Миллион миллионов, или За колёсиком (СИ)

— Вы Бруно Брунович? Я от Срамного, Петра Арсеньича, — продолжает объяснять Мхов.

— Да знаю я, знаю. Амба, — вдруг глухо, как в бочку произносит человек на пороге.

— Что? — ошарашенный Мхов пятится в сторону лифта.

— Амба, ну тихо, не балуй, — успокаивающе, с лёгким прибалтийским акцентом, говорит хозяин и, освобождая проход, делает приглашающий жест. — Да вы проходите. Не бойтесь. Не тронет.

Мхов с опаской пробирается в прихожую мимо хозяина; тот правой рукой притягивает к себе за ошейник огромную, чёрную, как антрацит, немецкую овчарку.

— Туда, туда, — хозяин приглашает следовать дальше.

Пройдя, Мхов оказывается в небольшой комнате, аккуратно обставленной хорошо сохранившейся мебелью советского образца. Вот только телевизор и видеомагнитофон из нового времени — оба «Панасоники», встроенные в добротную металлическую стойку. Там же, за стеклом, десятка полтора-два кассет: Джармуш, Линч, Тарантино, Фассбиндер, Хичкок, Китано, несколько выпусков «Тома и Джерри». Из книг — битком набитый небольшой стеллаж, половина на половину мировая классика и разномастные детективы. Большая фотография на стене — Лубянская площадь, ещё с памятником Дзержинскому посредине. Дверь, наверное, в спальню, завешена плотной шторой.

— Амба, место, лежать, — хозяин показывает успокоившейся овчарке в сторону кухни. Собака послушно отправляется туда, разваливается посредине, занимая собой всё пространство между столом из ДСП и газовой плитой.

Хозяин тем временем усаживает Мхова на диван, сам опускается на стул рядом.

— Чай, кофе? — предлагает он.

— Нет, нет, спасибо, — отказывается Мхов.

Он ощутимо разочарован, не так представлял он себе магов и их быт. С другой стороны, не таков Срамной, чтобы подсовывать ему всякую туфту.

— Тогда скажите мне, что вас интересует, — просит Бруно Брунович, (его труднопроизносимая фамилия вылетела у Мхова из головы).

Мхов заранее подготовил ответ на подобный вопрос. Он достаёт из кармана паспорт Позарезского, протягивает собеседнику:

— Я хочу знать об этом человеке всё, что только можно.

Хозяин принимает от Мхова паспорт, внимательно пролистывает, задумчиво вглядывается в фото. Вдруг он как будто цепенеет, его пальцы начинают мелко дрожать, глаза затуманиваются.

— Вот же как, но кто… откуда… — бормочет старик, в его глазах недоумение и, похоже страх.

— Что? — наклоняется к нему Мхов.

Бруно Брунович шарит в кармане штанов, достаёт большой носовой платок, утирает лицо, шумно высмаркивается. Он закрывает паспорт, но не возвращает Мхову, а цепко держит в руке. Потом встаёт, подходит к серванту, достаёт из шкафчика кусочек сахара и тёмный пузырёк с какой-то жидкостью. Открывает пузырёк, капает жидкость на сахар. По комнате распространяется резкий запах корвалола. Хозяин кладёт сахар на язык, садится на диван рядом с Мховым, которого этот спектакль начинает уже раздражать.

— Вы знаете, — монотонно начинает Бруно Брунович, — я очень уважаю генерала Срамного Петра Арсеньича. Он для меня сделал много, даже больше …

Наступает недолгая пауза, во время которой старик качает головой, будто в чём-то с самим собой соглашаясь. Потом спохватывается и так же без всякого выражения продолжает:

— Но я старый человек, поймите… Мне уже скоро…

Он показывает пальцем в потолок.

— Поэтому я не могу себе позволить заниматься, проникать в такие, брать на себя… такое. Это слишком, да что там, это вообще недопустимо, потому что… понимаете?

Взбешённый всей этой нелепицей Мхов, еле сдерживаясь, протягивает ладонь.

— Верните паспорт, пожалуйста.

Старик, как кажется Мхову, пугается.

— Нет, нет, подождите! Подождите… хотя… это, пожалуй, можно. Сейчас я вам покажу.

С этими словами Бруно Брунович встаёт и, не выпуская паспорт из рук, уходит в другую комнату, ту, что за плотной шторой. Спустя полминуты он возвращается, неся с собой две толстые металлические цепи (каждая из них скована в сплошную окружность) и какое-то стекло в круглом металлическом корпусе на подставке, что-то вроде настольного зеркала.

