Загадка старого кладбища

Все-таки ребенок не давал ей покоя. Почему-то казалось, что лицо его было из ее собственного детства. Может быть, какой-то дворовый мальчишка или сосед по дому? У нее мелькнула мысль полистать семейный альбом. Она достала его с этажерки и осторожно раскрыла массивную, обтянутую синим плюшем крышку. На пол упал ворох фотокарточек. Она подобрала их и стала медленно перебирать. Вот мама, отец, вот она уже взрослая, с подругами. Бабушка с дедушкой. А на этой карточке ей лет десять. Стоп! Ее лицо… оно так похоже на лицо того ребенка. Так вот откуда чувство, что она его знает. Но как это может быть?!

И тут она вспомнила и похолодела. Давным-давно, в пору ранней молодости, случился у библиотекарши бурный, но скоротечный роман с одним молодым человеком. Тот выдавал себя за летчика, но на поверку оказался бухгалтером, чем сильно снизил свою ценность в глазах Валентины Сергеевны. Она не собиралась связывать жизнь с каким-то счетоводом, да и он не горел желанием. Они мирно расстались.

Однако роман имел неприятные последствия. Как ни скрывала Валентина, как ни затягивалась в корсет, мать скоро обо всем догадалась. Выход нашли быстро. Ее отправили к дальней родственнице, жившей в Конотопе. Там она благополучно родила мальчика. Ребенка тут же отдали кормилице. Библиотекарша его почти не видела, да, откровенно говоря, и не стремилась увидеть. Кормилице регулярно высылались деньги, а та в коротких письмах сообщала, что мальчик (его назвали Павлом) жив и здоров. По правде, мысль о том, что у нее есть сын, пусть в далеком Конотопе, тяготила Валентину. Ей было не жалко денег, посылаемых на воспитание мальчика. Ее мучил страх, что узнает муж, она к тому времени уже вышла замуж.

Так что краткое сообщение, что Павел умер от дифтерита, заставило проронить две слезинки и вздохнуть с облегчением. И вот теперь… Неужели тот ребенок — ее сын? В этом она уже не сомневалась. Вот откуда все ее муки. Молча кусала Валентина Сергеевна губы, не в силах справиться с душившими ее слезами. «Это кара, кара Божья», — явственно всплыла четкая мысль.

Валентина Сергеевна рыдала долго и безутешно. Лицо ребенка стояло перед глазами и не давало успокоиться.

Превозмогая слезы, трясущимися руками она достала из самого дальнего угла шкафа маленькую шкатулочку красного дерева. Там на самом дне, среди пожелтевших документов, старомодных украшений, лежал маленький крестик на золотой цепочке, крестик ее матери. Она достала его, повертела в руках и вдруг решительно надела на шею, зашептала слова полузабытой молитвы. Глупо, конечно. Какой-то крестик… Но отчего-то стало теплее, будто хрустнула и рассыпалась льдинка, холодной коркой лежавшая на душе. А утром произошли события, которые вытеснили тоску.

Проснувшись, Петухова отправилась в ванную. Вот уж блаженство! Горячая вода, разомлевшее тело, сладостные видения витали перед затуманенным взором.

Вода стала остывать, и она решила добавить горячей. Открыла кран. В кране забулькало, и оттуда медленно выполз огромный, вроде мыльного, пузырь, но только во много раз больше. Переливаясь всеми цветами радуги, прозрачный пузырь колыхался в воздухе над ванной.

Недоуменно смотрела Петухова на это чудо, а с пузырем между тем происходили изменения. Его внутренность наполнилась мерцающими разноцветными огоньками. Это было очень красиво, но страх понемногу начал заползать в душу, вытесняя опьянение. Огоньки начали сгущаться и образовали подобие лица. Черты его становились все отчетливее. Это было лицо какого-то глубокого старика, совершенно незнакомого Валентине Сергеевне. Старец, казалось, внимательно смотрел на библиотекаршу.

Ни жива ни мертва сидела та в ванной и с ужасом смотрела на переливающееся разноцветными огоньками лицо. Однако оно начало мутнеть, линии становились расплывчатыми и скоро сменились хаосом разноцветных искорок. Потом внутри пузыря начала складываться другая картина. Валентина Сергеевна сразу же узнала старое кладбище, нагромождение старинных надгробий. Кладбище было пустынным, только на одном памятнике сидела большая птица. Внезапно Петухова ощутила в ванной комнате поток холодного воздуха. Пузырь вытянулся, медленно подлетел к крану и с чмоканьем втянулся в него. Через мгновение из крана полилась вода. Библиотекарша все так же оцепенело уставилась на кран. Вода внезапно стала розовой, а затем начала темнеть, пока не приобрела густо-красный цвет. Валентина Сергеевна вылетела из ванной. Теперь она стояла и смотрела на необыкновенное зрелище. Было жутко, но интересно. Густая темно-красная жидкость наполняла ванную. Петухова набралась мужества и коснулась пальцем жидкости. Теплой, густой и липкой. Понюхала. Сомнений не было — кровь.

