Русь потусторонняя

— Знаешь, — сказал Женя Павлу по телефону. — По-моему, лучше бы мы оставили ее в больнице. Сюда никто, правда, не суется, никаких Темных… Хотя я — не ты, и темных сущностей на стенах не увижу, если даже они к нам заглянут. Но там за Валей, по крайней мере, хорошо ухаживали. Я не врач, если что случится, я даже первую помощь ей оказать не смогу. А она в коме… Такая тихая и неподвижная, что мне иногда кажется, будто она умерла… Возвращайся скорее!

Сейчас, встретив его в аэропорту, Женя выглядел более уверенно, и это немного охладило пыл Павла, который хотел было устроить ему разнос за пораженческие настроения.

— О, да ты, я смотрю, подзагорел! — встретил его Женя. — И вообще как-то лучше выглядеть стал.

— Я, вроде, всегда неплохо выглядел, — отшутился Павел. — Впрочем, посмотрел бы я на тебя после того, как ты с недельку побегал бы по тайге. Никогда не думал, что смогу уснуть на голой земле. Да еще в кромешной тьме, когда рядом даже костра нет! Так нет же, привык… Ладно, бог с ним. Как Валя?

— Все так же, без изменений. С ней сейчас Толик.

— Толик — это твой друг-медик?

— Ну, он пока еще студент, но дело свое знает. Не подведет…

— Надеюсь.

Входя в отель, Павел чувствовал себя буквально окрыленным от счастья. Он стремительно ворвался в номер, чем до смерти перепугал сидевшего в кресле возле кровати молодого человека.

— Ты — Толик? — спросил Павел.

— Толик.

— Держи! — Павел сунул ему в руку две стодолларовые купюры и указал на дверь. — Спасибо и до свидания.

Стоявший в дверях Женя лишь молча кивнул, мол, все нормально, просто он у нас немного с шизой, и когда Толик исчез в коридоре, подошел к Павлу.

— Теперь все будет нормально?

— Думаю, да… Дверь закрой!

Бросив на стул дорожную сумку, Павел извлек из нее пузырек с настойкой Даганда, а из-под подушки — книгу заклинаний Анны Антиповны, которую положил туда перед отъездом, строго-настрого запретив Жене даже прикасаться к ней.

— Жень, пойди погуляй, а?

Когда тот, ворча что-то о черной неблагодарности друзей, вышел из номера, Павел закрыл за ним дверь и склонился над Валей, держа в руке пузырек. Даганд сказал, что она должна выпить эту жидкость, но как заставить выпить что-то человека, находящегося в коме?

Павел капнул несколько капель на ее губы и, о чудо, Валя чуть приоткрыла рот и облизнула их. Не врал старик, зелье и в самом деле было чудотворным, пусть и должно было работать не более чем помощником для основных заклинаний.

Дав Вале выпить, таким образом, большую часть пузырька, Павел поморщился и глотнул из него сам, чтобы чудотворная сила отвара влилась и в его тело. Затем, открыв книгу бабушки на нужной странице, вновь, как и более недели назад в больнице, положил одну руку на лоб Вали, а вторую — на живот.

Заклинания из бабушкиной книги сами вливались в его сознание, а сила наполняла руки, скапливаясь в одной точке. Усилие мысли — и поток целительной энергии вырвался из его правой руки, пронесся через Валино тело, ища следы темного заклинания, погрузившего ее в кому… Она вздохнула, напряглась, чувствуя, как сила заклинания наполняет каждую частичку ее тела, рушит созданные Темными барьеры.

— Ну же, — прошептал Павел, чувствуя, что поток силы, исходящий из его руки, иссякает. — Ну же, Валя! Очнись!

Ее ресницы чуть дрогнули, но глаза по-прежнему оставались закрытыми.

«Не помогло!» — с отчаянием подумал Павел. — Все было зря! Поездка в Сибирь, неделя в тайге, уроки Даганда…

Быть может, это подсказала ему книга, а может, как всегда в критические моменты, сработала интуиция. Из чего Даганд делал свою настойку? Коренья, травы, вода… Павел помнил, как дед еще в тайге передал ему какой-то кусочек бурого вещества, довольно твердый на ощупь и явно не растительного происхождения. Земля? Кусочек какой-то породы? И, наконец, дед говорил, что на приготовление зелья требуется ночь. Что он делал с настойкой ночью? Может, оставлял на улице, чтобы ветер мог коснуться ее?

