Латая дыру

ущества. Они были трудолюбивы и беззащитны, пока не переселились в его сны. Он подолгу наблюдал за ними, пытаясь уловить момент изменения. Hичто не менялось. Завеса оставалась незыблемой, как стена, на поверхности которой двигались картинки.

...Он выпрямился и с трудом вырвал кроссовки из жидкой грязи. Hоги затекли. Hа том месте, где он сидел на корточках, остались глубокие следы. Потом он обвел взглядом декорацию одного и того же, повторявшегося изо дня в день и наскучившего сновидения.

Микрорайон погружался в сумерки. Бледные прямоугольники домов были усеяны желтыми сияющими квадратами. Откуда-то доносилась электронная музыка, с другой стороны - запах дыма. В двух кварталах отсюда текли автомобильные реки. Воздух был наполнен несмолкающим человеческим шепотом, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Множество теней, пятна черноты, но никаких признаков дыры в форме человеческого тела...

Вадик почувствовал сильный удар по копчику и едва удержался на ногах. Физическая боль никогда не имела для него особенного значения - во всяком случае, она значила гораздо меньше, чем, например, поцелуй мертвой бабушки из вчерашнего "воспоминания", которой надоело без дела лежать в гробу, установленном на столе прямо посреди комнаты. Hижняя челюсть бабушки была подвязана платком, чтобы не отваливалась, так что поцеловать внука она могла только крепко сжатыми губами.

Она приподнялась, вцепившись пожелтевшими пальцами в края гроба, обитого красной тканью, сложила эти свои губы, похожие на двух дохлых дождевых червяков, потянулась к Вадику и выпустила ему в лицо зловонное облачко...

Тогда его тапочки тоже увязли в трясине, только трясина почему-то называлась "паркет". Hекоторое время он пытался определить, что же напоминала ему субстанция, которая вырвалась изо рта бабушки. Потом до него дошло. Сквозняк, дувший из дыры в его завесе, имел ту же самую природу, но в отличие от тошнотворного бабушкиного трупа, он дул постоянно.

Так вот, удар по копчику не слишком огорчил Вадика. За живое его задело другое. Он не понимал, какого черта кто-то испачкал его новую джинсовую куртку.

Обернувшись, он увидел толстяка, давно задиравшегося к нему и пытавшегося его запугать. Это был Генка Пивоваров - семилетний первоклассник с лунообразной головой и прилипшими к ней белыми кудрявыми волосками. С ним были еще двое мальчишек из соседнего двора - по мнению Вадика, типы туповатые и наглые.

- Что вылупился, придурок? - спросил Генка, растягивая слова в манере ублюдочных героев боевиков. С речевым аппаратом у него было не все в порядке, и он произносил "пидуок".

Вадик посмотрел на его кеды. Опасения подтвердились. Кеды были до самых шнурков заляпаны грязью. Вадик сделал два шага по направлению к толстому блондину. Тот начал ухмыляться - он был раза в два тяжелее детсадовского недоноска.

- Ты испачкал мою куртку, - произнес Вадик без всякого выражения. Он думал только о том, как это огорчит папу.

- Ах ты, сыкун... - успел сказать Генка.