Могущество

Кэсси взглянула ему в глаза и увидела в них трогательную заботу, таящуюся за предупредительной сдержанностью. Она взяла его за руку и почувствовала, как их пальцы сплетаются, согревая и поддерживая друг друга.

— Мы будем очень осторожны, — спокойно пообещала девушка.

Их сомкнутые руки привлекли всеобщее внимание: Дебора посмотрела с удивлением, но затем понимающе ухмыльнулась, Крис пнул Дага, сердито взирающего на них исподлобья, прохладные серые глаза Мелани удивленно расширились, а Лорел с Сюзан улыбнулись.

Не улыбался только Адам. Ни тогда, ни после.

Этой ночью Кэсси видела сны: какие-то расплывчатые вихри грез, отдаленно связанные с Книгой Теней. Они с Дианой долго не ложились, читали, пытались осмыслить, приложить… и не обнаружили ничего полезного. Но во сне Кэсси вдруг ощутила, что стоит на пороге судьбоносного открытия.

Она опять ухватила фрагмент залитой солнечным светом комнаты: просто секундная вспышка, через мгновение растворившаяся в темноте. Девушка поняла, что пробудилась и обшаривает бешеным взором спальню, будто решение находится где-то здесь.

— Кэсси, — промурчала спросонья Диана, — с тобой все в порядке?

— Да, — прошептала девушка. Она обрадовалась, когда златовласка опять уснула. Это Диана настояла, чтобы Кэсси спала с ней: она переживала из-за ночных кошмаров подруги. Но героиня не могла позволить себе тревожить радушную хозяйку еще и ночью — она и днем-то доставляла ей достаточно хлопот.

Вообще-то в доме семьи Мид Кэсси спалось очень хорошо, не то что среди охов-вздохов бабушкиного терема, вечно не дававших ей покоя по ночам. «Наверное, по-разному строили», — предполагала девушка. Да и достраивался Дианин дом намного позже: материалы к тому времени, вероятно, улучшились.

Кэсси немного полежала в приятной темноте, прислушиваясь к легкому дыханию Дианы. «Где, интересно, сейчас Черный Джон? — подумала она. — Там, на материке, в арендованном коттедже, или здесь — на острове, в Нью-Салеме?»

Почему-то ее угнетала мысль о том, что Нью-Салем расположен на острове. Она чувствовала себя… изолированной, что ли, скованной. Ей казалось, что Черный Джон может спокойно отсечь их от внешнего мира и отправить в вечное плавание по безбрежным просторам океана.

«Не дури», — приказала она себе. Но паника, неприятным клубком свернувшаяся в животе, не отступала. Девушка вдруг подумала, не будет ли маме лучше в медицинском учреждении, где-нибудь подальше отсюда. Где угодно, только подальше.

«Зачем ему мама? Ему нужны мы», — в отчаянии подумала бедняжка.

«Но пришел же он за бабушкой. Почему? Из-за Книги Теней? А теперь она у меня, — вдруг осознала девушка, и под сердцем что-то неприятно засвербило. — Вдруг он придет сюда, чтобы забрать ее?»

И естественно, как это бывает в подобных случаях, в особенности ночью, мысль эта полностью завладела ее воображением. Сердце застучало так сильно, что даже кровать пошла ходуном. Вдруг Черный Джон решит прийти за нею прямо сейчас? Конечно, он человек, он тоже спит ночами, но он еще и ведьма. Подчиняется ли он законам, повелевающим другими людьми? Или он может проскользнуть сюда, как тень, и проползти по полу прямо к кровати?

«Сохраняй спокойствие — это необходимо. Если ты сломаешься, все будет кончено. Для всех: для мамы, для шабаша. Мы все как один должны будем подняться против него. И ты не имеешь права оказаться слабым звеном».

«В темноте нет ничего пугающего, если смотреть на нее без страха, — прошептала девушка сквозь плотно стиснутые зубы. — В темноте нет ничего пугающего, если смотреть на нее без страха; в темноте нет…»

Слезы лились и лились, а Кэсси без конца повторяла бабушкину фразу.

Повторяла и повторяла, пока наконец не заснула.

Следующий день в школе начался с собрания. На журналистику Фэй опять не пришла, зато, когда Кэсси вошла в конференц-зал, она с изумлением обнаружила черноволосую красотку на сцене.

Фэй стояла спокойно, почти скромно, разумеется, для Фэй. На ней идеально сидел безупречно скроенный костюм, и в целом она выглядела как очень толковая и очень сексапильная секретарша. Ее черная грива была аккуратно собрана в пучок на затылке, а в руках она держала стопку бумаги и планшет с зажимом. Для полноты образа не хватало только очков в роговой оправе: в них она спокойно могла бы рассчитывать на позицию верной Пятницы при каком-нибудь миллиардере.

