Пустынная дорога смерти (СИ)

Фамильный дом Эландеров выделялся среди других строений Грейвс Сити, также, как и фамильные дома Адамсов и Дэвидсов. Некогда этот дом был больше похож на полуразрушенный сарай, именно таким он достался отчиму Джима, Эдварду Эландеру, от дяди, разорившегося пьяницы и картёжника. К тому времени он уже женился на беременной Элизабет Томпсон и имел в кармане приличную сумму денег, доставшихся ему от отца на несколько лет раньше. Элизабет любила природу, она любила бескрайние лесные просторы и мрачные, бесплодные, суровые пейзажи Грейвс Сити, наполненные непокорным духом свободы. В скором времени Эдвард построил ей настоящую золотую клетку, с туманной, тенистой аллей, уходящей в небесную, холодную высь. В сезоны непроницаемой мглы у этой аллеи не было конца, она становилась дорогой, ведущей в другие, невообразимые и недоступные человеческому разуму миры. Перед домом росли две скрюченные, невысокие вишни и большие, пушистые кусты крупных роз разных цветов, которые так любила Элизабет. Она чахла и умирала в тех садах, желая только освободиться и вновь увидеть бескрайние, изумрудные просторы, окинуть их взглядом, лишённым боли и мучений. Аллея была последней её отдушиной, сохранявший и продлявшей её серое, подавленной существования, замедляя развитие болезни. Даже спустя годы двухэтажный, роскошный дом сохранил свою элегантность, сочетающуюся со строгостью и спокойным, заслуженным величием. В его серых, каменных стенах и изогнутых ветках плюща, оплетающих второй этаж дома, сохранились её слёзы, боль и страдания.

Джим шёл по припорошенной липким, тяжёлым снегом дорожке. За эту ночь суматошная метель одела город в белый, похоронный саван, скрывающий ядовитое, чёрное гниение под мнимым великолепием. Он торопливо сел в тёплую машину Дина, прячась от холода и отвращения. Внешний вид сурового шерифа стал ещё хуже, едва ли можно было в нём узнать привлекательного обольстителя с лёгкостью разбивавшего сердца девушкам и оставляющего после себя неизгладимый, глубокий след. Взгляд его казался задумчивым и затравленным, волосы были наспех неаккуратно уложены, глаза впали, под ними залегли глубокие чёрные тени. Он выглядел угнетённым и жутко уставшим.

– Что-то случилось? – участливо спросил Джим.

– Нет, ничего, – презрительно ухмыльнувшись бросил Дин.

– Но я же вижу, что что-то случилось, – печально вздохнул молодой полицейский и устало прикрыл глаза.

– Не лезь в это, Джим, – сквозь стиснутые зубы злобно почти прошипел шериф. – Это явно не твоё дело.

Джим замолчал. Он сонно смотрел в окно, пытаясь на время забыть образ Виктории. Снег уже давно прекратился. Небо полностью посветлело, приобретя приятный, нежный, светло-лиловый оттенок. На фоне него жутко и отталкивающе выделялись чёрные, искажённые силуэты ворон, огромными, бесформенными стаями, напоминающими забытых, древних, циклопических чудовищ, летящих с места последнего неуютного пристанища. Они были изгоями мира и света. Где-то далеко печально и скорбно звучали колокола, словно оплакивая умершую старуху осень.

– Не знал, что София держит цветочный магазин, – отрешённо бросил Дин чтобы разрядить появившееся, гнетущее напряжение.

– Она начала заниматься этим совершенно недавно, – спокойно произнёс Джим. – Она иногда заставляет доставлять цветы даже ночью и рано утром, выезжать на эти особые заказы. Я часто вижу этих бедолаг, которые у неё работают. А что такое?

– Ничего, – буркнул Дин наигранно внимательно глядя на дорогу.

