Коллекция (СИ)

Отправив в рот последнюю оливку, Кира тоскливо посмотрела на закрытое окно, где за шторами наливался, густел жаркий летний вечер. Может, все-таки, бросить все — и на море? Или дождаться ночи… когда лишь тьма и свобода, и все пути принадлежат только ей. Но кто-то бродит в той тьме — кто-то еще более темный, чем эта тьма, ждет ее… Знать бы кто. Может, он уже ушел… а может и не нужна она ему вовсе?..

Но эта квартира… черт бы ее подрал, теперь она привязана к этой квартире. То и дело Кира ловила себя на мысли, что если квартиру удастся продать — что станет с ее обитателями? И что станет с человеком, который рано или поздно увидит их? Или в пылу ссоры с гостем скажет что-нибудь не то… Она обязана будет пригласить сюда нового хозяина… но что если стражи не станут его слушать? Она — наследница по крови, все-таки. Может, она должна будет что-то им сказать? А что? Бабка знала… Вот бы было здорово, если б Вера Леонидовна вдруг ожила! Кира бы получила несказанное удовольствие, придушив ее собственными руками. Разика три-четыре!

Кира взглянула на стену почти с досадой. Иногда собственная квартира напоминала ей этакий круглосуточный, бестолковый детский сад для немых, а она сама была в нем воспитательницей, обязанной следить, чтобы определенные сюда не впадали в меланхолию и не принимались отчаянно колотить в стены, приводя в ярость псов-стражей. Знать бы точно, что эти обитатели не смотрят на нее в темноте, а уходят прочь… жить постоянно на пересечении десятков чужих бесплотных глаз… это чересчур. Может, все-таки, вернуться в дом дяди? Но нет, там тетя Аня, напуганная, сломленная и жаждущая выполнения обещанного — неважно, какой ценой.

Она отнесла посуду на кухню, осторожно вытащила из пакета сегодняшнее творение и прошла с ним в столовую. Обеденный стол уже давно был раздвинут — на сложенном пластилиновая коллекция не умещалась. Кира пристроила фигурку на столешнице среди прочих и отступила на шаг, хмуро разглядывая. Псы, множество людей — группами и поодиночке. Коллекция подсмотренных жизней, украденных жизней — маленький пластилиновый мир на обеденном столе. „Я смотрю на них так же, как бабка Вера, наверное, смотрела на тени“ — раздраженно подумала Кира. Села на пол, привалившись спиной к стене, закрыла лицо ладонями и негромко, глухо застонала, потом уронила руки на колени, невидяще глядя перед собой.

— Я одна… — прошептала она. — Я совершенно одна.

Черные бесплотные руки скользнули из стены по ее плечам, огладили их и исчезли, тут же появились другие, невесомо тронув ее шею. Кира подняла голову и, чуть повернув ее, скосила глаза себе за плечо. Черные тени столпились позади нее, склонились над ней, все новые и новые черные руки протягивались из стены и скользили по ее телу — целый лес рук, и странное сочувствие было в этом мельтешении. Кира прижалась затылком к стене и прикрыла веки, чувствуя, как бесплотные чужие пальцы водят по ее щекам. Стражи в углах привстали, но пока не пытались нападать.

— Отстаньте… — пробормотала она, вяло дергая плечом, словно ее касались живые, теплые руки, которые можно было отбросить таким образом. — Нашли, кого утешать… Делать вам нечего.

А действительно, что им там делать?

Интересно, что будет, если отменить приглашение самой себе?

Наверное, это был бы один из самых оригинальных способов самоубийства, только черта с два она станет проверять!

Кира долго сидела так с закрытыми глазами, и тени рук скользили по ней, пока не улеглись покойно, и казалось, что множество людей сидит с ней рядом — и людей не чужих, которые успокаивающе обнимают ее, словно пытаясь сказать, что все еще будет хорошо. Постепенно она задремала, ее голова свесилась на грудь, Кира начала клониться влево — все дальше и дальше, пока не съехала на пол и, мгновенно проснувшись, вскочила, оглядываясь вокруг дикими глазами. Черные тени исчезли все до единой, ушли и псы-стражи, и вокруг на стенах было лишь серое мельтешение. Она взглянула на часы и всплеснула руками — уже было почти одиннадцать. Называется, съездила в больницу! А ведь обещала. Дядя расстроится, конечно, ну да… днем раньше, днем позже…

Кира повернулась, и ее взгляд упал на стул, на спинке которого висели рубашки и футболка брата. Всю неделю она ходила мимо, не обращая на них внимания, а теперь они вдруг бросились ей в глаза, словно немой укор.