Последний предмет он ставит на стол. Потом надевает одну цепь себе на шею, другую — обеими руками протягивает Мхову.

— Наденьте это, — говорит он.

— Зачем? — Мхов чувствует тупую, смертельную усталость. — Отдайте мне паспорт, я ухожу.

— Прошу вас, наденьте, — настаивает хозяин. — Это защитит, если что.

Мхов понимает, что оказался в цепких лапах свихнувшегося гэбиста, и чем больше он будет сопротивляться, тем дольше продлится эта чушь. «Не драться же с ним, — думает Мхов. — Опять же пёс. Не стрелять же в него». Перед его глазами, как живой, встаёт несчастный Дорсет и Мхов сдаётся. Но Срамному, решает он, эта магия будет стоить дорого.

Он встаёт с дивана и, нагнув шею, позволяет старику повесить на себя идиотскую цепь; она оказывается намного тяжелее, чем он думал.

— Вот так хорошо, — облегчённо вздыхает Бруно Брунович. — Теперь смотрите.

Он поворачивает штуковину в круглом корпусе лицевой стороной к Мхову.

— Это — Зеркало Вторичной Визуализации, или, как мы его в шутку называем, Зеркало Заднего Вида. Что вы в нём видите?

Мхов видит блестящую поверхность, по фактуре похожую на зеркальную, но в ней, в отличие от зеркала, не отражается ничего. На всякий случай, он подносит к поверхности руку, шевелит пальцами, но там по-прежнему пусто.

Он так и говорит:

— Ничего я там не вижу.

— Теперь внимание.

Хозяин тщательно поправляет цепь на себе, потом на Мхове.

И протягивает руку с паспортом к поверхности стекла.

Действительно интересно. Отражения руки не видать. Как и раньше, там не отражается ничего… кроме паспорта. Бруно Брунович листает паспорт перед «зеркалом», Мхов отлично видит отражение каждой страницы документа. И — ничего кроме этого.

— Ну что, а?!

Старик, похоже, сильно увлёкся своим фокусом, так и сяк вертит паспорт перед «зеркалом», кривит рот, подмигивает.

— Ну, как вам это?!

«Да никак», — хочет сказать Мхов, но не успевает.

«Зеркало» гулко лопается, на поверхности возникает кривая чёрная трещина, в грудь Мхову, вернее, в цепь на его груди, ударяются сотни невидимых молоточков.

С десяток секунд длится оглушительный перезвон, сыпятся ослепительные синие искры.

Комната в глазах Мхова начинает судорожно дёргаться, так бывает, когда в киноаппарате рвется плёнка.

Экран телевизора «Панасоник» сам по себе расцвечивается яркими всполохами, сквозь которые пробиваются длинные столбцы японских иероглифов.

А на кухне протяжно и страшно воет Амба.

Когда всё кончается, на хозяина страшно смотреть. За эти секунды его лицо почернело, свернулось, он словно постарел лет на двадцать, в его глазах стынет смертельный ужас.

— Передержал… передержал… как же это… — еле шепчет он.

Мхов чувствует, что ещё немного и самому ему останется свалиться на пол и забиться в истерике.

— Ты чё, дед?! — в ярости шипит он.

— Не спрашивайте… — хозяин в панике машет рукой с зажатым в ней паспортом, — я не знаю… вы не…

— Паспорт, отдай, паспорт! — подступает к нему Мхов.

— Нет! Вы не понимаете! — вдруг вскрикивает Бруно Брунович, пряча паспорт за спину.

Собака на кухне уже не воет, она тихо скулит, забившись под стол.

Мхов одним движением вырывает из-за пояса пистолет, направляет дуло прямо в лоб старику.

— Паспорт! — приказывает он. — Считаю до одного!

Хозяин неожиданно успокаивается.

— Хорошо, — быстро говорит он. — Хорошо, хорошо, уберите пистолет.

Мхов опускает оружие.

— Сейчас, теперь уже… Одну секунду.

Мхов ждёт.

Бруно Брунович кладёт паспорт на стол перед собой, сосредотачивается и, листая документ левой рукой, указательным пальцем правой быстро чертит на каждой странице какие-то непонятные символы.

Мхов угрюмо следит за его манипуляциями.

Наконец, старик добирается до последней страницы, закрывает паспорт и протягивает его Мхову.