Файл №440. Чертова пора

А чуть более века назад на этих территориях гремели пушки, мчались кони, летали пули и стрелы, а противники снимали скальпы с неприятелей. И удача далеко не всегда оказывалась на стороне федеральных войск. Краснокожие, еще вчера не знавшие огнестрельного оружия, очень быстро освоили винчестеры, кольты и верховую езду. Все свои прежние ратные секреты они почти целиком перенесли на новые технические методы ведения войны. А белые уже много поколений назад перестали относиться к собственному оружию, как к живому существу, а к схватке — как логическому завершению магического обряда. Именно магия делала войну непонятной. Обычно федеральные отряды легко справлялись с индейцами, особенно когда заставали их врасплох за ритуальными обрядами. Но если сиу успевали завершить обряды по всем правилам, то начиналось необъяснимое: краснокожие вдруг становились просто неуязвимы для «синих мундиров».

В конце концов долгая война закончилась, победили в ней слепая сила и американское оружие. Но… Воины индейцев, как сторона проигравшая, просто обязаны были погибнуть, и вероятность такого исхода можно считать почти стопроцентной. Но многие индейские герои вопреки всякой логике оставались живыми в самых жестоких битвах. После долгой череды поражений индейцы вдруг, как бы ни с того, ни с сего, становились неуязвимыми.

О таких случаях и рассказывал у костра Айк Синглтон:

— И Бешеный Конь был не один, имелись и другие ваканы…

— Ну, конечно! — перебила его Элизабет Эттл. — Ты сам называл имя другого: шаман Черный Лось.

— Точно, — согласился подросток. — Черный Лось года за два до разгрома федеральных войск у Литтл-Биг-Хорн, в самом начале «Дакотского бума» пешком отправился к гребню, где выстроились солдаты седьмого кавалерийского полка генерала Джона Кас-тера, защищая Дорогу Воров. Голову дакотского шамана украшал военный убор из перьев пятнистого орла, на плечи была наброшена пестрая шкура, стянутая на талии поясом. Он подошел вплотную к подножию гребня и встал, скрестив руки на груди. Кавалеристы, как бешеные, принялись палить в него. Пули буквально вырыли яму у его ног, а Черный Лось стоял неподвижно, лишь презрительно ухмылялся. Потом, похоже, ему надоело злить стрелков, он махнул рукой в их сторону — дескать, что же с вас взять, — повернулся и спокойно удалился. Посвистывая, шагал среди града пуль, помахивая луком со спущенной тетивой.

Индейцы дождались его возвращения и окружили, спрашивая:

— Как же ты уцелел под таким огнем? А он в ответ лишь хмыкнул:

— А-а!

— Но в чем тут секрет? — спросил его индеец-оглала Железный Ястреб.

В ответ шаман развязал свой кожаный пояс, и из-под шкуры на землю посыпались пули. Десятки сплющенных свинцовых пуль. Черного Лося оберегала священная сила…

— Да что же это за священная сила? — перебил приятеля белокурый Джозеф Фриш, похоже, мечтающий о такой же неуязвимости.

— Вакан, — объяснил Айк. — Индейская тайна.

— Хватит на сегодня тайн! — решил взрослый и разогнал подростков по палаткам.

Мэйбл Келли проснулась от тихого посвистывания. Кто-то настойчиво вызывал ее на поляну. Почему она решила, что свистели именно ей, Мэйбл даже не задумалась. Она открыла глаза, но то ли проснулась, то ли нет, она и сама этого не понимала. Возможно, свист — это только сон, а во сне отношение к увиденному бывает крайне некритическим.

Повинуясь призыву, Мэйбл Келли тихо расстегнула спальный мешок и осторожно выбралась наружу, стараясь не разбудить спящую рядом Бесси. Хотела обуться, но потом решила, что если станет натягивать кроссовки, то в тесноте палатки непременно толкнет подружку. Рукой или ногой — неважно. Почему-то будить соседку нельзя было ни в коем случае. Никто ей этого не говорил, но следопытка откуда-то знала, что это обернется страшной бедой. Ладно, сейчас лето, земля теплая, решила девочка. Если я выйду босиком, то ничего страшного не случится.

Мэйбл расстегнула входную молнию и на четвереньках вылезла наружу. А когда выпрямилась, то ощутила ступнями, что трава не только теплая, но и мягкая. Она пружинит под ногами, и бродить по ней босиком — одно удовольствие. Словно ходишь по очень пушистому ковру.

