Лилия с шипами (СИ)

— Счастье, что Артурик целлофан приволок, где он его так быстро взял, не знаю, ты уж извини, я тебе про теплицы наврала, ну надо ж было что-то сказать…

— Да ты не стесняйся, ври дальше, мне уже не привыкать, — поощрила я ее.

— Да ладно тебе… А потом думаю — ну что делать? Тебе сказать, так ты ж точно ментов вызовешь, ведь вызвала б, правда?

— Конечно. Саньке уж точно бы рассказала, пусть бы и разбирался, это его работа. И наверняка, если б мы к нему обратились, никаких лишних движений тебе делать бы не пришлось, ну сходила бы пару раз, побеседовала б со следователем, то бишь, с Саньком, и все. Можно подумать, если ты была под следствием, и даже условно осуждена, это автоматически тебя ставит в ряды убийц. Очнись, Татьяна! Они убили друг друга, и наверняка это любая экспертиза подтвердит! Причем здесь ты или я? А вот теперь, ты завязла по самые уши и меня втянула. Поди, докажи, что я знать не знала, что они в моей квартире прохлаждались двое суток! Что вы умудрились их внести и вынести незаметно для меня! Почти незаметно…

— Лиль, ну уж ты-то должна меня понять, ты ж моя подруга…

— И ты еще после всего того что натворила, имеешь наглость называть меня своей подругой? — на меня вновь накатил почти неконтролируемый приступ бешенства. «Почти», потому что в этот раз, он ощущался несколько отстраненно. Казалось, вокруг меня завис какой-то темный туман, окутавший мое тело, щупальца которого, как солнечные протуберанцы, тянулись к Таньке.

Заинтересовавшись этим явлением, и одновременно пытаясь удержать эти щупальца около себя, не дав им дотянуться до Таньки, я забыла о причине своей вспышки. Закрыла глаза, и попыталась сосредоточиться на чем-нибудь позитивном. Вот подо мной мой любимый конь Корсар, копыта мерно стучат по твердой почве, земля клочьями вылетает из-под копыт. В какой-то момент даже появилось то чувство полета, какое бывает, когда конь скачет во весь опор…

— Лиль, ты меня слышишь? — донесся до меня тихий шепот Таньки.

Вздрогнув, я открыла глаза и взглянула на нее.

— Как себя самочувствуешь? — осторожно поинтересовалась я. От подозрительного тумана не осталась и следа, но ощущалось некоторое опустошение.

— Я — нормально. А ты? Мне показалось, что ты отключилась на минутку.

— Ну… Типа того… — я облегченно выдохнула — похоже, мне удается понемногу управляться с этой дрянью, что поселилась во мне. Хотя, и впрямь, сонливость прямо какая-то ненормальная, кажется, вот-вот усну. Стоп!

— Тань, скажи-ка… А как ты рассчитывала вытащить этих гавриков, не будучи уверенной, что я в любой момент не вылезу? Ты же прекрасно знаешь, что у меня очень чуткий сон — таракан мимо протопает, и то услышу. Потому и в деревне почти не сплю никогда толком — мыши и сверчки всякие спать не дают, только со снотворным. Итак? Говори, давай уж, колись до конца, у меня до сих пор мерзкий вкус того кофе во рту чувствуется. Что ты мне подсыпала, а?

— Это… — Танька замялась, и снова вжалась в диван, словно боясь, что сейчас я ее начну убивать. — Это Артур какое-то лекарство дал, сказал, что очень хорошее, и слона с ног свалит… И что совершенно безопасное и никаких побочных эффектов!

— Чудненько. То есть, ты мне насыпала неизвестно какой фигни, и даже не почесалась! А ты уверена, что это не наркотик? — я вдруг запоздало испугалась. И впрямь, что за дрянь они мне подсунули? Может, теперь я наркоманка? Бывают же, наркотики, которые с первого же раза вызывают привыкание? Или нет? Я лихорадочно принялась перебирать воспоминания связанные с теми случаями, когда мне доводилось писать статьи о наркоманах. Но там как-то все больше традиционно — героин, кокаин, анаша, в последнее время — ЛСД… Ой-ёй, а вдруг тот туман, окутавший меня — это первые галлюцинации? Тут я запаниковала по-настоящему.

— Да не ссы ты, — снисходительно сказала наблюдавшая за мной Танька. Эти ее переходы от смертельного ужаса к презрительному превосходству начинали напрягать. — Артур ведь и правда, как я тебе когда-то уже говорила, врач, правда, бывший, но образование медицинское имеет, он тебя не отравит, это был… как его, фени… бурб…

— Фенобарбитал, — автоматически поправила я, успокаиваясь. — Ну, это еще, куда ни шло. Где трупы?

