Мистика

Паркер помотал головой и зашагал прочь.

— Но я права, — сказала Катриона его спине.

Хотя они жили — вместе! во грехе! скандально! — в Сомерсете, в доме, который Эдвин унаследовал от своего имевшего сомнительную репутацию отца, в последнее время они больше времени проводили в лондонском съемном жилище, славной маленькой квартирке в Блумзбери, которую Катриона официально называла своим домом, чтобы у ее отца не приключилось сердечного приступа, ибо так он мог верить, что она проживает отдельно от Эдвина. В этот вечер, поставив на граммофон «Шепот» Пола Уайтмена, они обсуждали сегодняшний день за танцем, время от времени роняя стесняющие их предметы одежды.

— Старине Борегарду не о чем беспокоиться, Котенок, — сказал Эдвин ей на ушко. — На протяжении цепочки Холмс — Ватсон — Дойл — Жиллетт — Бэрримор исчезло все, что можно было счесть правдой или намеком на правду.

— В сценарии фильма не фигурируют члены «Диогена»?

Крепко поддерживая ее одной рукой за поясницу, Эдвин запрокинул ее назад. Ей часто казалось, что она вот-вот потеряет равновесие, но Эдвин всегда успевал вовремя поднять ее.

— Нет.

Они поцеловались. Песня закончилась. Они устроились на диване.

Позднее, обложившись турецкими диванными подушками, затягиваясь сигаретой в длинном мундштуке, в наброшенном на плечи кимоно, она снова вспомнила о задании.

— Наверняка после всех этих лет никому больше нет дела до проклятых планов Брюса — Партингтона.

Эдвин лениво рассмеялся. Он уже задремывал, тогда как она все больше просыпалась. Он утверждал, что наверстывает сон, упущенный за четыре года непрерывной пальбы.

— Таков закон, крошка. Секретность. Если бы все всё знали, началась бы массовая паника.

Она обдумала это.

— Тьма [45]слишком для многих стала привычкой, Эдвин.

— Ты зажжешь свет, Котенок. Ты у нас маяк.

Он погладил ее ногу. Она подумала, не ткнуть ли его горящей сигаретой.

— Негодяй, — фыркнула она.

Эдвин сел, бессознательно провел пальцами по своим (Джона Бэрримора) усам и приготовился слушать.

— Старые секреты, дорогой, — сказала она. — Их слишком много. А поверх них громоздятся новые.

— Нам просто нужно побездельничать еще несколько дней среди киношников, — ответил он, взяв ее за руку. — Потом, обещаю, мы найдем какое-нибудь славное дело с привидениями, жутко стенающую призрачную монахиню или замкового призрака в бряцающих цепях. Мы найдем этому объяснение при помощи сияющего света науки и разума. Мало-помалу мы изгоним тьму с этих островов.

Она стукнула его подушкой.

Чаще всего тьма действительно исчезала после их вмешательства. Но порой…

— Что еще нам нужно узнать про этот дурацкий фильм?

— Вообще-то, ничего. Я звонил Борегарду и сообщил ему все, что мы разнюхали. Он очень просил, чтобы мы присутствовали на следующей натурной съемке, представляя интересы нации.

— Интересы нации?

— Именно. «Голдуин компани» добыла разрешение снимать фильм в закрытых помещениях хранилища национальных коллекций, в подвалах Британского музея, — некую схватку между Холмсом и тем недоброй памяти профессором математики, — и мы должны быть там, присмотреть, как бы они ничего не сломали. Съемки будут идти всю ночь, после того как все сотрудники разойдутся по домам.

Катриона покачала головой.

— Я важная персона, — объявила она. — Я научный исследователь. Мое поле деятельности, где я публикуюсь и где меня хорошо знают, несмотря на юные годы, — исследование паранормальных событий. Я не возражаю, при определенных обстоятельствах, послужить своей стране в качестве более или менее тайного агента. Однако я категорически отказываюсь работать бесплатным ночным сторожем.

Он обнял ее, и она знала, что в конце концов сдастся.

— Неужели тебе никогда не хотелось узнать, что на самом делехранится во всех этих тайниках? Мы сможем порыться в артефактах и рукописях, запретных для публики.

