Ночь Седьмой тьмы

В четверть второго она сняла трубку телефона и набрала номер в Бруклине. Ей ответил знакомый голос.

– Обен, это ты? Мне необходимо немедленно встретиться с тобой. Да, прямо сейчас. Я приеду к тебе. Дождись меня.

8

– У вашего гаитянина ВИЧ-положительный анализ. – Доктор Пабло Ривера откинулся на спинку стула и близоруко прищурился на Рубена поверх своих очков. Доктору было около тридцати пяти лет, деликатный возраст для его профессии – достаточно молодой, чтобы им еще не овладела безысходность, достаточно зрелый, чтобы понимать, сколь драгоценно мала та разница, которая была результатом всех его трудов. Больница Камберленд была передовой линией фронта. Доктор Ривера еще вел войну, но уже не знал точно, кто является его противником.

– Вы хотите сказать, что у него был СПИД? – спросил Рубен.

Ривера подтолкнул очки назад к переносице и покачал головой.

– Это не так просто, – пробормотал он.

Они находились в кабинете Риверы на четвертом этаже больницы. Рубен чувствовал себя здесь неуютно. Если бы он только мог знать это – у него с доктором было много общего. Оба были детьми иммигрантов, выбравшими профессии, которые давали им возможность помогать другим. Оба начали свою карьеру идеалистами. И оба становились циниками и обнаруживали, что это причиняет им боль.

Больница служила средоточием того, что было причиной внутреннего недовольства обоих. Ривера убеждался здесь, что медицина может сделать лишь очень немного против бедности и неграмотности. Он делал детям прививки и накачивал их родителей антибиотиками: старые болезни уходили, их место занимали новые. И здесь, в стерильно чистых коридорах, за стенами из полированной стали, Рубен видел синяки и ножевые раны, которые были насмешкой над каждым его усилием. Ривера зашивал эти раны, Рубен арестовывал бандитов, которые их нанесли, и все это время завтрашние убийцы и завтрашние жертвы оттачивали свои ножи на доброй дюжине школьных игровых площадок.

– Вы только что сказали, что у него был ВИЧ.

– Я буду более точным, лейтенант. Мистер Нарсис имел антитела к вирусу ВИЧ. Может быть, он страдал от симптомов приобретенного иммунодефицита, может быть, и нет. Если и когда я смогу просмотреть его медицинскую карту, тогда, возможно, я получу на это ответ. Не каждый, кто носит в себе вирус, заболевает СПИДом. Даже не все больные СПИДом имеют в крови вирус ВИЧ. Более того, существуют некоторые люди – и ни в коем случае нельзя сказать, что все они круглые идиоты, – которые вообще не согласны с тем, что вирус ВИЧ является причиной СПИДа. Возможно, это и не откровение, ниспосланное свыше, но тем не менее на эту тему можно говорить весьма убедительно.

Суть дела, однако, не в том, болел наш друг СПИДом или нет.

Ривера подался вперед. Рубен заметил, что доктор выглядит усталым. Большинство врачей любят выглядеть уставшими, это позволяет им чувствовать себя праведниками. Однако Ривера свою усталость, похоже, не изображал.

– Со временем я надеюсь получить достаточно информации, опираясь на которую я смогу поставить диагноз. Но каковы бы ни были симптомы, не похоже, чтобы мистер Нарсис скончался от СПИДа. Я упомянул о наличии ВИЧ у него в крови только затем, чтобы объяснить, как мне удалось добраться до отчета из лаборатории, о котором я говорил вам по телефону.

Доктор замолчал. Ему почти удалось улыбнуться.

– Лейтенант... могу я положиться на вашу скромность?

– Разумеется – при условии, что информация, которую вы мне передадите, не является существенной для данного расследования.

Ривера ненадолго задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Она не является существенной. Дело вот в чем: в самом начале всего этого кризиса с распространением СПИДа люди говорили о том, что получило название «четырех Г». Существовали четыре социальные группы, которые, как полагали, особо предрасположены к этому заболеванию. Наиболее широко известны были гомосексуалисты. Затем шли гемофилики и гиподермики, то есть наркоманы, не расстававшиеся со шприцем. Четвертое "Г" означало гаитяне.