Жидкость забурлила, и из нее показалась черная костлявая рука с цепкими длинными пальцами.

Это было выше ее сил. Валентина Сергеевна стремительно выскочила из ванной комнаты, кое-как оделась и бросилась вон из квартиры. Она бежала по оживленным улицам, и прохожие с недоумением глядели на небрежно одетую женщину с мокрыми волосами и диким лицом. Но Валентина Сергеевна, ничего не замечая, мчалась к Струмсу.

«Только бы застать, только бы застать!» — одна мысль стучала в голове.

К счастью, Струмс оказался дома. Тут же находился какой-то молодой человек.

— О! — весело воскликнул профессор. — Вот и наша героиня! Да на вас лица нет! Что случилось?

Валентина Сергеевна не могла ничего ответить, только бессмысленно разевала рот.

— Коля, налей ей коньяку, — распорядился профессор, — да в стакан лей!

Стуча зубами о край стакана, библиотекарша сделала глоток и только тогда перевела дух.

Дрожа и поминутно озираясь, принялась рассказывать.

— Да, — сказал Струмс после того, как она умолкла, — повествование производит впечатление. Не правда ли, Коля? Да, кстати, познакомьтесь, это тот самый Николай Егорович Белов, о нем вы, кажется, слыхали.

Петухова вяло кивнула головой.

— А не съездить ли нам на место действия? Так сказать, убедиться своими глазами. Мне лично очень хочется. Он посмотрел на Петухову.

— Поехали, Валентина Сергеевна. С нами не пропадете.

Она молча кивнула.

Перед входом в гостиницу стояла роскошная легковая машина.

— Прощу вас. — Струмс галантно распахнул дверцу. Коля сел за руль.

Вот и ее дом. Выйдя из автомобиля, Петухова нерешительно топталась на месте. Возвращаться в квартиру не хотелось.

— Ну же, смелее. — Профессор взял ее под руку. У Коли в руках появился объемистый кожаный портфель, и они двинулись вверх по лестнице.

Войдя в квартиру, Струмс с интересом огляделся.

— О, да у вас роскошно. — Он плюхнулся на кожаный диван. — Точно такой же был у моей мамы. Чудесная вещь, нет ей сносу. — Потом вскочил, прошелся по комнате, заглянул зачем-то на кухню. — Ну что, Николай Егорович, будем начинать? — Струмс задумчиво смотрел на зеркало в прихожей. — Именно это зеркало и являло вам чудеса? — спросил он Петухову.

Тем временем Коля начертил мелом на кафельном полу ванной какую-то сложную звезду. Потом расписал ее непонятными знаками и символами. Петухова с интересом следила за его манипуляциями.

— Что он делает? — шепотом спросила она Струмса.

— Да ничего особенного. Чертит магическую пентаграмму. Духов будет вызывать.

— Вы серьезно?

— Вполне. Да вы не беспокойтесь, ничего страшного не произойдет. А если боитесь, то можете уйти куда-нибудь переночевать. Например, в мой номер. Коля отвезет.

— А можно остаться?

— Почему бы и нет, ведь вы, так сказать, главное действующее лицо. Присутствие ваше весьма желательно. — Тон его изменился, стал серьезным и сдержанным.

Между тем на улице стало совсем темно. Короткие сумерки перешли в темную августовскую ночь.

Валентина Сергеевна протянула руку к выключателю.

— Не надо! — властно скомандовал Струмс. — Сейчас мы зажжем свои осветительные приборы.

Он достал из портфеля какой-то предмет, чиркнул спичкой. Валентина Сергеевна увидела у него в руках толстую свечу из зеленого воска. Он передал свечу Коле и достал из портфеля еще две. Зажег их и пристроил одну на краю ванной, две на туалетных полочках. Пламя свечей, колеблясь, бросало причудливые тени на стены. Валентине Сергеевне снова стало жутко. Коля стоял неподвижно и отрешенно, полностью уйдя в себя.