Коробка в форме сердца

– Что это? – спросила она.

Приложив усилие, Джорджия вытащила из верхней коробки еще одну: большую, черную, блестящую, в форме сердца. В такие коробки иногда укладывают конфеты, хотя эта для них слишком велика, кроме того, конфетные коробки обычно розового или желтого цвета. А еще она похожа на упаковку для нижнего белья… но он вроде бы ничего не заказывал для Джорджии. Джуд нахмурился. Он понятия не имел, что там может быть, и одновременно чувствовал: он должен это знать. Коробка в форме сердца содержит нечто такое, чего он ожидает.

– Это мне? – спросила Джорджия.

Она сняла крышку, вытащила то, что лежало внутри, и показала ему.

Костюм. Кто-то прислал ему костюм. Черный, старомодный, в полупрозрачном пластиковом пакете из химчистки. Джорджия взяла его за плечи и приложила к себе – как платье, которое она собиралась примерить, но сначала хотела бы узнать мнение Джуда. Вопросительный взгляд сопровождался мило нахмуренными бровками. Джуд не сразу вспомнил, что за костюм ему прислали.

Он уже открыл рот с намерением сказать, что понятия не имеет об этой вещи, как вдруг услышал собственные слова:

– Костюм покойника.

– Что?

– Привидение, – пояснил он, все вдруг припомнив. – Я купил привидение. Одна женщина решила, что их с дочерью преследует призрак ее покойного отчима. Она выставила неугомонный дух на аукцион в Интернете, и я купил его за штуку баксов. Это его костюм. Она, та женщина, считает, что в нем и живет дух.

– О, круто, – протянула Джорджия. – Так ты наденешь его?

Джуда удивила собственная реакция на эти слова: по коже у него побежали мурашки. На какой-то момент идея показалась ему непристойной.

– Нет, – ответил он, и Джорджия бросила на него непонимающий взгляд, расслышав в его голосе холодные и резкие нотки. Потом она усмехнулась, и Джуд понял: она подумала, что он испугался или как минимум проявил минутную слабость. Он добавил торопливо: – Он мне не по размеру.

Хотя, если говорить честно, костюм заставлял предположить, что полтергейст был примерно одного роста и веса с Джудом.

Джорджия сказала:

– Ну, тогда я буду его носить. Я и сама в какой-то степени неугомонный дух. В мужской одежде я выгляжу очень сексуально.

И вновь чувство отвращения, мурашки на коже. Она не должна надевать его. Даже сказанные в шутку, Джуду претили ее слова, хотя он не понимал почему. Он не позволит ей надеть костюм. В тот миг он не мог вообразить ничего более отталкивающего.

Это было неспроста. Очень немногие вещи так действовали на Джуда. Он почти забыл, что значит испытывать отвращение. Всякого рода богохульства и мерзости вот уже тридцать лет обеспечивали ему неплохой доход.

– Отнесу его наверх. Пусть повисит, пока я решу, что с ним делать, – пробормотал он, стараясь говорить безразлично. Но не преуспел в этом.

Джорджия уставилась на Джуда, заинтригованная столь редкой для него потерей самообладания, а потом стянула с костюма полиэтиленовый пакет. Вспыхнули на свету серебряные пуговицы. Сам костюм был строгий, темный, как вороново крыло, но эти пуговицы размером с четвертак придавали ему вид простецкий и грубоватый. Дополнить его галстуком-ленточкой – и такой наряд с удовольствием надел бы Джонни Кэш [3].

Ангус залился лаем – высоким, пронзительным, паническим лаем. Присев на задние лапы, прижав хвост к полу, он пятился прочь от костюма. Джорджия засмеялась.

– Да в нем действительно живет призрак.

Она медленно двинулась к Ангусу, размахивая перед собой костюмом, как тореадор размахивает перед быком своим плащом. Приблизившись к псу, она издала протяжный горловой стон бродячего духа. Глаза ее поблескивали от удовольствия.

Ангус пятился до тех пор, пока не наткнулся спиной на стул, опрокинувшийся с оглушительным стуком. Бон прижала уши к черепу и следила за происходящим из-под старого, покрытого пятнами засохшей крови стола для рубки мяса. Джорджия вновь довольно рассмеялась.

– Черт, да прекрати же! – прикрикнул на нее Джуд.

