Чужая жизнь

Лукас почувствовал, будто бы к нему прикоснулось множество рук. Он закрыл глаза и увидел Виктора, стоящего за серой металлической дверью. Было заметно, что тот умирает от страха и очень обеспокоен.

— Уверяю, что мне непросто привыкнуть к биению нового сердца. Но не волнуйся, Виктор. — Сейчас уже Лукас взял друга за руку. — Все будет хорошо. Нам еще столько всего предстоит сделать! Успокойся!

Лукасу казалось, что он способен читать мысли Виктора, и сейчас он точно знал о том, что было в голове друга.

— Как дела, старик? — выдавил наконец из себя Джимми. — Тебе очень больно?

— У меня болит только грудь. — Едва Лукас произнес эти слова, как Джимми почувствовал боль в груди. Лукас посмотрел на своего соседа по отделению и наконец увидел, что тот делает знаки, чтобы ребята скорее уходили. Он уже давно понял, что к Лукасу пришли вовсе не медики, и хотел их предупредить.

— Ребята, вам нужно уходить отсюда.

Медсестра позвонила по телефону своему начальству и доложила, что в отделении интенсивной терапии находятся несколько посетителей, которые направились к Лукасу. Пока она ожидала распоряжений, четверо друзей развернулись и выскочили за дверь. Они не бежали, чтобы не вызывать подозрений. Выйдя за дверь, ребята за считаные секунды сбросили с себя зеленые одежды. Только Джимми не успел снять свои бахилы. Они выбросили все это в первую же корзину для мусора, которая попалась им на пути. Затем все четверо спустились по лестницам и выбежали из больницы.

Медсестра подошла к Лукасу.

— Надеюсь, что это не повторится. Сюда, в отделение интенсивной терапии, в целях твоей же безопасности никто не должен входить. Мы позволили сделать это только твоей матери. Люди, которые здесь только что были, могли подвергнуть тебя опасности.

6

Восьмидневное заточение

Рано утром, после посещения доктора Аметльера, Лукас был переведен в палату, предназначенную для адаптации пациентов, перенесших операцию по трансплантации, к их новой жизни. Все было исключительно стерильным, чтобы никакой вирус или бактерия не могли затруднить этот процесс. Палата была рассчитана на трех человек: того, кто только что перенес операцию, его мать и ветерана трансплантации (человека, проходившего плановое обследование после давно сделанной операции). В больнице Сан-Бенито так поступали всегда, помещая тех, кто только что перенес операцию, рядом с людьми, которые уже долго живут с донорским органом. Было доказано, что такое соседство ускоряет восстановление недавно прооперированного пациента и способствует его возвращению к нормальным условиям жизни.

Эта комната размером едва ли в двадцать квадратных метров с белыми стенами и полом из серых плиток стала для Лукаса маленьким миром, его личной вселенной.

В палате было только две кровати и диван, который тоже превращался в спальное место для человека, сопровождавшего того, кому недавно была сделана операция по пересадке.

Двустворчатое окно, которое не открывалось, тем не менее позволяло наблюдать за жизнью вне стен больницы. Оно располагалось как раз напротив входа в лечебное учреждение. Для больных, которые могли вставать с кровати, основным развлечением было наблюдение за теми, кто входил в больницу или выходил из нее.

Лукас, присоединенный сейчас к своей кровати, находился как бы в тюрьме из трубок и дренажных систем, которые делали невозможным любое движение. Трехдневная щетина и длинные волосы, с каждым днем становившиеся все более и более спутанными, изменили его внешний вид.

— Ну и волосы у тебя! — сказала Пилар. Она встала на рассвете, чтобы быть рядом с сыном во время его переселения. Зеленый костюм, маска и специальная обувь должны были стать ее униформой на ближайшие восемь дней.

— Какая разница, как я выгляжу! Я не в состоянии идти в парикмахерскую. Ты так не думаешь?

— Ну, если ты протестуешь, значит, тебе не так уж и плохо. Ты становишься самим собой. Как только выйдешь из больницы, немедленно отправишься в парикмахерскую. Ты слышишь меня?

