Миллион миллионов, или За колёсиком (СИ)

Мхов, заинтригованный, приехал, посмотрел на Клару и… упросил Срамного оставить его ненадолго с ней наедине. Для начала Мхов поинтересовался, что, собственно, она против него имеет и получил удивлённо-презрительный ответ, дескать, этакое говно вовсе не способно оказаться для Клары предметом какого бы то ни было интереса. Уязвлённый Мхов пустился в дальнейшие расспросы с применением спецсредства в виде обнаружившегося у Срамного коньяка «Реми Мартин». Что-что, а разговаривать с женщинами Мхов умеет. И через полтора часа Клара, заливаясь слезами, рассказала ему всё. Потрясённый до глубины души такой не по времени выдающейся околореволюционной романтикой, Мхов в сердцах назвал Л. высохшим сперматозоидом («нет! нет! не смейте! он такой! и вот такой! и растакой! и разэтакий!»), поцеловал её в мокрую щёку и без обиняков предложил попробовать другую жизнь.

Как он и ожидал, девушка была из тех революционеров, которые напрочь забывают о справедливом переустройстве жизни, как только жизнь поворачивается лично к ним своими приятными сторонами. Кларе же вообще досталось быстро и много. На следующий день Мхов снял для неё квартиру, а через месяц купил ей двухкомнатную на «Соколе», «мазду» «шестого» ряда и взял на содержание.

Она оказалась чрезвычайно лёгким человеком, к тому же училась всему с лёта и была приятна в общении. Мхов немного беспокоился насчёт возможного рецидива её чувства к Л., но вскоре с облегчением обнаружил, что Кларе присуще редкое умение наглухо забывать о пережитом, если оно ушло безвозвратно. Короче говоря, Клара всецело отдавалась настоящему и никогда не жалела о минувшем.

Ещё она обладала видимыми способностями к экстрасенсорике, правда, сама не относилась к этому слишком всерьез. Но что было, то было. Головную или, к примеру, зубную боль она снимала за несколько секунд небрежным движением руки. Могла, недолго поколдовав над каким-либо предметом, с большой долей вероятности определить, кому он принадлежит — мужчине или женщине, молодому человеку или пожилому, иногда даже в общих чертах распознавала внешность. Глядя же на фотографию незнакомого ей человека, Клара умудрялась угадывать совершенно неожиданные вещи: про одного — сколько у него детей, про другого — сколько раз был женат, про третьего — как зовут, про четвёртого — какие напитки предпочитает и тому подобное. Во всём этом не было никакой системы, более того, никакого напряга — так, милое трюкачество, ничего более. Но Мхов-то понимал, что Клара — не совсем обычный человек и относился к её умению с почтением, даже опаской.

Сейчас он едет к ней, чтобы (чем чёрт не шутит!) с её помощью хоть сколько-нибудь продвинуться в разрешении своей «производственной» проблемы. Для этого он специально захватил с собой одну вещь, которую и собирается предъявить Кларе.

— Вау! — Она открывает ему дверь и подставляет губы для поцелуя. На ней голубой шёлковый халат и мягкие розовые тапки в виде забавных лисьих морд. От неё пахнет ею самой; дома Клара никогда не пользуется ни парфюмом, ни косметикой.

— Оста-авь оде-ежду всяк сюда входя-ящий! — нараспев декламирует она; порой Клара бывает несносно пошла.

— После, с твоего позволения, — подчёркнуто сурово отвечает Мхов, — пока присядь-ка, посмотри вот тут…

Клара послушно усаживается в умно изогнутое металлизированное кресло (стиль «хай-тек», как и всё в этой квартире), смотрит на Мхова выжидательно и, как ему кажется, чуточку насмешливо. Он устраивается на полу рядом с ней, достает из внутреннего кармана пиджака обыкновенный в меру потёртый паспорт гражданина РФ с двуглавым орлом на бордовой обложке.

— Клар, смотри, вот паспорт, — Мхов кладёт книжицу ей на колени. — Ты его пока не раскрывай, просто скажи, что видишь.

Клара внимательно глядит на паспорт, потом проводит по нему ладонью и сосредоточенно зажмуривается. Секунд через десять-пятнадцать она открывает глаза и отрицательно качает головой.

— Что? — спрашивает Мхов.

— Ничего, — пожимает плечами Клара.

— Что значит, ничего?

— Ничего значит, что я ничего не вижу.

— Совсем? — Мхов разочарован.

