Договор с вампиром

Мы легли довольно рано. Вопреки своей привычке, я не притронулся к дневнику. Я был изможден физически и душевно.

Желая успокоить меня, Мери взяла мою руку и положила себе на живот, дабы я мог ощутить, как внутри шевелится ребенок. Этот проказник словно почувствовал наше внимание и так застучал по материнскому чреву, что мы невольно забыли все наши беды и засмеялись. Мой смех был на грани того, чтобы обернуться слезами, ибо я ощутил, как ко мне возвращается удивительное чувство любви и благодарности, которое я испытал, когда мы ехали сюда из Вены и я смотрел на спящую жену.

Я быстро уснул, но через час проснулся. Мне приснился Пастух. Подняв окровавленную морду, он смотрел на меня белыми волчьими глазами. Я боялся вернуться в этот сон и потому встал, зажег лампу и сел писать дневник.

Дорогая моя Мери! Наше дорогое, еще не рожденное дитя! Я мечтал привезти вас на свою родину. Откуда мне было знать, что мы окажемся в безумном мире?

Глава 5

ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ-ЦЕПЕШ

11 апреля. Утро

В предыдущую ночь я почти не сомкнула глаз, хотя и притворилась спящей, когда Аркадий вернулся из замка. Я была слишком взбудоражена и настойчиво желала разобраться во всем увиденном. Час за часом лежала я без сна, слушала ровное дыхание мужа и молила Бога, чтобы утром все мои ночные видения оказались кошмарным сном.

В эти дни я часто молюсь. Тайно. Аркадий знает о моей вере в Бога (какими улыбками, исполненными терпимости, одаривали мы друг друга, когда каждый из нас брался рассуждать о религии, естественно делая это со своих позиций). Но не в мрачного и гневливого Бога англиканской церкви, который проклял бы моего мужа за безверие. Я молюсь другому Богу: мудрому, любящему. Мой Бог слишком хорошо знает человеческую природу, чтобы всерьез обращать внимание на смехотворные принципы людей, их зависть и постоянную вражду. Мой Бог не станет гневаться на Аркадия за его атеизм и уж конечно не обречет мужа на вечные муки.

Увы, мой Бог, наверное, находится слишком далеко от Трансильвании. Хотя лично я никогда не верила в дьявола, любой, кто попадает в эти места, непременно ощущает владычество какой-то темной, злобной силы... Нет, Бог явно не услышал моих молитв. Проснувшись утром, я с ужасом поняла, что видела не кошмарные сны, а кошмарную действительность.

Более того, я получаю все новые и новые подтверждения истинности своих наблюдений. Как было бы хорошо, если бы то, чему я сегодня стала свидетельницей, оказалось просто моей выдумкой. Молю своего Бога, чтобы именно так и получилось. Мои разум и сердце утратили согласие. Разум объявляет увиденное абсолютно ложным и настаивает на том, что я сошла с ума. Сердце утверждает обратное. Но я не имею права беспокоить Аркадия каждой своей фантастической догадкой. Вначале я должна проверить, насколько они истинны.

Вчера Жужанна опять не спустилась к завтраку, и я снова пошла к ней в спальню. Не успела я постучать, как дверь отворилась и в коридор вылетела Дуня с подносом, на котором громоздились тарелки. Вопреки обыкновению, она не поклонилась мне. Зато в этот раз Дуня не отвела глаз, и в них я прочитала испуг и отчаяние.

– Дуня, что-нибудь случилось? – спросила я у нее по-немецки.

Вместо ответа Дуня сдвинула свои черные, с рыжеватым отливом брови. Глаза девушки были полны невыразимой душевной муки. Сначала она приложила палец к губам, а затем махнула рукой, словно бы приглашая меня отойти подальше от двери. Разумеется, я согласно кивнула. Удерживая в одной руке поднос, другой она неслышно затворила дверь спальни. Сделав несколько шагов, Дуня обернулась посмотреть, иду ли я следом.

Наконец она остановилась, повернулась ко мне и, перегнувшись через поднос, охрипшим голосом прошептала:

– Он все-таки это сделал! Он сломал schwur [20]!

Дуня употребила явно немецкое слово, но я не знала его значения.

