Эдем xxi (СИ)

Магистр и его спутники сели за длинный деревянный стол, спросили вина. Хозяин принес кувшин и три тяжелые оловянные кружки – в Эдеме не признавали стекла, в стеклянных бокалах вино подавали лишь на орденских приемах, да и то, только два раза в году.

Виктор Александрович с удовольствием отпил пару глотков и бросил в рот шарик шехеля – самой популярной в Эдеме закуски – острых обжаренных в масле кусочков теста, перемешанного с рубленой зеленью и чесноком.

Был солнечный полдень, и на постоялом дворе было мало народу. Двое, наверное, торговцы, что-то оживленно обсуждали за угловым столом. Посыльные в зеленых накидках попивали пивко в ожидании заказчиков. И в центре зала приканчивал жареного на вертеле цыпленка человек в кожаном колете и ботфортах, с длинным и узким мечом на потертом поясе. Широкополая шляпа лежала рядом на столе. Совсем молодой, почти мальчишка, скорее всего – выпускник орденской Школы, не поступил в Университет, не прошел экзамен в Магистрат, вот и подался в Искатели. Ничего, побродит годик, дойдет до дальних Пределов, понаберется ума-разума, а там и до Мастера дорастет, а то и до Рыцаря… Если, конечно, не сгинет где-нибудь в пути.

Совсем в углу, старик в надвинутой на глаза широкополой шляпе, глубоко откинувшись на спинку стула, играл на гитаре и негромко напевал. Виктор Александрович прислушался:

Это была старая баллада, которую они, еще совсем мальчишки, пели, собравшись в круг, в спальне Орденской Школы.

Старик пел для себя, не думая, что его кто-то слушает, пел низким чистым голосом

Виктор Александрович вспомнил, как дрожащее пламя свечи освещало серьезные и решительные лица мальчишек, ничего не понимавших в любви и смерти, но попавших под очарование музыки и рифмованных слов.

Старик взял последний аккорд, налил из кувшина вина и медленно осушил кружку…

Когда лошади отдохнули, путешественники продолжили путь, теперь уже без остановки до самого Замка. Дубовые рощи и дикие ольховники сменились ровными рядами вишневых садов и зелеными стенами виноградников. К дороге жались крестьянские дома, огороженные плетеными заборами. Движение стало оживленнее, запряженные волами повозки тащили поклажу, у обочины неторопливо покачивались чинные крытые дилижансы, вдоль дороги рысью трусили посыльные с заплечными сумками. Домов становилось все больше, и, наконец, они въехали в город, вернее городок, прижавшийся к стенам Замка. Вымощенная известковыми блоками дорога переваливалась через откидной мост и упиралась в высокие ворота. Легендарные ворота Великого Магистра – каждая створка изготавливалась из одного огромного куска дерева, растущего только здесь, в Эдеме, у Северного предела. Каждый сантиметр покрывала тонкая резьба, сделанная древними мастерами-умельцами. По краям створки были окантованы позеленевшими от времени литыми бронзовыми пластинами.

Стражи отсалютовали алебардами, Магистр, уже накинувший поверх костюма алый плащ, гарцуя на скакуне, ответил церемонным поднятием руки. Они проследовали в покои Московского Магистрата, расположенные в восточном крыле замка. Виктор Александрович с наслаждением принял душ и переоделся в парадное облачение, тяжелое и жесткое, но более привычное и комфортное для него, чем костюм ручной работы от Бриони.

В Малой Ложе Совета уже начали собираться пригашенные, в основном Рыцари, хотя было и несколько белых плащей Магистров. Виктор Александрович увидел Дональда, оживленно беседующего с несколькими Рыцарями. Заметив Виктора Александровича, Дональд издалека дружески рукой поприветствовал его, но беседы не прервал.

Мастер Церемоний выходил из дверей покоев Великого Магистра и вызывал удостоившихся аудиенции. Наконец, он огласил, что для отеческого наставления приглашаются Магистр Московского Магистрата и Магистр Средиземноморского Магистрата.

Великий Магистр никогда не принимал Магистров, сидя на своем троне из черного дерева, покрытым пластинами из золота и слоновой кости. Эти церемонии он оставлял для простых Рыцарей. А Магистры все равны. Хотя кто может поставить знак равенства между Магистрами, пусть даже двух самых влиятельных Магистратов, и Великим Магистром, главой самого могущественного Ордена за всю историю человечества. В руках этого старика, которого, правда, трудно назвать стариком – шаг его тверд, рука крепка, а ум быстр – как и много лет назад, сосредоточена немыслимая власть. Одно его повеление – и могучие государства превратятся в руины, сильные мира сего – обращены в прах, войны прокатятся по континентам или наоборот воцарится мир. Только глупцы могут с пеной у рта доказывать, что решения принимает Конклав. Но глупец никогда бы не стал Магистром.

Глава Ордена сердечно приветствовал Виктора Александровича и Дональда, ни словом, ни жестом не делая никаких различий между ними, хотя злые языки утверждали о его особой расположенности к Магистру Средиземноморскому Дональду Рауху.

– Прошу вас, братья, Магистры, – скрипучим голосом произнес Великий Магистр.

Они уселись за огромный круглый стол, где обычно проводятся заседания Конклава. По слухам, правда никем не подтвержденным, это и есть легендарный круглый стол короля Артура. Но Виктор Александрович в этом сильно сомневался, скорее у короля Артура был стол из английского дуба, а не из полированного черного дерева.

– Я попросил вас присоединиться ко мне в моих размышлениях, поскольку почувствовал я в своем сердце тревогу и беспокойство, – Великий Магистр пожевал губами и задумчиво посмотрел на стену покоев, увешанную в девять рядов головами драконов. Всего девяносто девять голов. Он продолжил: – Когда Конклав принял решение о проведении Очищения, наши сердца возрадовались, ибо понятно, что люди погрязли в грехе, и путь, выбранный ими, суть путь греха. А не наш ли святой долг искоренять грех? И можем ли мы допустить, чтобы грех торжествовал?

Великий магистр снова пожевал губами.

– Итак, дети мои, решение, принятое Конклавом, было ожидаемым и радостным. Но…

Он мастерски выдержал паузу, Виктор Александрович понял, что за этим "но" последуют неприятности. Не вызвали же его срочно к Великому Магистру для получения отеческой благодарности. И он не ошибся.

– Но только видим мы, что ревностное трудолюбие, с коим вы, дети мои, приступили к выполнению Очищения, не всегда оказывается соразмерным целям, поставленным Конклавом. И вспомнил я Святые Начальные Уложения, где сказано, что радение безуспешное хуже, чем нерадение, ибо исправлять ошибку куда сложнее, чем начинать дело заново.