— Хозяин тайги… — прошептал Павел, вызывая в памяти образ покрытого светящимися гнилушками существа. Показалось ли ему, что цветок на окне чуть шевельнулся? Возможно… Но вот то, что в животе вдруг разлилось тепло, исходящее от выпитой настойки Даганда — вряд ли было самообманом.

— Хозяин таежной земли… — перед Павлом возник образ чего-то большого, ворочающегося на дне оврага, темного по окраске, но Светлого по цвету ауры… Тут же пришла новая волна тепла и ощущение легкого толчка пола под ногами.

— Хозяин ветра… — Павел вызвал в памяти ощущения ласкового касания кожи, когда ветер проносился рядом с ним. Занавеска на окне всколыхнулась, и теплый поток промчался по комнате.

— Хозяин воды… — Павел слышал, как в стенах заворчали трубы, и видел, как капля воды, вдруг сконденсировавшаяся прямо из воздуха, упала на его руку.

«Их сила не так велика в городе, — вспомнил он слова деда Даганда. — Но все же нет никого могущественнее их!»

Его правая рука уже не испускала тепло — от нее исходил жар, но жар целительный, уничтожающий лишь все злое, темное. И в следующий момент Валя открыла глаза, недоуменно огляделась по сторонам.

Тепло ушло, растворившись в ее теле, и Павел без сил повалился в кресло. Закрыв глаза, он из последних сил просканировал комнату. Ничего Темного! Ни одного клочка черной ауры, ни одной темной сущности… Ничего! Только ровное серебряное свечение, исходящее от Вали.

— Паша! — воскликнула она, вставая с кровати. — Что ты тут делаешь? Нет, стоп! Что я тут делаю!

— Стой! — сказал он, вставая с кресла и укладывая ее обратно на постель. — Тебе еще рано вставать!

— Да ты что?! Я никогда себя так хорошо не чувствовала. Будто выспалась на несколько лет вперед.

— Не знаю, как на счет нескольких лет, а вот на пару недель вперед ты точно отоспалась… — и, взглянув еще раз на ее серебрящуюся ауру, добавил. — И теперь, похоже, еще годик-другой ничем болеть не будешь!

Анджей Кравшевский приехал в Москву на день раньше Чжоу Чен, выбиравшейся из Австралии, где она отдыхала после выполнения очередного задания. Поэтому, ожидая ее приезда, Павел и Анджей коротали время за разговорами.

Павел отправил Валю домой, несмотря на все ее бурные протесты по поводу того, что она тоже считает себя обязанной вступить в бой с демонами, которые почти месяц продержали ее в состоянии «овоща», прикованного к кровати, словно к грядке. В конце концов Павел все же выпроводил ее из номера, всучив бабушкину книгу заклинаний и сказав, что она может здорово помочь ему, если на протяжении следующих двух дней будет с периодичностью раз в тридцать минут повторять заклинание, написанное на странице тридцать семь. В том, что в ее исполнении заклинание лечения от простуды не сработает, Павел не сомневался ничуть — чтобы пользоваться колдовством Наделенных, необходимо самому принадлежать к их числу.

Выпроводить Женю было еще труднее. В конце концов Павел, не совсем по-дружески напомнил ему о том, что когда-то давал денег на поездку в Англию, на обучение у самого МакКормика. Оскорбленный в лучших чувствах, Женя исчез, сказав, что Павел, наверное, никакой нерусский и не англичанин, а безнадежно жадный и нахальный жид.

Сейчас, сидя за одним столом с Крашевским и неторопливо потягивая пиво, Павел мог, наконец, признаться самому себе, почему отправил подальше Валю, по которой успел неимоверно соскучиться. Не из боязни за ее жизнь — если рядом с ним были такие друзья, как Анджей и Чжоу — ей ничего не грозило. Эти двое стоили целой армии Темных…

Подсознательно Павел боялся того, что Крашевский отобьет у него эту девушку, точно так же, как это было с Люсией Санчес. Эта запутанная история, когда они с переменным успехом сражались за сердце знойной испанки, продолжалась почти полгода, пока… Пока Люсия не погибла во время провальной миссии в Мексику.

— Ты часто думаешь о ней? — спросил Крашевский, должно быть увидев в глазах Павла проблески грусти.