– Кто сделал? И что сломал? – спросила я.

– Влад, – боязливо озираясь по сторонам, ответила Дуня.

Не сомневаюсь, если бы у нее в руках не было подноса, она осенила бы себя крестным знамением.

– Домнишоарэ [21]– молодая хозяйка – очень плоха. Очень плоха.

– Жужанна? – переспросила я, оглянувшись на дверь спальни. – Она больна?

Дуня быстро закивала головой.

– Очень плоха, – повторила она.

У меня все еще не было полной уверенности по поводу сцены, которую я наблюдала предыдущей ночью. Я истолковала слова Дуни как подтверждение своих догадок. Соблазнение Владом собственной племянницы и его игривость в обращении со мной давали мне все основания считать его грязным животным, лишенным моральных устоев. Я невольно покраснела, подумав, что и Дуня знает о ночных визитах Влада и обеспокоена их последствиями. Возможно, наутро у Жужанны случился нервный срыв, сопровождавшийся упадком сил. Вскоре эта новость разлетится по дому, а затем станет достоянием всей деревни.

– Я должна немедленно поговорить с Жужанной, – объявила я Дуне и повернулась, чтобы пойти в спальню.

– Фрау Цепеш! – почти прошипела горничная. – Доамнэ! Вы должны поверить! Он ее укусил. Я знаю, ваш муж не поверит, но кто-то из вас должен поверить и помочь ей!

Я застыла на месте, потом опять повернулась к Дуне. Та шумно опустила поднос на пол, затем кинулась ко мне. В глазах этой девушки было столько мольбы, что я не удивилась бы, если бы она грохнулась передо мной на колени.

– Как понимать твои слова? – тихо, чтобы не услышала Жужанна, спросила я. – Что значит "укусил"?

Дуня притронулась к своей шее чуть выше ключицы.

– Здесь, – шепнула она. – Он укусил ее в это место.

Мне вдруг подумалось, будто я всю жизнь провела в темной комнате, и вот впервые туда внесли светильник. Мое тело одеревенело. Я сразу же вспомнила, как мистер Джеффрис, посмеиваясь, сказал пару дней назад: "Вампир, мадам... Он якобы заключил договор с дьяволом и получил бессмертие в обмен на души невинных людей".

– Стригой? – спросила я и только потом сообразила, какое слово произнесла.

– Да, стригой. Да! Мы должны ей помочь!

Не знаю, поверила ли я тогда до конца словам Дуни. Но дверь спальни я открывала с предчувствием чего-то ужасного.

Переступив порог, я попала в мрачную, гнетущую атмосферу и сразу подумала, что трагические события вокруг Жужанны еще только начинают разворачиваться. Воздух в спальне показался мне холодным и застоявшимся. Такая же атмосфера царила в склепе, когда хоронили Петру. Вдобавок к этому мой нос уловил едва ощутимый запах тления. Я тут же подумала: поскольку Влад был здесь всего несколько часов назад, возможно, я сгущаю краски и даю волю своему воображению.

Черные волосы Жужанны разметались по подушкам. Брут сидел рядом, положив свою большую квадратную голову на край постели. В собачьих глазах, неотрывно глядящих на хозяйку, я уловила тревогу. Когда я вошла, пес повернул морду ко мне и тихо заскулил, словно прося о помощи.

Увидев Жужанну, я торопливо прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса.

Она напоминала живой труп. Мертвенная бледность ее лица сливалась с белизной подушек и ночной сорочки. Глаза ввалились, и вокруг них залегли темные круги. Лицо осунулось, и на нем еще сильнее выступили скулы. Фамильная горбинка на носу стала еще заметнее. Глаза и скулы придавали Жужанне странное сходство с дикой кошкой. В ее нынешнем облике было даже что-то красивое... Красота увядания.

Я присмотрелась. Такое ощущение, будто передо мной лежала покойница с неподвижным, восковым лицом, но живыми глазами, сиявшими от странного возбуждения. Теперь я увидела, что она не лежит, а полусидит, утопая в трех подушках. Дыхание Жужанны было частым и прерывистым. Перед нею находилось нечто вроде подставки, на которой лежал раскрытый дневник. Жужанна силилась туда что-то записать, останавливаясь на каждом слове.