G.O.G.R. (СИ)

- Постойте, Владимир Николаевич, – это Сидоров, наконец-то решился изложить свою теорию о сходстве «диггера» с бандитом Кашалотом.

Услышав теорию Сидорова, Недобежкин изумился.

- На Кашалота? – переспросил он, заклинившись у двери. – Хм…

Недобежкин задумался, а Пётр Иванович присмотрелся к «диггеру». Да, он оброс волосами и бородой, и ещё – этот костюм, вернее, его остатки. Кажется, недешёвый был костюмчик… Нет, этот «подземный копатель» похож скорее, не на Кашалота, а на его брата, Ярослава Семенова. А Ярослав Семенов пропал около года назад! Полковник Курятников эксгумировал тело того, кого Зайцев выдавал за Ярослава Семенова. Они там, в Генпрокуратуре, провели дополнительную экспертизу и выяснили, что тело Ярославу Семенову не принадлежит. А тот человек, кому принадлежало тело, умер за три дня до того, как сгореть…

- Кашалота! – возгласил Серёгин, завершив сложный процесс мышления. – Приведите сюда Кашалота!

- Зачем тебе Кашалот? – не понял Недобежкин.

- Этот копатель похож не на самого Кашалота, – объяснил Пётр Иванович. – А на его брата, пропавшего Ярослава Семенова.

Недобежкин удивился, но всё-таки, велел Белкину притащить толстого Кашалота. Бандита возили в суд уже четыре раза – слишком уж длинным было его дело. Впереди у Кашалота было ещё два заседания, и на втором ему, наконец-то, вынесут приговор. Пережив судебные тяготы, Кашалот сбросил вес и выглядел теперь, как спущенное автомобильное колесо. Он был уныл и апатичен, с трудом переставлял толстые ноги.

- Ну, чего вы от меня хотите? – заплакал Кашалот, едва оказавшись на пороге камеры «диггера». – Мало того, что этот Тень сожрал мой бизнес! Кротяра большеротая, прожорливый лобстер, мерзкий мангуст, подколодная змеюка, брехливый пё-ёс! – толстый бандит уже собрался залиться слезами, когда Недобежкин дёрнул его за рукав и серьёзно сказал:

- Ты тут, Кашалот, не ной. Сам виноват, что в тюрьму садишься. Лучше посмотри на этого человека и скажи, знаешь ты его, или нет?

- На какого человека? – Кашалот выпростал из пухлых ладоней мокрые от слёз щёки и обвёл камеру заплывшими глазками. – Этого? – толстяк кивнул на Ежонкова. – Нет, этого ослика я впервые вижу…

- Ослика?! – обиделся Ежонков. – Кто это ещё ослик?! Если я – ослик, то ты – упырь! Я, между прочим…

- Нет, не на него, – перебил Недобежкин. – На него, – он указал Кашалоту на «диггера», который лежал на полу, на правом боку. – Его знаешь?

Кашалот подсеменил к «секретному узнику», наклонился и заглянул в его обросшее несчастное лицо.

- Славик? – перепугано прошептал он после недолгого ошарашенного молчания.

- Узнал! – в один голос обрадовались Пётр Иванович и Сидоров, не дав Кашалоту ничего больше сказать.

- Действительно, – кивнул Недобежкин и крикнул в коридор: – Белкин, забирай Кашалота!

- Стойте, стойте! – запротестовал толстый бандит, но из коридора уже нарисовался бесстрастный Белкин и вывел его прочь.

- Подождите, не кротуйте вы так! – отбивался от Белкина Кашалот.

Но Белкин таки затолкал его в его камеру и там запер. «Диггер» обрёл имя и фамилию. Вот он, нашёлся Ярослав Семенов! Теперь нельзя держать его в камере, и поэтому Недобежкин связался с психиатрической клиникой, с врачом Иваном Давыдовичем. Иван Давыдович не особо хотел принимать на лечение второго пациента – ему никак не удавалось привести в чувство майора Кораблинского, бывшего Грибка.

- Он падает на пол, – говорил по телефону Иван Давыдович. – И начинает цитировать Уголовный кодекс. А вообще – ведёт себя, так, будто бы его воспитали лесные зверюги. Я совсем замучился с вашим майором, а вы мне ещё одного блаженного суёте!

- Это ваша работа! – сурово напомнил Недобежкин. – И поэтому – вы примите Ярослава Семенова и вылечите его!

- Есть, – уныло протянул Иван Давыдович, не в силах ослушаться милицейского начальника.

