Комната ужасов

– У?

– Поможешь? Заплачу сверхурочные.

– Не-е. Дела.

– Черт! Вот мужик, а? За пару дней трава не разрастется.

– Два дня?

– Кончим или не кончим – два дня. Тебе – двести сверху. Наличными. Двести долларов, наличными. Соблазнительно. В ломбарде медали есть, целая коллекция. Только что появились. Там иностранные были, барахло. А были и ничего. Продавец не дал посмотреть толком. Там, в коробке, что хочешь может быть. «Знак Почета», например. Запросто. Как они там навалены кучей – стыд. Все поцарапались, небось. Медали надо хранить как положено. Вот как он – отцовы. Папка герой был. Настоящий герой. Шесть медалей! И это когда медаль была – медаль. В первую мировую. Великая была война. Война – чтобы всем войнам конец. А тут вдруг вторая мировая. А Вуди остался с носом, И все из-за путешествий этих. А ведь девчонка его, Эйлин, она предупреждала. – Нашему брату, Вудро, за границей этой ловить нечего, – сказала она. – Для нашего брата лучшее дело – это сидеть и не рыпаться. Попутешествовать захотелось? А Америка? Тут есть что открыть! – Она раскраснелась. – А Ниагарский водопад? Все-таки он уехал. Он дал слово, и она дала слово. Ему не пришлось держать слово: Эйлин нарушила свое.

Сингапур. Как тут устоять, если ты еще молод? Сингапур. Всего шесть месяцев. Его там ждет работа. Огромный сад. Ему обещали.

– Ты тот, кто мне нужен, Вуди! Настоящий американский садовник. Чтобы этот сад приобрел приличный вид. Мерзость запустения. Совсем дикий стал. Придать ему вид, а там уж пусть кули этот вид поддерживают. Вдали от Эйлин шесть месяцев тянулись так долго! Целая жизнь. И потом, деньги. Дорога оплачена. Океанский лайнер! Ни один из знакомых не плавал на океанском лайнере, кроме, конечно, мистера Армстронга. Он – плавал. И вернулся живой и здоровый. И опять собирается. Хочет вот Вудро с собой прихватить. Шесть месяцев всего, и Вуди вернется обратно, с денежками, достаточными, чтобы завести свое гнездышко, его и Эйлин. Он будет один такой в Ридж-Ривер, кто из Штагов выезжал. Из молодых. Старики-то были на войне, взять хоть его папу. А так – ни один. Потом, уход за иностранными растениями. Богачи – любители этого дела, те, у кого сад. Это поможет им встать на ноги. Ему и Эйлин. Искушение было слишком велико. Он отправился в Сингапур. А тут – япошки. И всю войну – в лагере, пленным был, а вот солдатом, как папа, так и не стал. Три года. Из них шесть месяцев – в ящике, где ни выпрямиться, ни-протянуть ноги. Жарком маленьком ящике. Судороги были, потом прошло. Он привык к запаху, запаху собственного тела. Настолько привык, что выносить его не мог. Так и не смог привыкнуть, что зелени нет. Из ящика зелени никакой не видно было. Зубы почти все подрастерял. И Эйлин потерял. Она – с парнем этим, Трайлером, из банка. И папу потерял, надежду принести ему медали с войны, чтобы тот гордился. Поэтому он и не возражал насчет «не заходить внутрь дома». Окна закрыты всегда. Терпеть не мог дома с закрытыми окнами. И внутри зелени никакой.

Сейчас у него и растения свои, и медали. Папины и еще своя коллекция. Все в обшитых байкой коробочках. Сияют. «Двести баксов!» – Вуди сглотнул слюну. – Угу, – кивнул он.

У Вуди руки покрепче. Не боятся работы. Работы с железом. За первый день работы с Вуди кладоискатели сделали столько же, сколько за предыдущие три.

В следующую ночь Джейми проснулся в четыре. Широко раскрытыми глазами уставился на бледные квадраты лунного света на обоях.

Он не знал, отчего проснулся. Ноги затекли, спина болит, руки тяжелые, распухшие, неловкие пальцы. Не привык к физической работе. Надо бы поспать: сон выгонит яд усталости из организма.

Очень хочется чего-то. В ванную? Никакой внутренней необходимости. Секс? Харвест? Зуд какой-то. С тех, пор как Джейми достиг половой зрелости, это было как постоянный фон, не стало непреодолимым желанием, из тех, что бьет ключом из какого-то внутреннего источника и вымывает своим мутным потоком все другие желания и мысли. Он наблюдал за своей страстью. Последнее время она стала не более чем маленьким неудобством. Эффект взросления? Сублимация, может быть. Сейчас другая сила его толкала. Теперь он знал, что его пробудило.

