Палач (СИ)

Я медленно пошла дальше, ведя рукой по холодной каменной кладке стены. Какой длинный коридор! Только дверей нет.

Впереди что-то стукнуло, а потом я услышала приглушенные голоса. Я тут же юркнула за ближайший гобелен и затаилась в пыльном уголке, стараясь не чихнуть.

Голоса приближались. Я не сдержалась и слегка отогнула плотную ткань. По коридору шли две служанки. Одна, помоложе, слушала старшую, разинув рот.

— Его не было около года, а сейчас он вернулся! — женщина всплеснула руками. — Нам было так спокойно. Особенно днем, когда весь замок вымирает. Но теперь и днем дел будет невпроворот. Князь сказал, слушаться Его, как себя самого.

— Ну и что? Какая нам разница?

— Э-э, нет, Стефа, ты Его не знаешь. Ты у нас недавно. Теперь, когда Он вернулся, Князь будет редко выходить из своих покоев. Вот увидишь, он скоро все дела скинет на Него. А Он — сам Диавол во плоти!

— Скажешь тоже, Диавол!

Старшая служанка перекрестилась, оглядываясь.

— Святой матушкой непорочной клянусь. Глаза у него точно лучи лунные. Волосы светятся. А если на тебя посмотрит, так оторопь берет. Ноги в землю врастают. Такая жуть. Не приведи Господи! Я сегодня убиралась в его покоях. Так он стоял и смотрел. И ни разу не шевельнулся, пока я не ушла. И вообще не дышал.

— Да ты чтоооо! — охнула младшая.

Когда служанки скрылись за поворотом и шаги их затихли, я вылезла из своего убежища. Интересно, про кого это они? Наверно про какого-нибудь нового рыцаря.

Не замечая, что вся перепачкалась в темном углу, я пошла дальше. Коридор плавно поворачивал вправо, следуя архитектуре основной части замка. И, наконец, я наткнулась на огромную кованую дверь. Не задумываясь ни на секунду, я дернула за круглую ручку. Дверь бесшумно отворилась, и я оказалась в просторных светлых покоях.

Почему здесь так светло? Ведь ночь? Я задрала голову. Купол! Таких куполов я никогда не видела. Если только на картинках. Луна светила словно солнце, преломляясь в стеклах и стеклышках, озаряя небольшую залу голубовато-серебристым светом.

Я двинулась вдоль периметра, разглядывая убранство. На стенах, не каменных, а покрытых странным бледно-голубым материалом, висели картины. Внизу, на столиках с причудливыми ножками, лежали книги, стояли вазы с фруктами. В камине за экраном трещали дрова. Пара кресел была повернута к огню, а между ними на низком столике лежала шахматная доска с неоконченной партией. Я уселась в ближнее к огню кресло и уставилась на доску. Шахматы я любила. Я уже придумала, как следует пойти — черными — чтобы избежать шаха, но трогать мраморные фигурки побоялась.

Я скинула сапожки и подобрала под себя ноги. Руки ныли. Я грелась у камина и разглядывала свои распухшие пальцы. Здесь было так уютно и красиво. И спокойно. Мысли о мести показались мне жалкими, и я устыдилась. Я же леди. Я должна быть выше мелочных интриг. И я обязательно буду такой. Самой лучшей. И когда-нибудь встречу своего прекрасного принца.

— Ну и кто это тут у нас? — низкий, с легкой хрипотцой голос резко выдернул меня из царства грез.

Я встрепенулась и захлопала глазами. Напротив меня сидел человек. Я его никогда раньше не видела. Я смотрела на него во все глаза и не могла произнести ни слова. А должна была. Я без позволения явилась в его личные покои и расселась в его кресле. И даже не нашла в себе сил поздороваться.

Мужчина был одет во все светлое: белоснежная рубаха с длинными широкими рукавами, перехваченная на талии широким кожаным ремнем с небольшими ножнами, из которых торчала на удивление простая рукоять кинжала. Поверх рубахи — бежевая утепленная безрукавка, отделанная по воротнику и обшлагам мехом, светло-коричневые обтягивающие бриджи, высокие сапоги. С его шеи свисала широкая витая цепь со странным символом, похожим на перевернутую вниз дужками подкову. Украшение было изысканным, изящным и в то же время совсем не похоже на женское. В дужки «подковы» были вставлены изумительной чистоты изумруды.

