Голубая роза. Том 2

Я сказал, что просмотрел подшивки газет Танжента за шестидесятые годы.

– Да, мы часто попадали в эти газеты, – кивнул старик. – Обыкновенная безответственность. Заставляет задуматься о патриотизме этих людей, не правда ли?

– Они, возможно, не ведали, что творят.

Старик снова посмотрел на меня в упор.

– Не обманывайте себя. Эти подонки даже подкладывали бомбу нам под дверь.

– Наверное, это было ужасно.

Он проигнорировал мою попытку проявить сочувствие.

– Видели бы вы письма, которые я получал, – люди даже освистывали меня на улицах. Думали, что делают как лучше.

– Люди придерживаются разных точек зрения.

Он сплюнул на землю.

– Но главная – одна.

Я улыбнулся.

– Хорошо, пойдемте, – сказал Хаббел. – У меня сохранились все записи, как я и сообщил по телефону. Все в идеальном порядке, не стоит даже беспокоиться на этот счет.

Мы медленно двинулись к дому. Хаббел сообщил, что переехал из города и установил этот забор в шестидесятом году.

– Они заставили меня жить как посреди минного поля. Вот что я вам скажу, никто не идет на такую работу, если не стоит твердо за красное, синее и белое. Он стал подниматься по лестнице, ставя обе ноги на ступеньку, прежде чем шагнуть на следующую.

– Раньше я даже держал у входной двери ружье. И обязательно использовал бы его для защиты своей страны. – Мы ступили на террасу и пошли к двери. – Вы говорите, у вас есть шрамы?

Я кивнул.

– Как вы их получили?

– Осколки снаряда.

– Покажите.

Я снял пиджак, расстегнул рубашку и стянул ее с плеч, чтобы показать ему грудь. Потом повернулся, чтобы он мог видеть спину.

– Очень хорошо, – сказал он. – У вас наверняка остались внутри осколки.

Злость моя сразу испарилась, когда обернувшись, я увидел, что в глазах его стоят слезы.

– Иногда я не могу пройти проверку металлоискателем, – подтвердил я.

– Заходите, – сказал Хаббел, открывая дверь. – И скажите, что я могу для вас сделать.

3

В заставленной гостиной старого фермерского дома царил длинный деревянный стол, по обе стороны которого стояли кресла с высокими спинками. Между столом и стеной стоял американский флаг. На стене в рамочке висело письмо из Белого дома. Еще в комнате стояли диван, неустойчивое кресло-качалка, журнальный столик. Телевизор находился на нижней полке шкафа, забитого книгами и кипами рукописных журналов, которые очевидно были плодом деятельности Хаббела.

– Что за книгу вы хотите написать? – Хаббел устало опустился за стол. – Вас интересуют ребята, с которыми вы служили?

– Не совсем, – сказал я и произнес речь о том, что меня интересуют судьбы представителей разных штатов, побывавших на полях сражений.

Хаббел посмотрел на меня подозрительно.

– Я надеюсь, это не будет одна из тех лживых книг, где наших ветеранов изображают как кучку преступников.

– Конечно нет.

– Потому что все это неправда. Люди все чаще рассуждают об этом посттравматическом – как бишь его там, но все это выдумала кучка журналистов. Я могу рассказать вам о мальчиках из Ташкента, которые вернулись с войны такими же чистыми, какими были до призыва.

– Меня интересует определенная группа людей, – сказал я, забыв добавить, что группа эта состоит всего из одного человека.

– Ну конечно. Позвольте рассказать вам об одном пареньке – Митче Карвере, сыне местного пожарника, который стал во Вьетнаме превосходным десантником.

И он рассказал, как Митч вернулся из Вьетнама, женился на учительнице, стал пожарником, как и его отец, и вырастил двух отличных сыновей.

– Насколько я понял, у вас есть характеристики тех, кто пошел в армию добровольно, – сказал я, когда рассказ был закончен.

– А как же! Я лично разговаривал с каждым, кто поступал в армию. Хорошие, отличные ребята. Я поддерживал с ними отношения, гордился ими. Хотите посмотреть список?

Он махнул в сторону длинного ряда рукописных журналов:

– Там записано имя каждого из этих мальчиков. Называю это своим Свитком Славы. Принесите мне пару книг, и я все покажу вам.

