Сатанель. Источник зла

К вечеру девушка вернулась в Сен-Жермен. Ее грела мысль о том, что сейчас она войдет в свой новый дом. Повернув на свою улицу и издалека увидев его красную крышу, она почувствовала прилив бодрости. Вечерело, обращенные в ее сторону окна второго этажа отражали заходящее солнце. Весь дом был окутан золотистым свечением, отчего окна походили на горящие глаза отдыхающего великана. Это так поразило Николь, что она остановилась, чтобы насладиться зрелищем. Но это длилось лишь несколько секунд. Солнце продолжило свой путь за горизонт, и стекла теперь не отражали его лучи, хотя дом по-прежнему был залит янтарным светом. Великан закрыл глаза.

Еще утром Николь пригласила мадам Барбье на ужин в маленький ресторанчик неподалеку от дома, который по воскресеньям работал допоздна. Она обнаружила его накануне вечером, когда отправилась на прогулку по окрестностям. Николь хотела устроить своеобразный прощальный ужин, ведь уже во вторник Татьяне предстоял отъезд в Канаду.

Хозяйка ожидала ее в своем старинном кресле, слушая граммофон. Она не зажигала свет, и Николь вначале с трудом различила в сгустившихся сумерках ее миниатюрную фигурку. Мадам Барбье сидела, сложив на коленях руки, и улыбалась, отчего ее зубы блестели даже в темноте. Мелодия была незнакома Николь, но она не сомневалась, что, как и все в этом доме, это дань прошлому.

В ресторане мадам Барбье сыпала историями из своей жизни вперемешку с советами относительно того, как следует обращаться с домработницей Мари. Она была одета так же, как и в день их знакомства: на ногах те же фиолетовые туфли, и кружевные манжеты так же выглядывали из рукавов черной кофты; на голове у нее красовалась маленькая, похожая на берет шляпка, а бежевую шаль сменил длинный плащ. На щеках женщины горели красные пятна, контрастировавшие с белизной ее кожи.

— Тебе нравится? — обратилась она к Николь. — Ради тебя я накрасилась. Должна признаться, что меня давно никто не приглашал на ужин. — Она весело рассмеялась. — И я очень счастлива.

После ужина они медленно шли домой, поддерживая друг друга под руку.

Этот вечер повторил предыдущий. Кровать приняла Николь так же охотно, как и накануне, сны были насыщенными, но проснувшись, она поняла, что всю ночь видела один и тот же навязчивый сон. Даже после пробуждения распластавшееся на полу тело Рене Мартина с невероятной отчетливостью стояло у нее перед глазами. На этот раз появились детали, которых она прежде не замечала: лежащая возле трупа ваза… или ноги покойного… Одна нога была босой, а другая — обута в домашнюю туфлю.

Николь опять почувствовала, как тревога отдает у нее в животе. А в голову закралась мысль, заставившая ее похолодеть от ужаса. Внезапно она поняла, что эти видения реальны… что она видит их глазами убийцы. Она села на кровати и закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться и перевести дух. Она должна взять себя в руки, это безумная идея, этого не может быть…

В музее ее ожидали карточки коллекции Гарнье, и она решила сосредоточиться на работе. Но это видение возвращалось… всякий раз неожиданно, как удар по спине, изумляя ее непредсказуемостью и отчетливостью.

Даже перерыв на кофе не избавил ее от этой странной навязчивой идеи. В кафетерии единственной темой всех разговоров была смерть коллеги-египтолога. Сотрудники других отделов подходили, чтобы поговорить о том же.

Николь уже хотела извиниться и вернуться к себе, когда к ней подошел Пьер де Лайне.

— Прошу прощения, мадемуазель Паскаль, возможно, сейчас не совсем подходящий момент, чтобы говорить о работе, но я на одну минутку. Вы позволите угостить вас кофе?

Николь с благодарностью приняла приглашение, радуясь возможности поговорить о чем-то, не имеющем отношения к Рене Мартину и странным обстоятельствам его смерти. Они расположились у барной стойки, поодаль от остальных сотрудников. Директор поинтересовался, получила ли она карточки, и сообщил, что вскоре ей предстоит лично наблюдать за передачей артефактов, предназначенных для их отдела. Оба вопроса заняли несколько секунд, после чего Пьер де Лайне рассказал, что в молодости ему выпала очень похожая задача. Спустя несколько минут Николь уже заливалась смехом, забыв о своих тревогах.