И если мальчишка что-то там возомнил о себе, то теперь это уже не важно. Все равно он умрет.

У нее перехватило дыхание, и Кире вдруг отчаянно захотелось увидеть Стаса. Сейчас, немедленно, несмотря ни на что. И может не столько потому, что на нее накатил прилив любви к пусть и свихнувшемуся, но брату, сколько потому, что Стас единственный из всех все еще был здесь, все еще был доступен, хоть сейчас и был больше похож на куклу, чем на живого человека. Но ведь и он может исчезнуть в любую секунду, и тогда не останется совсем никого. И где-то глубоко в подсознании ей так хотелось верить, что именно ей Стас вовсе не желал зла. Это было глупо, все факты говорили за обратное, но верить хотелось.

Но сейчас никто не пустит ее в больницу, отделение наверное уже закрыто. Кажется, его закрывают в одиннадцать… а может и в двенадцать. В любом случае, если попросить, если, в конце концов… Дальше Кира думать не стала, метнулась в прихожую и вызвала такси, после чего вихрем пронеслась по квартире, гася свечи и убирая канделябры с пола. Натянула на себя легкие брюки и майку, закрутила волосы на затылке, и в этот момент раздался телефонный звонок. Машина ждала.

Уже взявшись за ручку двери, Кира вспомнила, что забыла зажигалку, повернулась, подхватила одну из зажигалок с тумбочки, где их валялось аж четыре — ясное дело, ведь в квартире живут отъявленные курильщики. Сунула зажигалку в карман брюк. Карман был неглубокий… да ничего, авось не потеряет. Она начала поворачивать ручку замка и услышала, как в двери напротив тоже щелкнул замок. На лестнице послышались чьи-то шаги. Кира распахнула дверь и увидела Антонину Павловну, переступающую порог своей квартиры с Бусей на руках. Какой-то человек вышел из подъезда и Кира дернула головой в его сторону, потом снова взглянула на Антонину Павловну, вышла из квартиры и захлопнула дверь.

— Живот у Бусечки прихватило, — сообщила тетя Тоня, спускаясь следом за Кирой, хотя та ее ровно ни о чем не спрашивала. — Спать мне не дает, приходится, вот, вести…

— Может, вы ее перекормили? — рассеянно предположила Кира, выходя из подъезда и торопливо устремляясь к стоящему неподалеку „опельку“ со включенным мотором.

— Нет, у нее сбалансированное питание, — возмутилась та. Последние слова она произнесла подчеркнуто и со вкусом — верно, выучила из рекламы собачьего корма. Кира хмыкнула и скользнула в такси, которое сразу же, качаясь и подпрыгивая на разбитой дороге, покатило к выезду со двора.

Водитель оказался на редкость словоохотлив и всю дорогу то рассказывал про свою жизнь, то принимался задавать вопросы, вся суть которых сводилась к недвусмысленному намеку на тесное знакомство. Кира отделывалась мрачными лаконичными ответами и была рада, когда наконец такси остановилось недалеко от железных ворот больницы, и она выскочила, захлопнув за собой дверцу, и тут же метнулась к приоткрытой калитке. Услышав за спиной шум отъезжающей машины, Кира сразу же сбавила ход, мысленно спрашивая себя — и почему, собственно? Таксист был молод и симпатичен, хоть и тарахтел без меры, а она одна…

Неширокая дорожка между большими акациями была темна и пуста, только вдалеке виднелся силуэт человека, катящего куда-то громыхающую железную тележку. Сзади послышались торопливые шаги, и Кира сама заспешила. Какой-то полный мужчина обогнал ее, но почти сразу остановился, растерянно дернулся туда-сюда, и когда Кира проходила мимо него, жалобно и вместе с тем раздраженно спросил, чуть повернув голову.

— А где же нефрология?! Девушка, вы не знаете, где тут нефрология?!

— Ой… — Кира, остановившись, прижала указательный палец к носу и на мгновение задумалась. — Это вам… — она повернулась, вытягивая руку, — по-моему, здесь пройти и будет одноэта…