Один гаитянец из каждых двадцати тысяч болен СПИДом. Это очень высокий процент. Гаитяне были одной из самых крупных «групп риска» в нашей стране, пока их правительство не подняло большой шум и не настояло на отмене этой категории. Официально я не должен обращаться с гаитянами иначе, чем со всеми остальными. На практике же – я обращаюсь.

Доктор взял со стола пачку сигарет.

– Курите?

Рубен кивнул и взял сигарету из пачки. Ривера дал ему прикурить, потом закурил сам.

– Скажите мне, лейтенант, где в нашей стране, по-вашему, самый высокий уровень заболеваний СПИДом?

Рубен выпустил через губы тоненькую струйку дыма.

– Не знаю. В Сан-Франциско, наверное. Или, может быть, здесь, в Нью-Йорке.

– Ошибаетесь. Это местечко во Флориде, называется Бель Глэйд. Что же есть в Бель Глэйд, чего нет в других местах? Ну, во-первых, крысы. Отвратительная санитария – это во-вторых. Трущобы. Очень высокий уровень заболеваний туберкулезом. Недоедание. И преобладание гаитянского населения.

Проблема не в том, что люди являются гаитянами. Просто так случилось, что беженцы из Гаити относятся к самым неимущим людям в стране. Сама Гаити – беднейшая страна Западного полушария. Существует связь между бедностью и СПИДом, так же как существует связь между чересчур частым употреблением наркотиков или чрезмерной половой активностью и СПИДом. И то, и другое, и третье расстреливает вашу иммунную систему к чертям собачьим.

Ривера встал и подошел к окну. Окна его кабинета смотрели прямо на участок Ингерсол Хаузис в жилых новостройках Форт-Грина. Большинство его пациентов были оттуда. Он сам родился менее чем в миле оттуда, сын пуэрториканских иммигрантов. Если бы ему повезло хоть чуточку меньше, он бы был сейчас там, внизу, борясь за то, чтобы выжить на улице.

– Многие из людей, которых мы видим в этой больнице, являются гаитянами. Официально я не должен обращать на это внимания. Неофициально я беру у каждого кровь и отсылаю ее на анализ в лабораторию. Там проводят простой анализ на ВИЧ. В наши дни это короткая процедура, и обычно уже через пару часов я могу выяснить, с чем мне приходится иметь дело. Я взял анализ у Филиуса Нарсиса, и, как я вам говорил, он оказался положительным. – Он повернулся к Рубену. – Может быть, вам не понравится то, что вы услышите, лейтенант, но именно по этой причине и не было произведено вскрытие. Врачи не любят делать вскрытие трупов, инфицированных ВИЧ. Они боятся, что могут заразиться через кровь. Поэтому мистера Нарсиса ненадолго положили на лед, а потом передали ближайшим родственникам для захоронения.

– Я не думаю, что это были его родственники, доктор. Насколько мне известно, мистер Нарсис не имел родственников за пределами Гаити.

Ривера был слегка удивлен, но не более того.

– Понятно, Ну, кто бы ни были люди, забравшие тело, они, судя по всему, вполне устроили администрацию больницы. Я в такие дела не вмешиваюсь. Если были нарушены какие-то формальности, вам нужно говорить с администрацией. – Доктор сделал паузу и глубоко затянулся сигаретой. – Как бы то ни было, нам пришлось еще раз услышать имя покойного. Пока он был жив, я взял у него не один, а несколько анализов крови. В течение уже довольно долгого времени я отсылаю взятые пробы ВИЧ-положительной крови одному моему другу в Колледж Хоспитал на Атлантик Авеню. Его зовут Джо Спинелли. Одним из его хобби является поиск факторов, сопутствующих ВИЧ. У него есть доступ к масс-спектрометру с использованием газовой хроматографии.

Рубен раздавил в пепельнице свою сигарету.

– Другими словами?

– Другими словами, он ищет молекулярные структуры, чтобы выделить вещества, которые в ином случае могли остаться незамеченными. Всякие штуки, которых не покажет простой анализ крови. Он смешал кровь мистера Нарсиса с эфиром. Когда кровь и эфир снова разделились, он обнаружил следы нескольких необычных веществ.