Возвращаясь в кабинет, Николь мысленно поблагодарила директора. Беседа помогла ей избавиться от навязчивых мыслей и видений. У нее даже настроение поднялось. Подобные вспышкам видения прекратились, и девушка наконец-то смогла сконцентрироваться на работе.

Вечером, выйдя из музея, она поспешила к входу в метро, чтобы вернуться в Сен-Жермен-ан-Ле. На следующее утро мадам Барбье предстояло отправиться в путь, и Николь хотела провести последний вечер с ней. Сидя у окна в поезде, она наблюдала за проносившимися мимо пейзажами, многие из которых уже начинала узнавать, и думала о своей странной домовладелице. С виду это была очень хрупкая женщина, но Николь быстро поняла, что мадам Барбье отлично знает, чего хочет или. скорее, поправила она себя, чего она не хочет. От нее исходило ощущение древней мудрости, присущей много пожившему и много повидавшему человеку. Николь вдруг пришло в голову, что если для других людей время летит, для Татьяны Барбье оно идет неспешной походкой. Эта мысль ее позабавила, и она не смогла сдержать улыбку.

Блюда к ужину Мари приготовила еще днем. Татьяна извлекла бутылку выдержанного портвейна, и женщины выпили за ее отъезд. Перед ужином они долго сидели в саду и беседовали, наблюдая за закатом. В этот вечер небо не окрасилось в красный цвет. Свет постепенно убывал, и все вокруг становилось более тусклым и серым.

Мадам Барбье сказала, что хочет лечь пораньше, и сразу после ужина ушла к себе. Николь убрала со стола и поднялась в свою спальню. Сначала она хотела включить телевизор, но передумала и решила почитать книгу, которую начала уже давно, но потом по какой-то причине отложила.

Спустя некоторое время она поняла, что читает безо всякого интереса, подсознательно оттягивая момент, когда ей придется ложиться спать. Ее пугала мысль о том, что во сне к ней опять явятся ненавистные образы и видения. Она вздохнула с облегчением, осознав, что после беседы с Пьером де Лайне эти призраки оставили ее в покое и не появлялись до самого вечера. Впрочем, ее по-прежнему не оставляло ощущение тепла, сдавливающего голову. Однако оно стало таким привычным, что она почти его не замечала. Николь списала это на странную аллергическую реакцию, вызываемую домом. Но в этих ощущениях не было ничего неприятного, и она решила не придавать им значения.

Вопреки ее опасениям, ночь прошла без сновидений. По крайней мере, проснувшись, она ничего не помнила. Девушка чувствовала себя на удивление отдохнувшей и полной сил. Отдернув шторы, она увидела безоблачное небо, предвещающее восхитительное утро.

Спускаясь по лестнице, она услышала, что Татьяна Барбье уже хлопочет на кухне. Николь вошла в столовую и увидела накрытый к завтраку стол. Из приоткрытой двери тянуло ароматом свежего кофе.

— Доброе утро, дорогая! — В дверном проеме возникло улыбающееся лицо Татьяны Барбье. — Надеюсь, ты хорошо спала. Я встала рано. Ведь сегодня мое последнее утро в этом доме, и я хотела насладиться им сполна. — И хотя с лица Татьяны не сходила улыбка, Николь уловила в ее словах легкую грусть.

— Татьяна, вы ведь уезжаете не навсегда, — улыбнулась она в ответ. — К тому же через несколько часов вы увидите сына. И не беспокойтесь: когда вы вернетесь, дом будет точно таким, каким вы его оставляете. — Она взяла из рук мадам Барбье маленький поднос с поджаренным хлебом. — Позвольте, я вам помогу.

После завтрака Николь и мадам Барбье попрощались. Татьяна проводила девушку на улицу, как и в день знакомства. Они поцеловались, и у Николь возникло такое чувство, словно она прощается с близкой подругой. И девушка была уверена, что симпатия, которую она испытывает к Татьяне Барбье, взаимна.

Пройдя половину пути до поворота улицы, она остановилась и оглянулась. Татьяна по-прежнему стояла у калитки — ее хрупкая фигурка отчетливо выделялась на бордовом фоне дома. Николь помахала ей рукой, и женщина помахала в ответ.