Я встал и направился к книжным полкам.

– Не могли бы мы начать с шестьдесят первого года?

– Если хотите узнать кое-что по-настоящему интересное, лучше взять шестьдесят восьмой – там миллион отличных историй.

– Но я работаю над шестьдесят первым.

Лицо Хаббела исказило подобие улыбки, он ткнул крючковатым пальцем в мою сторону.

– Готов спорить, вас призвали в шестьдесят первом.

Меня призвали в шестьдесят седьмом.

– Угадали, – обрадовал его я.

– Запомните – меня не проведешь. Шестидесятый – шестьдесят первый находятся во втором журнале справа.

Я взял с полки тяжелую книгу и отнес ее к столу. Хаббел с церемонным видом открыл обложку. На первой странице действительно было написано «Свиток Славы». Старик листал страницы с именами, пока не добрался до шестьдесят первого года. Тогда он начал водить пальцем по строчкам. Имена были записаны в том порядке, в каком призывались в шестьдесят пятом году их владельцы.

– Бенджамин Грейди, – сказал Хаббел. – Он как раз подходит для вашей книги. Крупный красивый парень. Сразу после школы. Я писал ему два-три раза, но письма не доходили. Я писал очень многим своим мальчикам.

– Вы знаете, куда он был приписан?

– Специально поинтересовался. Грейди вернулся в шестьдесят втором, но недолго пробыл дома. Поступил в колледж, женился на еврейке. Мне рассказал его отец. Видите? – он ткнул пальцем в строчку, где против имени призывника было написано «Нью-Джерси».

Палец снова пополз вниз по строчкам.

– Еще один парень для вас. Тодд Лемон. Работал на автозаправке Бала, очень умный мальчик. Острый на язык. До сих пор помню его на медкомиссии. Когда док спросил его о наркотиках, парень ответил: «мое тело – моя крепость». И все остальные одобрительно рассмеялись.

– Вы ходили на медкомиссию?

–Именно там я знакомился с ребятами, – сказал он с таким видом, как будто это было очевидно. – Каждый день, во время медосмотра я оставлял призывной пункт на своих заместителей и шел туда. Не могу передать вам, что за волнующее это было ощущение – смотреть на этих мальчиков, построившихся в шеренгу – Господи, как я ими гордился.

– А добровольцы у вас в отдельных списках?

Вопрос мой вызвал бурю негодования.

– Какой бы я был летописец, если бы это было не так! Ведь то отдельная категория призывников.

Я выразил желание взглянуть на этот список.

– Вы пропускаете замечательных ребят, но... – он перевернул страницу. – Если бы вы разрешили показать вам шестьдесят седьмой – шестьдесят восьмой годы, уж там было бы, из кого выбирать.

Я стал изучать список, и сердце мое чуть было не остановилось, когда я наткнулся на знакомое имя – Франклин Бачелор.

– Мне кажется, я слышал об одном из этих людей, – сказал я.

– О Бобби Артуре? Ну конечно! Знаменитый игрок в гольф.

– Я говорю вот об этом, – я ткнул пальцем в фамилию Бачелора.

Старик нагнулся пониже, чтобы прочитать имя, и лицо его просветлело.

– Этот парень, о да. Особая история. Он и попал в особое подразделение и сделал там колоссальную карьеру. Один из наших героев. Отличный парень. Я всегда считал, что за всем этим стоит какая-то история. – Не было необходимости спрашивать, он и сам собирался мне ее рассказать. – Я не знал его – я не знал большинства своих мальчиков, но главное, я даже не знал в Танженте семьи по фамилии Бачелор. Кажется, я даже проверил тогда телефонный справочник, и черт бы меня побрал, если в нем был хоть один Бачелор. У меня такое чувство, что он был одним из тех парней, которые шли в армию под чужим именем. Но я ничего не сказал – дал этому парню исполнить свою мечту. Я знал, что он делает.

– И что же он делал?

Хаббел понизил голос.

– Этот парень спасался бегством. – Сейчас он как никогда походил на сову.

– Бегством? – удивился я. Неужели Хаббел догадался, что Фи бежал от ареста? Не может быть. Он наверняка не в силах даже представить себе преступления, которые совершал Фи. Всего его «мальчики» были абсолютно безгрешны.