И ударила себя ножом по лицу. Было так много крови… Я кричала, а она смеялась и всё повторяла: «Теперь никто нас никогда не перепутает».
Прабабушка умолкла. Матильда взяла в руки снимок и неотрывно смотрела на девочку — маленькую девочку с глубоким шрамом.
— А потом она ушла, — глухо сказала старуха. — Ушла с Карнавалом. Нам было семнадцать лет…