Голодная луна

Она спала без всяких сновидений, проснулась на утро бодрой и полной оптимизма. В конце концов, Мэнн и его последователи будут все равно продолжать свою деятельность и в один прекрасный день все-таки одержат свою историческую победу над язычеством. Она же будет продолжать учить своих ребят и общаться с ними так, как считает нужным, кроме маленьких глашатаев Мэнна, которым запретит рассказывать в классе свои байки. Она уже многого добилась в своем постоянном классе, несмотря на все попытки Скрэгов изменить школьные порядки. Она чувствовала себя более свободной и восприимчивой ко всему новому. Когда солнце погнало облака в сторону от коттеджей, и когда она увидела, как мистер Скрэг махнул ей рукой из окна своего кабинета, приглашая к себе, она направилась туда не задумываясь.

Он бросил ей через стол отпечатанный на машинке текст:

— Для вашего непосредственного ознакомления!

Это было новое предписание дирекции о запрещении преподавания морали и религиозности, выполненное в специфической для директора школы манере. Преподавание сегодня, в целом, должно было взять в качестве основы христианское видение жизни и истории, должно было обеспечивать христианское поведение детей в отношениях друг с другом… Она продолжала читать, не веря своим глазам: никаких орфографических ошибок и прыгающих букв, все четко и понятно.

— Что вы хотите, чтобы я сделала с этим? — спросила она.

Мистер Скрэг слепо уставился на нее, блестя стеклами своих очков:

— Подпишите это, пожалуйста…

— Я не думаю, что вы имеете право требовать от меня сделать это. Такого пункта нет в моем контракте о приеме на работу.

Его маленькая физиономия, казалось, стала больше под кустистыми седыми бровями. Когда он вновь заговорил, голос его стал почти мелодичным:

— В таком случае, мисс Крэмер, я должен сказать вам, что эта школа больше не нуждается в ваших услугах…

Глава 13

Когда закончилась суббота, в Джун стало расти раздражение, вызванное поведением Эндрю. Наконец она дала ему несколько христианских плакатов, чтобы он повесил их вокруг магазина, но когда он попытался забраться на стенды с книгами, она всплеснула руками:

— Ты что, хочешь все уронить на пол? Попытайся хотя бы сделать что-нибудь осмысленно, воспользуйся своим умом, который, надеюсь, Господь все-таки дал тебе, — закричала она, но тут вмешался Брайан:

— Ну же, сынок, ты можешь помочь мне там…

В действительности было абсолютно нечего делать в этой длинной, узкой комнате, пропахшей сапогами и веревкой, и холодным примусом.

— Чем ты хочешь заняться, сынок? — зашептал Брайан вкрадчивым голосом.

Мальчик прищурился, всматриваясь в отца из-под бровей, которые пока можно было разглядеть лишь с большим трудом:

— Я хочу читать для самого себя.

— Ты уже делал это для мамы. Тебе больше не нужно делать это сегодня, — сказал Брайан и увидел, как Эндрю с неодобрением втянул впалые щеки. — Ну, хорошо, хорошо, если ты хочешь…

Мальчик вбежал в магазин, крича:

— Папа сказал, что я могу почитать ему!

Брайан почувствовал себя пристыженным и вновь подумал о том, что он должен принять участие в «открытой ночи» и поговорить там с учительницей Эндрю. Он думал, что с момента того сборища у пещеры ему стало неприятно показываться людям на глаза.

Со времени сборища Мэнна он постоянно видел женщин, заглядывавших в окна магазина и притворявшихся, что они говорят не о нем. Один раз он уловил разговор о вещах, которыми его бедная жена должна была возбуждать себя и которые он силой принуждал ее делать. Он хотел сказать, что не прикасался к Джун с того времени, после проклятого собрания около пещеры. Он никогда бы не сделал этого в то время, когда она не хотела, как бы сильно не был возбужден. Однако он не в состоянии был рассказывать свои тайны кому-нибудь. Без сомнения, в городе о нем думали даже хуже, чем было на самом деле, потому что ему стало стыдно пригласить кого-либо из последователей Мэнна к себе в дом.

В конце концов Джун перестала принимать валиум. Религия Гудвина помогла ей. Возможно, со временем она станет более терпимой по отношению к Эндрю. Он желал бы сам стать более терпеливым. Иногда, когда они были вдвоем с Эндрю, он переставал чувствовать себя так плохо.