Кэсси не верила собственным глазам.

Она осмотрела зал и заметила Шона и Сюзан: у обоих следующим уроком был коррекционный английский. Девушка жестом позвала их к себе, они отделились от своих и присели с ней рядом. Сюзан выглядела обескураженной.

— Ты Фэй видела? Что она там делает?!

— Не имею понятия, — ответила Кэсси, — но точно ничего хорошего.

— Зато выглядит хорошо, — сказал Шон, быстро облизывая губы. — Даже, я бы сказал, классно.

Кэсси посмотрела на Шона: впервые за долгое время она по-настоящему обратила на него внимание. Она будто не замечала его с тех пор, как они танцевали на вечеринке в честь Хеллоуина. Немудрено: в коллективе он просто растворялся. Но сейчас, когда они сидели втроем, девушка решила присмотреться к нему получше. В ее мозгу вдруг промелькнула картинка: Шон, каким она его увидела впервые, — блестящие глаза, блестящая пряжка. Невысокий паренек стоял рядом со шкафчиком, переполненным рекламными проспектами тренажеров, и лыбился. Что-то в этой картинке не на шутку насторожило Кэсси, но вот что именно?

В зал прибывали последние партии школьников: Кэсси разглядела Хендерсонов с Деборой, пришедших сюда с истории; Диану, Лорел и Мелани, снятых с урока по английской литературе; Салли Уолтмен с неизменной Порцией Бейнбридж. Потом явился Адам с соучениками по химии. Недоставало лишь Ника.

— Похоже, Фэй решила заняться внеклассной работой, — прошептал сзади знакомый голос, и Кэсси радостно обернулась. Ник уже устраивался на приглянувшемся ему месте, предварительно одним взглядом согнав оттуда какого-то парня, который без лишних слов испарился. Такие вещи в Нью-Салем-Хай были нормой, никто их даже не замечал. Ребята из Вороньей Слободки привыкли просто указывать на то, что им хотелось заполучить, а чужаки безропотно отдавали им требуемое. И так было всегда.

Ник сел на освободившийся стул и вынул из кармана пачку сигарет, открыл, вытряхнул одну палочку здоровья и только тут заметил Кэсси.

Девушка высоко подняла брови и уставилась на него с выражением крайнего негодования на лице — даже Диана не могла бы этого сделать лучше! Неодобрение изливалось из нее мощным потоком и, казалось, сейчас затопит парня вместе с его курением.

— А, — промолвил Ник. Он посмотрел на пачку, потом на Кэсси, постучал по высунутой сигаретке, загнав ее тем самым обратно к подружкам, и убрал объект пререканий в карман. — Дурная привычка, — прокомментировал он.

— Итак, начнем, — произнесла Фэй, сопроводив сей краткий текст улыбкой, которую нельзя было назвать иначе как шаловливой. Потом она покинула кафедру, уступив место высокому мужчине, который к этому моменту уже поднялся на сцену. Он встал на возвышение, отрегулировал высоту пюпитра и перевел глаза на толпу сидящих учеников.

— С добрым утром, — начал он, и от его голоса на Кэсси покатились такие волны тьмы, что ее чуть не захлестнуло. Она напряглась, будто готовясь к защите, готовясь покориться глубоко спрятанному инстинкту, побуждающему бороться или бежать. «И это всего лишь голос, — в растерянности подумала девушка. — Что же будет дальше?!»

— Возможно, некоторым в этом зале уже известно, что я ваш новый директор и зовут меня мистер Брунсвик.

7

Раздались вялые и быстро заглохшие аплодисменты. Вся атмосфера казалась какой-то прокисшей и настороженной. Обычное перешептывание, болтовня и ерзанье угасли, как задутая свеча, после чего в огромном зале воцарилась мертвая тишина. Все глаза устремились на сцену.

«А он симпатичный», — подумала Кэсси, пытаясь заглушить бьющие набат удары внутреннего гонга, приказывающие бежать, бежать немедленно, бежать куда глаза глядят. Почему она так дико на него реагирует? Она испытала точно такие же эмоции в ночь посвящения, когда Адам вынул из мешка кварцевый череп. Тогда одного взгляда на череп оказалось достаточно, чтобы ужас пополз по спине девушки, как по отвесной скале. Тогда ей показалось, что череп окружен ореолом тьмы. И лишь позже она узнала, что не все члены шабаша разглядели это.