Она бросила на него темный, злорадный взгляд – взгляд ребенка, испепеляющего увеличительным стеклом муравьев, – и вдруг ее лицо исказила гримаса боли. Она вскрикнула и схватилась левой рукой за ладонь правой, отбросив костюм в сторону.

На кончике ее большого пальца набухла яркая капля крови и – кап! – упала на кафельный пол.

– Дерьмо, – прошипела Джорджия. – Проклятая булавка.

– Сама виновата, доигралась.

Злобно прищурившись, она показала Джуду средний палец и промаршировала прочь из кухни. Когда она ушла, Джуд поднялся и убрал сок в холодильник, нож положил в раковину, достал полотенце, чтобы стереть с пола кровь… и тут его взгляд упал на костюм. И он забыл о том, что собирался сделать.

Джуд расправил костюм, сложил рукава на груди и тщательно ощупал ткань. Никаких булавок он не нашел. Не нашел вообще ничего, обо что могла бы уколоться Джорджия. Потом он аккуратно убрал костюм в коробку.

И только тогда заметил едкий дым, поднимавшийся над сковородкой. Он выругался: бекон безнадежно сгорел.

Он поместил коробку на полку в глубине стенного шкафа и решил не думать об этом странном костюме.

Около шести часов вечера он проходил мимо офиса Дэнни, направляясь на кухню за сосисками для гриля, и вдруг из-за двери до него донесся чей-то шепот.

Этот звук заставил его вздрогнуть и замереть на месте. Дэнни ушел домой более часа назад, офис заперт, там никого не должно быть. Джуд склонил голову, прислушиваясь к тихому свистящему голосу… и через миг понял, что это. Пульс стал приходить в норму.

Да нет там никого! Это всего лишь радио: низкие тоны недостаточно низки, и сам голос слишком ровный. Джуд считал, что у звуков есть форма и по ней можно догадаться, в пространстве какого объема они произведены. Например, голос в колодце имеет глубокое круглое эхо, а голос из чулана кажется плотным, сжатым, лишенным полноты. Музыка – та же геометрия. Сейчас Джуд слышал голос, заключенный в коробку. Да, Дэнни забыл выключить радио.

Джуд открыл офис, просунул голову в дверь. Комнату заливал синий полумрак: свет погашен, а солнце в это время суток находится с другой стороны дома. Стереосистема, разместившаяся возле кулера с бутылью воды, по качеству была третьей с конца из всех систем в доме Джуда, но все же лучше большинства любительской аудиоаппаратуры. Она выглядела как стопка блоков в стеклянном шкафу. Данные выводились на дисплеи в ярком, неестественно-зеленом цвете (в каком видны объекты на приборах ночного видения), за исключением рубинового индикатора радиочастоты. По форме узкий вытянутый ромбик индикатора напоминал кошачий зрачок, который зачарованно, не мигая, взирал на обстановку кабинета.

– …как низко опустится ртутный столбик сегодня вечером? – спросил по радио мужчина хриплым, почти шершавым голосом. Толстый мужчина, судя по тому, что он дышал со свистом. – Не обнаружим ли мы поутру, что бомжи замерзли насмерть?

– Ваша забота о благополучии бездомных весьма трогательна, – ответил ему второй человек с пронзительным голосом – явно худой.

Это была радиостанция, где крутились песни групп с названиями либо смертельных болезней («Сибирская язва»), либо различных состояний распада («Тухлые»), а диджеи питали слабость к лобковым вшам, стриптизу и издевательствам над бедными, калеками и стариками. Более или менее регулярно они ставили и музыку Джуда, поэтому Дэнни настроил систему на их частоту – в знак своей преданности и чтобы лишний раз подольститься. Джуд подозревал, что Дэнни вообще не имеет музыкальных пристрастий, равнодушен ко всем исполнителям и радио для него – лишь фон, нечто вроде звуковых обоев. Если бы Дэнни работал для Энии [4], то разбирал бы ее почту и рассылал факсы под кельтские мотивы.

Джуд двинулся через комнату, чтобы выключить радио, но не дошел – его остановило воспоминание о недавних событиях. Примерно час назад он был на улице с собаками, ходил по подъездной дорожке, наслаждаясь свежестью воздуха и холодком, кусающим щеки. Кто-то из соседей жег опавшую листву, горький запах дыма тоже нравился Джуду.