Я медленно сползла с кресла. Надо было что-то сказать. Но я словно язык проглотила. Мужчина с легкой усмешкой разглядывал меня. Сквозь купол на него падал лунный свет, который причудливо смешивался со всполохами огня из камина, придавая незнакомцу совершенно волшебный облик. Его волосы — белые, но не седые и не пшеничные, как у меня, отливали серебром и свободно падали ниже плеч. Тени мешали ясно разглядеть его лицо, но мой детский взгляд приметил высокие скулы, слегка изогнутые черные брови и глаза… очень светлые с черными крапинками, излучавшие какой-то свой, особенный свет. И… незнакомец сам будто светился в полумраке.

— Вы — Принц? — я не узнавала свой собственный дрожащий голосок — так была поражена увиденным.

Мужчина рассмеялся. Легко поднялся из кресла и отвесил мне церемониальный поклон. В ответ я присела в классическом глубоком реверансе. Он протянул мне руку, и я ее приняла. Его пальцы легонько сжались, и я тут же поморщилась от боли. Совсем забыла о своей больной руке. Лицо незнакомца сразу посерьезнело. Он перехватил меня за запястье и притянул к себе.

— Ты — Мирослава, да?

Люциан не спрашивал. Он, конечно же, сам догадался, кто я такая. Ведь в замке Князя других детей не было. А я, совсем растерявшись, так и не представилась.

— Да, Ваше Высочество.

Он подвел меня ближе к камину и начал осторожно ощупывать пальцы.

— Почему Высочество? — хмыкнул он.

— Но Вы же Принц? Я сразу поняла, кто Вы такой.

— Ну можно и так сказать. Мое имя Люциан. Я — друг Князя.

— Люциан… — благоговейно протянула я. — Какое красивое имя.

— Что с тобой произошло, маленькая?

— Ну я… — под пронзительным взглядом его необыкновенных глаз я забыла, как связно говорить. — Я… Я была тоже не права. Наверное. Ну… я точно была не права.

Покачав головой, он налил из кувшина в небольшой тазик воды и окунул туда мои руки. Вода была студеной, но мне сразу же стало легче. Потом Люциан мягкой тряпицей, очень осторожно касаясь, обтер мои ладошки.

Я следила за его уверенными движениями и собиралась с духом. Потом все-таки решилась и одним махом выпалила всю правду. Я ничего не скрыла: ни того, что не хотела так много заниматься, ни того, что терпеть не могла почтенного Хиггинса и что днем мне больше всего на свете хотелось гулять и играть — и лучше всего с другими детьми. Как на духу я открыла все, что лежало у меня на сердце. И даже призналась, что при первой же возможности сбегала с уроков, особенно, когда Князь бывал в отъезде. Вот как сегодня.

Люциан усадил меня обратно в кресло, положил мои кисти на стол, ладонями вниз и прижал к столешнице, жестом показывая, чтобы я так и сидела. В его руках появилась какая-то склянка. Он макнул туда палец и начал кругами втирать мазь в мою покрасневшую кожу. Запах был отвратительный. Я отвернулась и громко чихнула. Люциан улыбнулся.

— Люциан?

— Да, котенок?

— Ты — лекарь?

— Иногда. Но очень редко, — в глазах его отразилось рыжее пламя, и они вдруг сделались пугающими. — Очень редко. И только для тебя, малышка.

— Я еще не во всем призналась, — он выжидающе ко мне повернулся.

Глаза его были хрустальными и чистыми, как вода озера Блисс. Я была буквально им заворожена.

— Я хотела отомстить учителю. И Гвендолин. Я… Я знаю, что такие мысли недостойны леди, но… Но мне было приятно представлять, как они мучаются от боли… Или им так же обидно, как и мне.

— А теперь, я полагаю, ты передумала мстить?

— Не знаю. Наверное, да, — я смотрела в лицо Люциана широко раскрытыми глазами. — Месть — это плохо. Господь велел подставлять другую щеку.

— А ты всегда поступаешь так, как повелел Господь?

— Нет, — я потупилась. — Я — грешница. Я часто не слушалась няню и родителей. Мою подружку Ксению часто наказывали вместо меня. А теперь… теперь их нет… никого.

Я шмыгнула носом. Хотелось расплакаться, но я сдерживалась.

Рука Люциана ласково коснулась моих волос, и я все-таки расплакалась. Бросилась к нему, уткнулась лицом ему в живот и рыдала. А он гладил мои волосы.