Джейми соскользнул с кровати, впрыгнул в джинсы и кроссовки. – Вот ты где! – воскликнул Боб. – Давно ты работаешь? Джейми выглянул из-под подъемной машины, где лежал, неловко изогнувшись, под тремя натянутыми стальными цепями. Он взялся рукой за звено и потряс его. Свежесмазанный металл звякнул глухо.

– Длины должно хватить!

– Черт возьми, – воскликнул Рон, – вчера вечером и были негнущиеся, как палки, и все красные от ржавчины. Ну, брательничек, фантастика да и только! Джейми засиял. Уже несколько лет Рон не называл его «брательничком».

– Иди, позавтракай, – приказал Боб, – для производительности. Недоедание еще никому не помогало в работе.

Харвест была не кухне одна, мыла посуду.

– Тебя не было за завтраком, – сказала она, – теперь ясно, где ты был! – Она посмотрела не его весь вымазанный в жиро-масло-ржавчине торс. – Пардон, я, наверное, как чушка. Вымоюсь пойду, – извинился Джейми. Харвест оставила в покое тряпку и подошла поближе. Она подняла руку и поскребла легонько пальцем ключицу. У Джейми съежился желудок.

– Нет-нет. Тебе идет. Мужественный вид. – Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух. Джейми почувствовал кожей тепло.

– Впрочем, неважно. – Она сделала шаг назад и повернулась, чтобы уйти. – Поешь и снова за работу, ладно?

Рон с Бобом навалились на стальную трубу, которую они надели на ручку большого гаечного ключа.

– Джейми! Как раз вовремя. Долбани-ка по этой заразе молотком, а? – проворчал Боб. – Резьба, наверное, проржавела. Как провернется чуть, можно будет туда масла залить. – Джейми ударил три раза по концу, вдруг откуда-то сзади просунулась корявая рука и выхватила молоток. Боб выгнул спину, постучал себя по почкам. Вынул из кармана часы.

– Десять! – Он посмотрел на Вуди укоризненно.

– Не спалось. Я вообще не хотел приходить.

– Чего же пришел?

– Хрен знает.

Морщинистый локоть отодвинул Джейми в сторону. Молоток звякнул по краю гайки. – Ну, давай.

Гайка шевельнулась. Джейми схватил банку с маслом от ржавчины. Когда рабочий день подошел к концу, они попытались уговорить Вуди поработать с ними еще денек. Ну хоть половинку! Он будто не слышал. Баунти видела, как старик уходил. QH еле тащился. Стоило ему, однако, пересечь полоску гравия, как походка преобразилась. Бодрым шагом Вуди направился к воротам.

– Совсем, похоже, заездили старика, – сказал за ее спиной Рон.

– Не скажи, – прошептала она. Но Рон был слишком занят созерцанием ее плотно облегающих шорт, чтобы расслышать.

Все следующее утро ушло на распрямление разрезанного звена и сведение его концов. Боб сел на пол, сунул в рот обожженный палец:

– Последнее усилие, и хватит.

– Что именно?

– Промаслить плиту. Бог знает, сколько прошло с тех пор, как она опустилась. Хорошо еще края окантованы металлом. Будь там дерево, мы, может, ее бы и не сдвинули никогда. Не знаю, сколько масла удастся залить отсюда. Вы двое идите вниз, попытайтесь его залить под бегунки. Возьмите кувалду, долбаните несколько раз. Только так, чтоб вмятины не было. Расшатайте и все.

Когда ребята вернулись на чердак, руки Джейми тряслись. Усталость? Предчувствия? Неизвестно. Боб вытирал пальцы тряпкой.

– Ну что, Боб, дело сделано? – спросил Джейми. – Нет еще.

– Тогда дальше что?

– Дальше – ждать.

– Ждать? А чего ждать?

– Пусть масло подействует. Сейчас мы ничего не можем сделать. Пошли. Мыться и ужинать. С утра посмотрим, что вышло.

Ужин был опять из полуфабрикатов. Три предыдущих вечера – китайская кухня и цыплята, в этот была пицца от Домино. Боб не захотел вкалывать весь день, а потом еще и готовить, Рону дозволено было присоединиться к Бобу на предмет пива, а Джейми разрешили пить только вино. С женщинами. «Странные понятия, – думал Джейми. – Вино Джейми можно пить, но с закуской. Пиво – нельзя». Джейми терпеливо объяснил, что содержание алкоголя в вине выше. Без толку! Чудные они бывают, эти взрослые. Джейми и сам бы выбрал вино, противно просто быть исключенным из общества мужчин. Рона не выключили! А Джейми сделал сегодня не меньше. Больше!