Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)

Улыбка Томми стала еще шире.

— Сдает старина Бад! С тех пор, как та славная малютка его отдрючила.

— Твою задницу…

С порога он видел, как Бад уходит; в голубом сиянии уличных фонарей шлакобетонная пыль на его рабочей спецовке отливала серебром. Трудно было рассудить, Бад действительно разозлился, потому что пришлось брать с собой новичка, или все это было частью розыгрыша. Зачастую он не мог понять, когда отец и его приятели шутят, а когда говорят всерьез.

— Давай-ка! — Отец уже забрался в машину на переднее сиденье; его локоть свисал из окна. — Чего ты ждешь?

Он скользнул на заднее сиденье. Оно было покрыто пылью со спецовки Бада, а спинка вымазана аж выше его плеч.

— Ну вот, поехали! — произнес отец.

Инерция откинула голову парнишки назад, в шлакобетонную пыль. Сидевший рядом с ним приятель отца вытащил банку пива из упаковки и протянул ему. Он держал ее, не открывая, позволив холоду проникнуть в руки, а улицы кружились вокруг автомобиля и скрывались за ним, пока они не оставили позади последний уличный фонарь и не оказались на прямой дороге, ведущей к южным холмам.

Всю дорогу говорили о бейсболе и футболе, перекрикивая радио, которое Томми врубил на полную катушку. Не слушая их, он прислонился плечом к двери и жадно заглатывал ветер, обжигающий раскрасневшееся лицо. Очень долго ему казалось, что кто-то бежит рядом с автомобилем — собака или кто еще, — но быстрее, чем может животное, поскольку дядя Томми явно выжимал из машины больше семидесяти миль. Некто несся вприпрыжку по обочине дороги в тени. Его морда растянулась в широченной ухмылке, как у Томми, а ярко сверкающие глаза уставились прямо на него. Однако, когда навстречу им проехала другая машина и световой ковш ее передних фар мгновенно проскреб по дороге, собаки там не оказалось. Лишь камни и густой кустарник пронеслись мимо и растворились в темноте позади. Он еще больше высунулся в окно, прищурив глаза и вдавливая лицо в ветер, шум которого перекрывал голоса в автомобиле. Желтые глаза пса перекатывались в темноте, как монеты, не отставая, и словно улыбались ему.

— Порядок, прррибыли! — Дядя Томми шмякнул пустой пивной банкой о руль автомобиля и выбросил ее.

Вытянув шею, он выглянул из-за спины отца, сидевшего впереди. Был виден мост, увешанный фонарями, и много огней за ним; целый город с другой стороны. Он плюхнулся назад на свое сиденье и пригладил руками волосы.

Когда переехали мост, городские огни вблизи оказались похожи на рождественские украшения — гирлянды маленьких цветных лампочек обрамляли дверные проемы зданий и висели даже над улицей, покачиваясь и отталкивая ночное небо. Были там и другие огни, которые можно увидеть повсюду: мерцающие стрелы; большие желтые квадраты с полосками пластика для наклеивания на них черных букв, покрытые, чтобы уберечь от людских рук, мелкой проволочной сеткой, которой обычно огораживают загоны для цыплят.

Машина, управляемая Томми, ползла вперед, медленно пробираясь сквозь поток транспорта, поглотивший их сразу при въезде в город. Там было много других машин, и все они двигались так медленно, что люди, которые пересекали улицу, пробираясь от одного сверкающего огнями входа к другому, не спеша фланировали между автомобилями. Или, если это были молодые ребята, а машины стояли бампер к бамперу, они упирались одной рукой в капот, а другой — в крышку багажника и перепрыгивали препятствие, слегка касаясь ногами кромки бамперов посередине. При этом они все время смеялись и переговаривались.

Несмотря на то что на улице стоял ужасный шум из-за вопивших во всех автомобилях радиоприемников и еще более громкой музыки, доносившейся из каждого здания, он чувствовал себя вялым. Он выпил пиво, которое ему дал приятель отца, затем еще пару банок и теперь во все глаза таращился в темноту наступавшей ночи. Казалось, уличный шум прокатывался над ним, как ленивые волны на поверхности океана, где-то высоко-высоко…

— Выпрыгивай, малыш, пошли!

Парень, сидевший рядом, посередине заднего сиденья, толкал его в руку. Его голова качнулась на расслабленной шее, и он проснулся. Оглядевшись, увидел, что отец, дядя и компания выбираются из машины; протирая руками глаза, толкнул дверцу и вылез.