====== Глава 40. Верхнелягушинские черти в проекте “Густые облака”. ======

Свет электрической лампы освещал просторное помещение с высоким потолком, лишенное окон. Но и лампы не хватало, чтобы разогнать вечный мрак, что забился в отсыревшие углы. Из мебели тут был всего лишь стол, что расположился в самой середине этой большой мрачноватой комнаты, подальше от углов, и два стула. На каждом из стульев сидело по человеку. Они сидели друг напротив друга и разговаривали. А разговор был вот такой:

- Ты же прекрасно знал, что спутник «Ричард Никсон» запустил я, – говорил первый из них, по имени Гейнц Артерран. – Он стоил мне кругленькую сумму, а ты безобразно проделал в нём дыру и сплюхнул в Тихий океан. Вопрос: зачем?

- Твой золотушный спутник порхал над Мадагаскаром, Гейнц, – отвечал второй, чьё имя и лицо оставались скрыты в густой тёмной тени. – И я знаю, что ты выискивал там меня. Вот я и подрезал тебе крылышки, Гейнц. И если я решил – то я достану второй образец, даже если мне придётся переступить через твой труп.

- Ну да, конечно, – хохотнул Гейнц. – И вообще, до каких пор ты будешь держать в подземелье этого Семенова? Я похищал его, чтобы его бизнес перекочевал к Кашалоту, вот и всё, а не для того, чтобы ты ставил на нём эксперименты. Пора бы выпустить простого смертного, как ты считаешь?

- Нет! – отказался второй человек. – Я буду держать его до тех пор, пока он не достигнет уровня «Густых облаков»! Так что дай мне второй образец, иначе человек не выживет. Спаси его, ты же такой гуманист, Гейнц! – он подался вперёд и на короткое время попал в свет лампы. Лицом собеседник Гейнца Артеррана напоминал Богдана Хмельницкого, как если бы великий гетман сбрил усы.

- Я его уже спас, – согласился Гейнц. – Я подсадил к нему соседку, которая обязательно откроет твою камеру. Я бьюсь об заклад, что она уже открыла её.

- Нет, Гейнц, ты этого не сделаешь. Ты же знаешь, что он мне нужен!

- Лучшего результата, чем добились «Густые облака», ты всё равно, не добьёшься, – хмыкнул Гейнц. – А я – гуманист, вот и обеспечил ему пути отхода. Скажи спасибо за то, что я спас тебя от Серёгина. А то был бы ты, дружок, уже в обезьяннике захлопнут. И тогда и облака бы тебе твои не помогли.

Собеседник Гейнца отодвинулся от света обратно в темноту и недовольно фыркнул.

- Я уже почти закончил эксперимент! – проворчал он. – И мой подопытный получил бы все возможности, предусмотренные проектом «Густые облака»! А ты не даёшь мне добраться до образца прототипа! Консерватизм в науке – признак недостатка интеллекта, Гейнц.

Гейнц ничего не ответил собеседнику: он услышал, что из тёмного коридора, что вёл из этого помещения куда-то в таинственную глубину покинутой базы «Наташенька», раздался какой-то странный звук, будто бы там, прямо за лишённым двери проёмом кто-то чихнул.

- Тс-с! – шепнул Гейнц и приложил палец ко рту. – Сейчас посмотрим…

Генрих Артерран поднялся со своего кривоногого антикварного стула, отошёл от света в полумрак и… растворился в нём, мгновенно, будто бы в одночасье стал невидимым, или провалился сквозь землю.

А там, в тёмном коридоре, за беседой двоих «верхнелягушинских чертей» наблюдала ушлая шпионка Эммочка. Она путешествовала лабиринтом коридоров в поисках выхода и случайно зашла сюда, где Генрих Артерран и его товарищ обсуждали свои секретные дела. От висящей в воздухе промозглой сырости Эммочка чихнула. Она чихнула тихонечко, в нос, зажав этот самый нос обеими руками. Но чуткие уши профессионального сыщика Генриха Артеррана уловили этот почти неслышный звук. Увидав, что Генрих Артерран поднялся со стула, Эммочка хотела ретироваться отсюда подобру-поздорову – и так уже много услышала. Но тут за её спиной сверкнули Горящие Глаза, потом из мрака вынырнула полупрозрачная серая невесомая рука и зажала бедняжке рот. Эммочка перепугалась так, что душа мигом рухнула в пятки – схватившая её рука была холодная, как лёд и твёрдая, словно бы сделанная из пластмассы. Эммочка рванулась в сторону, попыталась освободиться, но рука чудища оказалась несгибаемо-железной. Она не смогла сдвинуть эту руку ни на миллиметр. А вот тот, кому рука принадлежала, поволок Эммочку туда, в эту освещённую лампой комнатку, где за столом сидел некий тип средних лет. Эммочка даже крикнуть не могла – настолько крепко держали её холодные «стальные» руки.