Это было нечестно. Он знал, что она не устоит перед таким искушением.

Она поцеловала его, вновь горя желанием.

— Ты будешь сиять во тьме, — сказал он.

Подвал был огромен, сводчатый потолок уходил вверх над заполненным ящиками пространством. Хотя кафельные стены были холодными на ощупь, в подвале было на удивление сухо. В одном из его концов незапакованная голова с острова Пасхи, задевая макушкой потолок, обозревала окрестности. Статуя была такой же длиннолицей и носатой, как и тот непривлекательный тип, которого изображал теперь классически красивый актер, сцепившийся в решающей схватке с эрзац-Наполеоном преступного мира.

— Похоже на подземную станцию метро, — заметила Катриона.

— Совершенно верно, умный Котенок, — согласился Эдвин. — Здесь и планировали сделать станцию «Британский музей», но строительство так и не было закончено. Компания обанкротилась. Большая часть линий была засыпана, но эту музей забрал себе под самые глубокие хранилища. Некоторые предметы слишком огромны, чтобы держать их в обычном подвале.

— Как глупо, — сказала она. — Ясно же, что подземной железной дорогой должна заниматься одна компания ради блага народа, а не соперничать и интриговать с конкурентами, которые источат всю землю под Лондоном, пока город не провалится.

Он не стал спорить.

Паркер воскликнул «стоп!», его усиленный мегафоном голос гулко раскатился по подвалу.

Бэрримор — губа наконец выбрита, без всякого ущерба для его внешности — остановился, и к нему кинулась девушка, чтобы подновить грим на его щеках. Место его боя с Мориарти теперь кишело обслугой, занимавшейся подобными же мелкими делами.

Юноша в бриджах помог Мориарти подняться на ноги. Профессора изображал довольно жуткого вида тип с всклокоченными волосами, глазами, будто огоньки поминальных свечей, и тонкогубой усмешкой. Помощник режиссера, который, она знала, был слегка влюблен в нее, сказал, что Мориарти играет австриец с совершенно ужасным именем Густав фон Зейффертиц. Во время недавней войны он взял себе дурацкий американский псевдоним Г. Батлер Клонбло.

Бэрримор мог включать и выключать своего Шерлока, будто электрическую лампочку, — мелодраматичный, когда включалась камера, но отчаянный шутник между дублями. Фон Зейффертиц, который нравился Бэрримору, поскольку по контрасту давал ему возможность выглядеть еще красивее, казалось, был «включен» все время и коварно ускользнул, когда режиссер снова принялся орать на Бэрримора.

Она подтолкнула Эдвина локтем и кивнула на Мориарти.

Актер продвигался прочь из круга искусственного света, к нагромождению ящиков, словно его так и тянуло помолиться у подбородка головы с острова Пасхи.

— Странно, — заметил Эдвин.

— Ты просто завидуешь.

До сих пор им так и не удалось воспользоваться возможностью порыться в запретных сокровищах. Бесценные древние артефакты были сейчас декорациями, и да помогут Небеса всякому, кто случайно забредет в поле зрения камеры. Режиссер имел здесь право судить и казнить на месте, как подобает командиру на поле боя.

Фон Зейффертиц явно что-то выискивал. Он вглядывался сквозь пенсне в нарисованные мелом на ящиках руны, недовольно ворча себе под нос.

— Старина Борегард велел нам быть настороже, — сказал Эдвин. — В его время в музее случилась какая-то нехорошая история, как раз перед юбилеем. Он немного сдвинутый на этом, на мой взгляд. Долгая безупречная служба и все такое.

С того момента, как они спустились под землю, Катриону бил озноб, но это был не просто холод. Тени за границей слабого света казались глубже, чем они имели право быть.

— Мистер Борегард редко ошибается, — напомнила она Эдвину.

Противникам пора было сойтись снова. Паркер велел помощникам убраться и свел Бэрримора и фон Зейффертица вместе, словно рефери на боксерском поединке. Казалось, австриец с очень большой неохотой оторвался от своих поисков ради такой ерунды, как работа.