Он плелся за ними по переулку, в котором они припарковались, навстречу сверкающим огням и звукам улицы. В этой части города было не так ярко и шумно; суматоха осталась в паре кварталов отсюда. Его отец и дядя шли по улице, смеясь и обмениваясь ударами, по-боксерски пританцовывая, с ложными выпадами и увертками, будто пара подростков. Дядя Томми всегда так держался и постоянно откалывал нечто подобное, но видеть таким возбужденным и счастливым отца ему еще не доводилось. Обняв друг друга за плечи, они вошли в одну из дверей, и красный свет залил их лица и торсы; отец задернул за собой штору. Свет, что выплеснулся на улицу, вновь исчез, когда занавес вернулся на место. Пришлось пробежаться, чтобы догнать остальных.

Это смахивало на какой-то бар; пахло так же — пролитым пивом и сигаретным дымом, который пропитал все насквозь и превратил воздух вокруг светильников в плотную голубую дымку. Остальные уже сидели за столом в одной из боковых кабинок, оставив место для него. Он скользнул туда и сел рядом с дядей Томми.

Из-за барной стойки к ним подошел человек с подносом, заставленным приплюснутыми коричневыми бутылками пива с запотевшими сморщенными этикетками из фольги. Он не знал, то ли отец уже сделал заказ, то ли бармен хорошо знал их пристрастия как постоянных клиентов. Не было уверенности, что его обслужат. Однако оказалось, что юный возраст здесь не помеха, — бармен поставил пиво и перед ним. Он отпил из бутылки, глядя на пустую сцену в конце зала с тяжелыми красными занавесками и большими акустическими системами по бокам. Столы в других кабинках и некоторые из тех, что находились в центре, были заставлены пивом; мужчины раздвигали его по сторонам локтями, когда наклонялись вперед, чтобы поговорить, стряхивая сигаретный пепел в пустые бутылки.

Кто-то пихнул его в бок, похоже рукоятью метлы. Он обернулся и увидел ухмыляющуюся физиономию. Это был мужчина, достаточно низкорослый, чтобы смотреть сидящему прямо в глаза. Усмешка расползлась еще шире, обнажив коричневые зубы, два передних сверкали золотом. Коротышка вновь пихнул его — двумя металлическими трубками с прикрепленными к ним проводами, которые шли к ящику, висевшему на перекинутом через шею ремне.

— Да, да, хватай их. — Пальцем одной руки отец указывал на трубки, а другой рукой шарил во внутреннем кармане пиджака. — Просто подержись за них. Так они сделают из тебя мужчину. — Отец извлек долларовую купюру из рулончика в кармане пиджака и протянул ее коротышке.

Трубки были блестящие, твердые и холодные на ощупь. Он поднял глаза и увидел, как человечек повернул рукоятку на боковой стороне ящика, висевшего на шее.

Разряд электричества из трубок пребольно ужалил его ладони. Он выронил их и отшатнулся. Обернувшись, увидел, что отец и его приятели покатились со смеху, а дядя Томми, поперхнувшись глотком пива, раскрасневшийся, шлепал ладонью по столу.

— Вот! Давай-ка их сюда. — Отец протянул еще один доллар за трубки и взял их у коротышки. Провода потянулись между бутылками. — Поехали!

Человечек повернул рукоятку на ящике и стал вращать ее все быстрее и быстрее. Отец вздрогнул от первого выброса тока, затем сжал трубки сильнее, так что побелели костяшки пальцев и губы разъехались, обнажив стиснутые зубы. Рукоятка на ящике вращалась с такой скоростью, что в глазах замелькало. Потом руки отца резко разжались, и трубки шмякнулись на стол, сбив одну из бутылок. Вспенившееся пиво выплеснулось и полилось со стола.

— Полегче! Твою мать! — Отец встряхнул руки.

Сидевший за ним парень протянул ладонь, и отец шлепнул по ней с победоносной улыбкой. Коротышка с ящиком принялся приплясывать, хохоча и демонстрируя все свои коричневые и золотые зубы и указывая на отца пальцем с черным ногтем. Согнув короткие ножки, он присел на корточки и, приложив руку к промежности, изобразил наличие там чего-то эдакого, весом с пушечное ядро. Смеясь, человечек снова показал на мужчину, сидевшего в кабинке, затем взял очередную долларовую купюру и отправился с ящиком и трубками к другому столу.