— Не знаю, я же тут осталась, а они поехали от них избавляться.

— А что за детский сад со стульями? — Мне нужно было знать все до мелочей, ведь второго шанса узнать может не представиться, учитывая мои намерения относительно Таньки.

— Что непонятного? Первый стул под твою дверь, чтобы, пока ты вылезать будешь, если проснешься неожиданно, нашумела изрядно, и мы, если бы рядом были, успели бы по-быстрому тельце припрятать…

— Ну, я проснулась, и нашумела, а толку-то? Кстати, куда прятали б? В обувную тумбочку?

— Не, просто, бегом бы потащили, главное, за порог было вынести. Второй под входную, а то, как хлопнула б твоя железяка, шуму б на весь подъезд было бы, ну и чтобы не цепляться мешком этим за все косяки. Я ж как раз и вернулась, чтобы все следы замести, а тут ты…

— Всю малину вам обломала, да? И что же мне теперь с тобой делать? Давай-ка я все-таки сделаю то, что надо было сделать с самого начала — позвоню в мили… тьфу, в полицию!

— Лиль, не надо, умоляю! — Танька как сидела на диване, так и сползла на пол, бухнувшись на колени. Сложила молитвенно руки, и умоляюще уставилась на меня: — Лилечка, я не хочу в тюрьму, ну пожалуйста!

— Да не буду я звонить, успокойся. И встань, а то смотреть противно. Был бы смысл, позвонила бы, а так, поди, чего докажи. Только кровь на площадке и на балконе… Так это еще я виноватой и окажусь… Ладно, бери тряпку в зубы, хлорку, где стоит, ведь знаешь? И иди, замывай следы преступления. Как хочешь, но чтобы через полчаса ни тебя, ни пятен здесь не было.

— Наверно… Ты больше не хочешь со мной иметь дело, да? — робко поинтересовалась она.

— Ты сегодня на диво проницательна! Черт, спать охота, сил нет, спасибо тебе за это большое.

— Так ложись, а я пока замою…

— Угу, сейчас, разбежалась! Чтобы я легла спать, пока ваша милость здесь находится? Нет уж, хватит, лучше дождусь, пока закончишь.

Я ушла в родительскую спальню, захлопнув за собой дверь, и закрывшись на шпингалет. Слабая конечно, защита, но хоть что-то… Я чувствовала себя как-то странно. По идее, меня сейчас должна бить дрожь, в голове кружиться вихрь мыслей и воспоминаний, страх, ужас, отвращение, но ничего этого не было и в помине, кроме, пожалуй, отвращения. Отвращение и пустота. И еще цинизм. Циничной я никогда не была, а сейчас… Я казалось, была пропитана им насквозь, хотелось вернуться в гостиную, и издеваться над Танькой тонко и не очень высмеивая ее, ехидничать, может, даже, унижать… Да что же это такое?! Никогда не была способна на подобные чувства… Скорее всего, это была просто защитная реакция, и было ясно, что она вот-вот прекратиться и меня прорвет. На смену приподнято-циничному настроению приходило дикое желание упасть лицом в подушку и зарыдать по-бабьи, во весь голос, с воем и причитаниями: — За что?

На руку капнуло что-то теплое, и я поняла, что плачу. Больше я не могла сдерживаться, и сделала именно то, что и хотела — схватила подушку, уткнулась в нее лицом и, закусив край наволочки, чтобы не меня было не слышно, заскулила, зарычала, всхлипывая и бормоча сквозь зубы что-то жалобное.

— Лиль, я закончила! — донося откуда-то издалека до меня голос Татьяны, спустя целую жизнь. — Можно, я останусь у тебя, а то ночь все-таки, страшно домой идти, и такси не поймаешь…

— Уходи! — хрипло выдавила я из себя.

— Лиль, ну пожалуйста…

— Уходи! — уже тверже добавила я, как следует прокашлявшись.

— Лиль, ну давай поговорим, обсудим, я ж тебе не все рассказала…

— Уходи! — Я опять упала на мокрую истерзанную подушку.

Хлопнула негромко дверь, я медленно сползла с постели, встав на трясущиеся от слабости ноги, и отправилась проверить — действительно ли она ушла, или в очередной раз заготовила для меня очередной мерзкий сюрприз. Но нет, в этот раз все было по-честному: в квартире кроме меня никого больше не было. На всякий случай, заглянула на балкон — боюсь, теперь я это буду делать ежедневно… Пол был чисто вымыт, нож исчез, ничто больше не напоминало о том, что здесь хранилось последние двое суток.