За окнами машины мелькали будто сонные тени дома. Уже отсюда был виден чёрный силуэт Азраила вырисовывающийся на фоне первых, робких золотых лучей и молочно-белого восточного неба. Они свернули на запад, в сторону всё ещё лилового горизонта, убаюкивающего ночной мрак. Вскоре немного покосившиеся, спящие под белым снежным покрывалом, обветшалые дома бедного района закончились, уступая место лесам с вязкими болотистыми почвами и непроходимыми топями, ещё укрытыми полночной тьмой. В них словно скрывалось таинственное и непостижимое нечто, зорко и незаметно наблюдающее за жизнью, медленно ползущей в Грейвс Сити. Наконец они остановились возле ворот кладбища Колд Грейвс. Джим и Дин торопливо вышли из машины и молча направились в сторону небольшой церквушки. Это было белое, аккуратное здание с красивыми, яркими и почти фантастическими витражными окнами, гордо и чётко вырисовывающиеся на фоне скорбного, иссиня-чёрного, холодного лесного пейзажа. Казалось, словно это светлый, солнечный луч робко упал на угнетённую чёрной болезнью землю, несущий святое спасение и покой внутри. Они шли к тёмным двустворчатым дверям по едва заметной тропке. Снег вокруг лежал небрежными, сероватыми клоками, местами обнажая уродливую, сырую землю, и украшал скорбные надгробия и памятники белыми венками из хрупких, тяжёлых, ледяных цветов. Он одел Абаддона в белый, праздничный саван. Открыв одну створку скрипящей деревянной двери Дин и Джим вошли в церковь. Внутри царил уютный сонный полумрак, приятно пахло старым деревом и воском, лишь удушающий, резкий запах ладана вызывал головную боль. На полу лежали разноцветные причудливые узоры, созданные весёлой игрой света и разноцветных стёкол. Все скамьи были пусты и лишь на последней, ближайшей с правой стороны к алтарю склонившись над библией сидел священник. Это был плечистый молодой человек, с пепельно-серыми длинными волосами, собранными в хвост. Черты его гладковыбритого лица были суровы, грубы и мужественны: губы были большими, но не пухлыми, нос был прямой, а скулы квадратными и массивными, но в миндалевидных, серых глазах теплились чувства покоя и умиротворения. Он оторвался от чтения и удивлённо посмотрел на пришедших.

– Здравствуйте, Джим, – приветливо начал он. – Я рад, что Вы пришли ко мне. Вашего друга я увы, вижу впервые. Он, верно, не из моего прихода.

– Я не из чьего прихода, – мрачно бросил Дин, опередив Джима.

– А во что же Вы верите? – с ярко выраженным любопытством спросил священник и встал со своей скамьи, отложив в сторону библию.

– Ни во что, – сухо ответил шериф.

– Невозможно ни во что не верить, – покачав головой сказал священник.

– Значит я просто не верю в Бога и дьявола, а верю лишь в разум и собственные силы.

– Наверное, страшно так умирать, – задумчиво начал священник. – Без Бога и веры. Да и жить так тяжело. Всю ответственность за свои поступки и решение приходится брать на себя. Вы не верите в тьму и ад? В дьявола, толкающего нас на богопротивные поступки?

– Я видел многое, – презрительно искривившись произнёс Дин. – Я видел убийства, грабежи, насилие. И, можете мне поверить, во всех этих поступках не было дьявола, а были люди. Я не видел Бога, а видел людей, сетующих на жизнь и молящихся небесам, ожидая манны и помощи, неожиданного решения всех проблем. Они молятся им и проклинают их, не желая ничего менять. Они винят их в своих бедах и неудачах. Но небеса – это всего лишь небеса. Там нет помощи и даров. Люди сами создают свою жизнь и разрушают её. Не Бог, а они. Люди это всего лишь животные, но с идеями о собственной исключительности, отличности от природы и мечтами. Мы сами создали строй, который ненавидим, проклятую систему, поедающую нас. Мы говорим о Боге, которого нет, но который превозносит нас мысленно над животным миром. Это всего лишь иллюзия. Нам всё время кажется, что наше существование грандиозно, устремленно к великой цели. Именно мы придумали конец света, как праздное завершение нашего существования, ведь нам трудно поверить, что мы всего лишь часть бесконечного биологического процесса. Мир должен умереть с нами в великолепной, невообразимой агонии. Но истинна заключается в том, что мы просто более развитые муравьи, и рано или поздно нас всех положат в землю, как мусор или перегной. В один момент мы просто сгинем. Сложно осознать, что смерть – это просто конец нашего существования, за которым ничего не последует и не будет наград за праведную жизнь.

– Интересная теория, – на удивление спокойно произнёс священник. Стоящий рядом с ним Джим опешил от наглости Дина, ему было стыдно за него, щёки его пылали алым цветом. Но священник оставался всё таким же задумчивым и спокойным. – Вы случайно не Дин Саммерс?