В обязанности человека, который уже давно перенес операцию по трансплантации и должен был в течение восьми дней соседствовать с Лукасом, входило оказание юноше моральной поддержки и помощи по преодолению полудепрессивного состояния, в котором пребывали все те, кому пересадили донорский орган. Он уже два года жил с пересаженным сердцем и постоянно говорил об этом.

— Оставьте своего сына в покое, сеньора! Все знают, в каких условиях мы оказались. Прежде всего, уверяю вас, все семьи считают, что мы очень меняемся после операции. Но вы должны дать нам время. Нам тоже нужно привыкнуть к своему новому состоянию. Простите, что я встреваю в вашу беседу. Меня зовут Марио Герадо. Возможно, мне следовало начать наше знакомство с того, чтобы представиться. — Он подал руку Пилар и на расстоянии поприветствовал Лукаса.

Такое соседство было уместным, потому что именно в это утро у юноши испортилось настроение. Он ответил на приветствие сеньора Марио, но навязчивые мысли о последних часах по-прежнему не давали ему покоя. Ночь в отделении интенсивной терапии была, мягко говоря, не очень приятной: она началась с выговора, сделанного медсестрой по поводу присутствия его друзей, а затем последовали долгие часы, наполненные тревогой.

Лукас спал очень мало. Ночь принесла одно беспокойство. Что-то шло не так, юноша чувствовал это. Его сосед, который общался с ним с помощью жестов, не двигался уже в течение нескольких часов.

Лукас позвал медсестру, которая заступила на дежурство, и сообщил ей о своих предчувствиях.

— Не беспокойтесь, мы следим за вами обоими постоянно. Он просто отдыхает.

Через некоторое время Лукас почувствовал, что сосед, как обычно, пытается привлечь его внимание, двигая правой рукой. Он прощался с Лукасом. Возможно, его переводили из отделения интенсивной терапии. По крайней мере, сосед начал шевелиться после нескольких часов полной неподвижности. На прощание он изобразил на лице нечто, напоминавшее улыбку. Сосед выглядел хорошо и после того, как сел на кровати, легко поднялся и вышел.

Потом Лукас услышал страшный шум. Началось какое-то движение. Люди входили и выходили. Юноша открыл глаза и увидел, что несколько медсестер и дежурный врач столпились у постели того, кто был его соседом по отделению интенсивной терапии. Лукас подумал, что в больницу поступил новый пациент. До этого молодой человек собственными глазами видел, как сосед попрощался и ушел на своих ногах.

Лукас решил, что новому пациенту, наверное, очень плохо. Он видел, что врачи прилагают все возможные усилия, чтобы вывести больного из состояния, в котором тот находится, но их попытки не приносят успеха. Лукас не мог закрыть глаза и оставаться безучастным к тому, что происходило рядом. Кто-то принес ширму и загородил ею кровать. Чувствовалось, как медики суетятся, но уже ничего не было видно. Вдруг все прекратилось. Все ушли, и воцарилась тишина. Юноша закрыл глаза.

Утром, когда Лукас проснулся, ширмы не было. Не было никого и на второй кровати, стоявшей в отделении. Она была пуста. Когда пришел доктор Аметльер, юноша с любопытством спросил:

— Доктор, моего соседа перевели в обычную палату?

— Да, мне рассказывали, что ночь была очень беспокойной. Я думал, что из-за действия лекарств ты ни о чем не узнаешь.

— О чем не узнаю, доктор?

— К несчастью, у пациента, который лежал напротив тебя, посреди ночи развился молниеносный обширный инфаркт. Ничего нельзя было сделать, чтобы спасти ему жизнь.

— Вы говорите о новом больном, конечно… я очень сожалею. Я же спрашиваю о том, кто был здесь с того момента, как я поступил.

— Лукас, в отделении интенсивной терапии вместе с тобой лежал только один человек. Никто больше не поступал, — ответил врач, удивив юношу своими словами.

— Этого не может быть, доктор! Я сам видел, как он встал и ушел. Более того, он попрощался со мной взмахом руки.

— Возможно, это был сон, который ты видел и который на самом деле оказался вещим. Среди пациентов иногда возникают взаимоотношения, которые очень трудно объяснить.