Японские квайданы. Рассказы о призраках и сверхъестественных явлениях

Секрет мертвеца

Давным-давно в провинции Тамба [60]жил богатый торговец по имени Инамурая Гэнсукэ. У него была дочь по имени О-Соно. Поскольку она была очень умна и прекрасна, он посчитал, что ей будет недостаточно того обучения, которое могут дать ей местные преподаватели, и послал ее, в сопровождении нескольких преданных слуг, в Киото, где она могла получить образование, которое получали молодые девушки столицы. Окончив обучение, она вышла замуж за друга семьи ее отца – торговца по имени Нагарая. Она жила с ним счастливо почти четыре года, и у них родился ребенок. Но О-Соно заболела и умерла на четвертом году их совместной жизни.

Ночью после похорон О-Соно ее маленький сын сказал, что его мама вернулась и была в комнате наверху. Она улыбнулась ему, но не стала говорить с ним, поэтому он испугался и убежал. Тогда несколько членов семьи пошли наверх в комнату, которая принадлежала О-Соно. Они были поражены, увидев при свете маленькой лампады, которая была зажжена перед алтарем в той комнате, фигуру умершей. Она явилась им, стоящая перед танцу, или комодом, в котором все еще находились ее украшения и одежда. Ее голова и плечи были отчетливо различимы, но ниже талии тело становилось невидимым; это было похоже на ее незавершенное отражение, на тень, которая падает на воду.

Люди испугались и выбежали из комнаты. Внизу они стали совещаться, и мать мужа О-Соно сказала:

– Каждая женщина любит свои безделушки, и О-Соно также была очень привязана к своим вещам. Возможно, она вернулась, чтобы посмотреть на них. Умершие люди не делают этого, если их вещи отнести в храм округа. Если мы отнесем одежду и пояса О-Соно в храм, ее дух, вероятно, обретет покой.

Все согласились, что это должно быть сделано как можно скорее. На следующее утро комод был освобожден и все украшения и одежда О-Соно были отнесены в храм. Но следующей ночью она снова возвратилась и, как и прежде, смотрела на танцу. Она возвращалась еще и еще, каждую ночь, и этот дом стал домом страха.

Мать мужа О-Соно отправилась в храм округа, рассказала главному священнику все, то происходило, и попросила совета. Этот храм был храмом буддийской секты "дзэн", а главный священник был ученым старцем, известным как Даигэн Осё. Он сказал:

– Должно быть что-то, о чем она беспокоится, в или около того танцу.

– Но мы освободили все ящики комода, – ответила женщина. – В танцу ничего нет.

– Хорошо, – сказал Даигэн Осе, – сегодня вечером я приду в ваш дом, проведу некоторое время в той комнате и посмотрю, что можно сделать. Вы должны распорядиться, чтобы никто не входил в комнату, пока я буду там, до тех пор, пока я не позову.

После заката Даигэн Осе пришел в дом и вошел в комнату. Он оставался там один, читая сутры; до окончания часа Крысы [61]не происходило ничего странного. Затем перед танцу внезапно появилась фигура О-Соно. Ее лицо было задумчиво, и она смотрела на танцу.

Священник произнес священное заклинание, которое употребляется в таких случаях, и затем, обращаясь к привидению по кайме [62]О-Соно, сказал:

– Я пришел сюда, чтобы помочь вам. Возможно, в этом танцу есть что-то, о чем вы беспокоитесь. Могу ли я попробовать найти это для вас?

Тень дала согласие едва заметным движением головы. Священник, поднявшись, открыл верхний ящик. Он был пустым. Затем он открыл второй, третий и четвертый ящики. Он тщательно обыскал их заднюю часть и дно, осмотрел внутреннюю часть сундука, но ничего не нашел. Однако фигура продолжала пристально смотреть на сундук. "Что ей нужно?" – думал священник. Внезапно ему в голову пришла мысль, что что-то было спрятано под бумагой, которой обиты ящики. Он удалил обивку первого ящика – ничего! Он удалил обивку второго и третьего ящиков – опять ничего. Но когда он удалил обивку нижнего ящика, то нашел письмо.

– Это та вещь, которая беспокоила вас? – спросил он.

Тень женщины направилась к нему. Ее тусклый взгляд был устремлен на письмо.

– Могу я сжечь его ради вас? – спросил он.

