Игры рядом

мрак. У самого входа вонюче чадил факел. Полусгнившая деревянная лестница круто уходила вниз и после четырех или пяти витков терялась во мраке. Я вытащил факел из держателя и стал спускаться, думая, что, вероятно, кормят его высочество нечасто — вряд ли солдатам доставляет большое удовольствие мотаться по этой развалюхе вверх-вниз, всякий раз рискуя сломать себе шею. Тут было холодно и промозгло, сильно воняло мочой, а лестница тут и там была заляпана крысиным пометом. Один раз я наступил на крысу и прикусил язык, пытаясь не заорать, когда нога, потеряв опору, рванулась вниз. Кто бы мог подумать, что в этом полуразвалившемся укреплении такие, можно сказать, классические ямы.

Брат короля нашелся на самом ее дне, почти там же, где обрывалась лестница, на крохотной площадке голой земли. Он сидел, привалившись спиной к стене. Руки и ноги у него были связаны, на теле в нескольких местах виднелись рваные раны от крысиных укусов. Вероятно, большую часть времени он развлекался тем, что пытался стряхнуть с себя этих тварей. Я никогда раньше его не видел и не знал, что он так молод. Старше Урсона, конечно, но ненамного. Лицо у него было узким, пепельно-серым и по-женски красивым, свалявшиеся вьющиеся волосы облепили лоб, щеки и шею. Он был тонким и хрупким, как юная девушка, и весил, наверное, столько же.

— Монсеньор, — насмешливо сказал я.

Он слегка повел подбородком, сдул с лица слипшуюся прядь, пошевелил плечами. Сквозь волосы вдруг сверкнули глаза — острые, внимательные и очень злые. Я подумал, что его весьма осмотрительно держат связанным

— Я тебя не знаю, — сказал Шерваль.

Я всё еще рассматривал его, не в силах отказать себе в таком удовольствии, хотя времени не оставалось совсем. Он был мелкокостным, очень молодым и женственным, но я чувствовал в нем больше опасности, чем в Йевелин и Урсоне вместе взятых. Что-то везет мне в последнее время на волков в овечьей шкуре.

— Я Эван Нортон, — ответил я и почувствовал, как нехорошо засосало под ложечкой, когда Шерваль вздрогнул всем телом и вскинул голову, щурясь на меня сквозь бьющий ему в глаза свет факела.

— Нортон! — повторил он. — Ты же был с Далланте.

— А сейчас я здесь, и вы должны бы этому радоваться, — резко сказал я и достал из-за пояса нож. Шерваль следил за моими движениями с напряжением удава, замершего перед прыжком. Мышцы его плеч напряглись, как будто он всё еще надеялся порвать путы, а на губах вдруг появилась такая злая, торжествующая улыбка, что я чуть было не передумал делать то, что решил.

— Я рад, — прошептал он, не сводя с меня глаз, и тогда я наклонился и, грубо толкнув его на бок, одним движением перерезал веревки на его запястьях.

— Ноги сами развяжете, монсеньор, — сказал я, выпрямляясь.

Он медленно потянулся и принялся разминать затекшие конечности, по-прежнему не отрывая от меня пристального, ухмыляющегося взгляда.

— Я твой монсеньор? — спросил он таким тоном, словно намеревался хорошенько поиздеваться. Много я слыхал про этого типа и теперь был