Игры рядом

. Вечера стали совсем холодными.

— Опоздала? — переспросил Ларс. Какого хрена он спрашивает? Ему ведь всегда плевать было на такие вещи.

А я какого хрена об этом говорю? Только остановиться почему-то никаких сил…

— Я уже был на пароме, а она верхом… прямо в реку… Поговорить хотела, видно.

— И ты не вернулся?

Проклятье, звучит так, словно это единственное, что я должен был тогда сделать.

— Нет, — раздраженно ответил я, потирая вдруг сделавшиеся ледяными пальцы. — Паром уже от берега отошел. Да и о чем мне с ней было говорить? — в последних словах прозвучала злость, и это меня обеспокоило.

— Ясно, — сказал Ларс и отвернулся. Тут уж я просто рассвирепел.

— Что тебе ясно?!

— Да ничего.

— Нет уж, договаривай!

— Ладно, — вдруг согласился он. — Ясно, что ты сбежал. Вот и всё.

Я тут же расслабился. Ах, это… Ну да, сбежал. А разве не это я делаю всё время, пока ты меня знаешь? Только сбегаю, больше ничего. От Зеленых, от Ржавого Рыцаря, от Йевелин… от Флейм… Теперь вот бегу от всех сразу — удобно получилось. Там, в лесах… я буду дома. Там, если Ржавый Рыцарь придет ко мне, я смогу просто сказать ему: Стой! — и посмотреть, что будет дальше. Знаешь почему? Потому что это моя крепость. Ее не видно со стороны — постороннему наблюдателю покажется, что это только деревья, только запахи, ветки, хлещущие по лицу, сухие щелчки арбалетных болтов между листьями — но на самом деле это мой фамильный форт, в котором я наглухо забаррикадировался восемь лет назад. И голыми руками его не возьмешь. Меня только слуги Безымянного Демона и смогли оттуда выкурить — ненадолго. Но теперь я возвращаюсь: разрушенные стены будет легко восстановить. И я засяду в своем укрепелении снова. И чтобы выкурить меня на сей раз, понадобится нечто большее, чем горстка безумцев, желающих вырвать мне сердце

Большее, чем ужас в ее глазах. Большее, чем ее чувство одиночества, такое огромное, такое жалкое, что я смог проникнуться им лишь потому, что чувствую то же самое. Давно, всю жизнь, с самого рождения, так же, как она.

Но, проклятье, что уж теперь об этом говорить, когда меня ждет мой разрушенный форт. Ларс в самом деле прав: надо торопиться, пока есть еще что восстанавливать… Я бегу, да, я снова бегу, но теперь уже, честное слово, в последний раз…

Мне было восемнадцать, я только что изнасиловал высокородную девственницу, а потом, стоя в соседней комнате, куда не доносились ее рыдания, водил пальцами по бархатной драпировке стены, кажется, чувствуя запах кожей, упивался им, впитывал его в себя, впитывал то, что могло бы, но никогда не будет моим, и думал: в последний раз… теперь уж точно, честное слово, в последний раз…

И вот мне двадцать шесть, и еще неделю назад я сжимал в руках пальцы своей матери, пытаясь запомнить их удушливый лживый запах, и думал — в последний раз…

Конь заржал, когда я натянул повод, разворачивая его, и взволнованно пряднул передними ногами, будто чувствуя предстоящую скачку. У животных интуиция намного лучше, чем у людей.

Ларс