Она наклонила голову.

– Письмо будет сожжено в храме утром, – пообещал он, – и никто не прочитает его, кроме меня.

Привидение улыбнулось и исчезло.

Наступал рассвет, когда священник спустился по лестнице и увидел всю семью, которая с тревогой ожидала его внизу.

– Не беспокойтесь, – сказал он им. – Она больше не будет появляться.

И она больше никогда не появлялась.

Письмо было сожжено. Это было любовное письмо, полученное О-Соно во время ее учебы в Киото. Но только священник знал то, что было в нем. Тайна умерла вместе с ним.

Юки-Онна

В деревне в провинции Мусаси [63]жили два дровосека, Мосаку и Минокити. Мосаку был стариком, а Минокити, его ученик, был молодым человеком восемнадцати лет. Каждый день они вместе отправлялись в лес, расположенный приблизительно в пяти милях от их деревни. На пути к лесу была широкая река, которую нужно было пересечь на пароме. Несколько раз через реку возводился мост, но всякий раз его разрушало наводнение. Никакой мост не мог преодолеть силу течения в том месте, когда поднималась река.

Однажды очень холодным вечером Мосаку и Минокити были на пути домой, когда их настиг сильный буран. Они добрались до парома, но обнаружили, что лодочник ушел, оставив лодку на другой стороне реки. Река была непреодолимой преградой, поэтому дровосеки укрылись в хижине перевозчика, считая большой удачей то, что они вообще смогли найти хоть какое-то укрытие. В хижине не было ни очага, ни любого другого места, где можно было бы развести огонь. Это была просто маленькая хижина с одной дверью, без окон. Мосаку и Минокити закрыли дверь и прилегли отдохнуть, накрывшись своими соломенными плащами. Сперва им не было холодно. Они полагали, что буря скоро закончится.

Старик почти сразу уснул, но юноша, Минокити, долгое время лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в звук ужасного ветра и постоянный стук снега по двери. Река ревела. Хижина шаталась и скрипела, как джонка в море. Это была ужасная буря. С каждой минутой становилось все холоднее, и Минокити начал дрожать под своим плащом. Но, наконец, несмотря на холод, он также уснул.

Он проснулся от того, что снег падал на его лицо. Дверь хижины была открыта. Он увидел женщину, всю в белом. Она нагнулась над Мосаку и дышала на него; ее дыхание было подобно блестящему белому дыму. Почти в то же мгновение она повернулась к Минокити и наклонилась над ним. Он пробовал крикнуть, но обнаружил, что не может произнести ни звука. Белая женщина наклонялась к нему все ниже и ниже; наконец ее лицо почти коснулось его лица. Он увидел, что она очень красива, хотя ее глаза заставили его испугаться. Какое-то время она продолжала смотреть на него, затем улыбнулась и прошептала:

– Я хотела поступить с вами, как и с тем, другим человеком. Но я не могу удержаться от жалости к вам, потому что вы так молоды. Вы красивый юноша, Минокити, и я не нанесу вам сейчас никакого вреда. Но, если вы когда-либо сообщите любому, даже своей собственной матери, о том, что видели этой ночью, я узнаю об этом и тогда убью вас... Помните о том, что я сказала!

С этими словами она повернулась и вышла в дверь. Тогда юноша почувствовал, что может двигаться. Он вскочил и выглянул за дверь. Но женщины уже не было видно. Снег валил в хижину. Минокити закрыл дверь и подпер ее несколькими поленьями. Он подумал, не мог ли ветер открыть ее и не была ли та белая женщина просто видением, но не мог быть в этом полностью уверен. Он позвал Мосаку и испугался, так как старик не отвечал. В темноте он протянул руку, коснулся лица Мосаку и обнаружил, что оно было ледяным! Мосаку был мертв.

На рассвете буря закончилась. Когда возвратился перевозчик, немногим позже восхода солнца, он увидел Минокити, который без чувств лежал около замерзшего тела Мосаку. О Минокити немедленно позаботились, и скоро он пришел в себя, но долгое время болел от переохлаждения, перенесенного в ту ужасную ночь. Он был очень напуган смертью старика, но ничего не рассказывал о видении женщины в белом. Едва поправившись, он вернулся к своим занятиям – каждое утро шел в лес, а когда наступали сумерки, возвращался с вязанкой дров, которые мать помогала ему продавать.