Поляну заливал лунный свет, и черные в серебристых лучах ели торчали вверх, словно стрелы, нацеленные в небеса. Нет, поправила себя девочка, никакие это не стрелы. Не нравились ей военные сравнения. Войну, точнее, отчаянную перестрелку, она видела не в кино. «Славная битва», — говорил лежащий рядом бандит, лихо отстреливаясь от наседающих копов…

Ели похожи на кипарисы, решила Мэйбл, — такие же неподвижные. Зато сосны жили как будто сами по себе, безо всякого ветра они тихо-тихо шелестели длинными иголками.

И снова девочка услышала таинственный призыв. Кто-то тихонько насвистывал, но звуки не складывались в мелодию. Не были они и пронзительным разбойничьим свистом. Нет, это был сигнал, который манил ее в лес. Туда — в сторону ручья, за которым стеной стояли чистые, без сучьев, стволы сосен. Их кроны начинались много выше ее головы, даже рукой не достать, даже не допрыгнуть. Келли бездумно развернулась к журчащему потоку, а зубцы Блэк-Хиллс и пять палаток остались у нее за спиной.

Вот он, ручей. Мэйбл отодвинула ветку нависшей над руслом смородины и шапгула в темную струю, намочив лосины у щиколоток. Но даже холодная вода не привела ее в чувство. В пальцы ног тыкались какие-то водные существа. Келли так и не очнулась с тех пор, как вышла из палатки — поэтому так механически подумала о мальках лосося: «водные существа». Она брела по ледяному потоку, не чувствуя онемевших голеней, затем шагнула на песчаный мысок у противоположного берега и замерла, прислушиваясь.

Свист раздавался чуть левее, мягкий, манящий — фью-ить, фыо-ить. Девочка двинулась вдоль стволов, желая увидеть, кто же ее так настойчиво зовет. Но никого она так и не увидела. Огромные волосатые руки с длинными когтями возникли из листвы, словно из ниоткуда, легко подняли Мэйбл и засунули в огромную, сплетенную из ветвей корзину. Сверху опустилась крышка. Корзина качнулась и, покачиваясь, поплыла. Невыносимо воняло диким немытым зверем, и девочка потеряла сознание — просто от страха.

Пропажу Мэйбл обнаружили только утром. Бесси Ашер, проснувшись, заметила, что соседки в палатке нет, а ее спальник валяется, скомканный. Мелькнула мысль, а почему это обычно аккуратная подружка не свернула свою постель. А раз так, решила Ашер, значит, Келли просто выскочила на минутку и вот-вот вернется из кустиков. Бесси залезла в кармашек палатки и достала пакет с мылом и зубной щеткой, набросила на плечо полотенце и отправилась умываться.

Ярко светило летнее солнце, у костровища раздували огонь Уолтер и Джозеф.

— Привет, — сказала девочка и помахала им свободной рукой.

Ребята поздоровались и помахали ей в ответ.

У ручья она встала на камешек, тщательно намылила руки, потом умыла лицо. Набрала воды в пластмассовую кружечку, выдавила на щетку зеленый червячок пасты и принялась чистить зубы, посматривая на себя в ручное зеркальце. Долго расчесывала золотистые волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч. В конце концов подмигнула себе, вполне довольная тем, как выглядит. Она, Бесси, — очень даже симпатичная девчонка четырнадцати лет, и мальчики на нее засматриваются.

В палатку она вернулась через полчаса и удивилась тому, что Келли до сих пор не появилась. Куда же она подевалась?

— Эй, мальчики! — крикнула она, высунув голову. — Вы не видели Мэйбл?

— Нет, — откликнулся Джозеф, подбрасывая толстые сучья в разгоревшееся пламя. — Я думал, она еще спит.

— Да нет же, — слегка раздражаясь, сообщила Бесси Ашер. — Когда я проснулась, то ее в палатке уже не было. Я подумала, что она ушла умываться, но если она умывается, то почему же ее не видно? Далеко от лагеря она бы не пошла. Зачем?

— Незачем, — согласился Джозеф. — Умыться можно и тут, рядом.

— А вы встали намного раньше меня?

— Минут на десять-пятнадцать раньше, — отозвался обстоятельный Уолтер. Он взглянул на часы. — Где-то в восемь ноль пять. А сейчас без десяти девять.