Однако когда Эндрю начал читать ему памфлет, он ничего не мог поделать с собой, украдкой морщась даже тогда, когда Эндрю не делал ошибки в чтении.

— Не Айс-эйк, — поправил Брайан, стараясь быть вежливым. — Ты ведь не хочешь вырасти, не умея читать и писать? Ты ведь не хочешь работать внизу в шахте из-за того, что не способен ни на что лучшее, не хочешь находиться постоянно внизу, во тьме?

Когда Эндрю попытался прочитать «Айс-ака», Брайану захотелось вытряхнуть из него всю тупость:

— Это Исаак, черт побери, Исаак. Попробуй прочитать хотя бы строчку без этих идиотских ошибок.

Эндрю почти без ошибок прочитал последнее предложение о том, как Господь возжелал того, чтобы каждый ребенок слушался своих родителей и учителей, любого человека в униформе. Он бросил на отца умоляющий взгляд, который смутил Брайана.

— Так лучше, — пробормотал он. — Ладно, я возьму тебя с собой посмотреть на футбольную тренировку.

Ветер гнал облака сквозь солнце; бегущие тени рассыпались по склонам. Когда Брайан с Эндрю спустились вниз по крутым улицам, ветер донес до них запах горелой растительности у пещеры над Мунвэлом.

— Папочка, а Исаак действительно убил бы его? — спросил Эндрю.

— Это всего лишь поучительная история, которая показывает тебе, как надо вести себя. Но даже если это правда, это все случилось давным-давно.

— А ты бы убил меня, если бы Господь велел тебе это сделать?

— Никто не собирается требовать от меня, чтобы я тебя убил. Теперь прекрати говорить эту чушь и следи за игрой!

Две команды, разделившись по пять человек, играли на поле, которое использовалось для спортивных соревнований и школой. Отцы и сыновья, старики, курившие трубки, стояли за ограничительной белой линией и кричали:

— Передай пас, давай, — пронзительно закричал Брайан. — Ах ты, глупый тип! — Когда Эндрю испуганно посмотрел на него и вздрогнул, он потрепал мальчика за плечо. — Я не на тебя кричу, ты тоже можешь кричать…

Но Эндрю продолжал молча стоять и смотреть, даже когда мяч подкатился с поля к самым его ногам.

— Давай же, сынок, ударь по мячу! — закричал Брайан. Другие игроки тоже начали кричать ему. — Ударь по мячу как сможешь, сынок, ты же не девочка, — велел ему Брайан, и мальчик качнулся вперед всем телом. Он нанес по мячу легкий удар, поскользнулся в грязи и упал.

Брайан вел его домой, и Эндрю вытянул свои грязные руки по бокам. В ванной он ждал, пока отец не разденет его.

— Ты что, не мог сделать это для своего же блага? — глухо заворчал Брайан, взволнованный тем, что дотрагивается руками до бледной кожи мальчика, до его пениса, который совсем сморщился и спрятался в мошонку, словно не желал, чтобы его видели. Он не должен был чувствовать себя виноватым: Джун тоже смущалась всякий раз, когда видела сына обнаженным. Он проигнорировал протесты Эндрю о слишком горячей воде; вытянул его из ванны, когда мальчик уже удобно расположился там, говоря, что кончики его пальцев похожи на изюминки, и, наконец, насухо вытер его и, одев, направился обратно в магазин.

Джун закатила глаза:

— Где одежда, которая на тебе была? Что на этот раз произошло?

— Кто-то ударил по нему мячом и он упал, любовь моя… Его одежда в стиральной машине. Он иногда должен пачкаться, если хочет быть хорошим мальчиком.

— Ты не лучше. Посмотри на свою обувь! Надеюсь, ты не катался в грязи, чтобы доказать всем, что ты мужчина?! — Джун криво усмехнулась. — Хорошо, Эндрю, там есть несколько приличных ребят, с которыми ты мог бы поиграть, они не из тех, кто все время дразнит тебя…

— Я лучше поиграю с тобой и папой…

— Ты хочешь? Да? — Джун обняла его. — Мы потом поиграем. Это напомнило мне время, когда мы все предпочитали находиться в кругу семьи. Я очень рада, что ты более внимателен к нам, чем к твоим так называемым друзьям из книжного магазина.