— Совсем… — Клара подыскивает объяснение. — Ну, как если бы этот паспорт… эта вещь была ничьей… ну, как бы никому не принадлежала, вот. Понял?

— Не очень, — Мхов и в самом деле не понял. — У этого паспорта есть… был хозяин. Кстати! Он умер. Может, ты это имеешь в виду?

— Без разницы, жив он или умер, — терпеливо, как учительница бестолковому ученику, разъясняет Клара. Даже лучше, если умер. На вещах мертвецов информация застывшая, неизменчивая, лучше видно. А тут вообще ничего.

— Но там же его фотография, — горячится Мхов. — Ты открой, открой… Вот об этом человеке ты что можешь сказать?

Клара тупо разглядывает ламинированное фото ничем не примечательного мужчины средних лет, медленно, с запинкой, словно пробуя, произносит указанные в документе фамилию, имя, отчество. Снова вглядывается в фотографию. Её дыхание замедляется, взгляд становится полусонным, чуточку косящим, она еле слышно бормочет («ну и хуйня…») и вдруг, фыркнув, как обозлённая кошка, резко отбрасывает паспорт в сторону. Паспорт тёмной птицей перелетает через всю комнату, шлёпается о стену, падает на пол. Клара медленно поднимает руку, показывает на него напряжённым пальцем:

— Забери!

— Клар, ты что?! — Мхов никогда ещё не видел её такой.

— Забери, я сказала! — похоже, она близка к истерике.

Мхов молча поднимается, пересекает комнату, забирает паспорт, прячет его в карман. Он не решается ничего спросить, просто стоит и ждет, когда Клара вынырнет из своего непонятного состояния.

Какое-то время она пусто смотрит прямо перед собой, медленно поводит головой из стороны в сторону, потом её взгляд становится более сфокусированным, осмысленным. Клара постепенно приходит в себя:

— Фу-у-у… Ух-х-х. — Трясёт ладонями, часто моргает, лицо мало помалу приобретает привычное выражение. — Олегыч, там вон… абсент. Налей, будь друг.

Бутылка «Хиллса» стоит на низком стеклянном столике. Гранённая рюмка притулилась здесь же. Мхов шарит глазами, ищет сахар, ложечку, воду.

Клара машет рукой.

— Не-не, ничего не надо. Просто так налей.

Пока Мхов откупоривает бутылку и наливает абсент, Клара вытаскивает из стоящей на полу квадратной деревянной коробки короткую толстую сигару «Коиба робустос», откусывает кончик блестящей гильотинкой, прикуривает от мховского подарка — золотой зажигалки «Ронсон». Приняв от Мхова рюмку, медленно выпивает обжигающий синеватый напиток, отдувается, пыхтит сигарой, окутывается густым ароматным дымом. Мхов по-прежнему молчит; сгорая от любопытства, ждёт объяснений.

— Прости, — наконец говорит она, не глядя на Мхова, — я понервничала.

— Из-за чего? — интересуется он.

— Так… — Клара слегка морщится. — Паспорт этот…

— А что паспорт? Вроде паспорт как паспорт.

— Да… Фотография эта…

— Что фотография? — Мхов старается не давить, словно боится ненароком спугнуть что-то очень зыбкое, ненадолго возникшее в голове у Клары.

— А чьё это фото? — осторожно спрашивает Клара, крутя в тонких пальцах дымящуюся сигару.

— Я знаю не больше, чем там написано, — честно признаётся Мхов. — Я думал, ты что-нибудь скажешь.

Клара рассеянно стряхивает серую колбаску пепла в пепельницу, напоминающую большую вогнутую каплю серебристого металла.

— Что сказать? — Она задумывается. — Испугалась я, вот что.

— Испугалась? Чего? — Мхов снова приближается к ней, усаживается на пол, легко проводит пальцами по тонкой щиколотке.

— Как сказать, чего? — Клара кривит губы. — Именно, что ничего.

Мхов вопросительно глядит на неё.

— Такого человека нет, — раздумчиво говорит Клара. — Вот тебе и всё ничего.

— Ну, правильно. Я ж сказал, что он умер, — дуркует Мхов.

Клара мгновенно разгадывает его нехитрый манёвр.

— Не прикидывайся дурачком, — строго говорит она, — тебе это не идёт.

— Хорошо. Извини, — соглашается Мхов. — Последний дурацкий вопрос. Может, это фото какого-то другого человека? Не владельца паспорта, а просто кого-то похожего на него?