Эвервилль

Тогда я подумал: ладно, напишу о том, что случилось в Троуве. Не только про Кони-Ай, но и про Эллен (я часто о ней думаю в последнее время), про ее Филиппа (не помню, видела ты его или нет), про Флетчера, про все. Но и это я забросил к чертям. Только я увлекался работой, как приходило сообщение от очередного мудака — то про ангелов 6 НАО, то про говорящих скунсов; а когда я возвращался в свой файл, слова уже были вроде остывшей котлеты. Холодные и безвкусные.

Я подгонял себя изо всех сил. Вот, говорил я себе, сижу здесь, мастер слова, и не могу описать реальное происшествие из реальной жизни, не могу заставить слова зазвучать; а эти сумасшедшие строчат и строчат, хотя все, о чем они пишут, существует только в их больном воображении.

Потом я начал понимать почему…»

Тут Тесла подалась вперед, как будто перед пей и впрямь сидел Грилло и они спорили за рюмкой водки, а теперь он собирался пустить в ход решающий аргумент.

— Ну давай, говори, Грилло? — прошептала она монитору. — Почему?

«Я не хотел писать правду. Я хотел писать только про то, что случилось со мной. Нет, и это не так; я хотел написать про то, что я помнил. Я стирался быть точным и во имя этой точности мешал самому себе, держал себя за руку.

На самом деле теперь не важно, что тогда произошло в Т1аломо-Троуве. Важна лишь история, которую люди будут рассказывать.

Сейчас, когда я пишу тебе, мне кажется, что все это бессмысленно, все это лишь фрагменты. Возможно, ты суме ешь связать их воедино.

Я уверен: если бы я сумел, рассказать, какой была мамина щека, как мы провели Рождество в Мэне, как выглядела Эллен или Флетчер, откуда я знаю про говорящих скунсов, про всякую мелочь и дребедень, про все, что видел и слышал, то они стали бы еще одной написанной страницей, стали бы частью меня, и тогда было бы не важно, умру я или не умру, потому что я сам стал бы частью того, что всегда было и всегда будет. Связующим звеном.

Как я теперь понимаю, на самом деле нет разницы, настоящий ты или нет, живой или нет. Все истории хотят одного — чтобы их рассказали. Мяв конечном итоге хочу того же.

Сделаешь это для меня, Тес?

Пусть я стану частью своих историй. Навсегда».

Она смахнула слезы и улыбнулась монитору так, словно перед ней, откинувшись в кресле, сидел Грилло, потягивал свою водку и ожидал ответа.

— Я сделаю это, Грилло, — сказала она, дотрагиваясь до экрана. — Итак… Что там у нас дальше?

Вопрос старый, как мир.

А потом воздух в комнате замер, и экран монитора дрогнул под ее рукой. Тогда она поняла.

III

1

Сентябрь Гарри провел в городе, постепенно приходя в себя. Для начала он решил навести порядок в своем крохотном офисе на Сорок пятой улице, потом позвонил друзьям, которых не видел целое лето, и даже попытался возобновить какую-нибудь из своих любовных связей. Тут, правда, его постигла неудача: из всех, кому он оставил на автоответчике сообщение, перезвонила только одна, да и то чтобы напомнить, что он занял у нее пятьдесят баксов.

Потому он совсем не огорчился, когда в начале октября вечером во вторник в его дверь позвонила девушка лет двадцати. Одета она была в чрезвычайно короткое черное платье, в левой ноздре у нее блестело колечко, а в руках она держала сверток.

— Вы Гарри? — поинтересовалась она.

— Ага.

— Меня зовут Сабина. Я вам кое-что принесла.

Сверток был цилиндрической формы, длинный, фута четыре длиной, обернутый в коричневую бумагу.

— Возьмете? — спросила она.

— Что это?

— Я сейчас уроню, — сказала девушка.

Сверток действительно выскальзывал у нее из рук. Гарри пришлось его подхватить, чтобы не шлепнулся на пол.

— Это подарок, — сообщила она.

— От кого?

— Может, дадите мне колы или еще чего-нибудь? — предложила девушка, заглядывая через его плечо.

Не успел Гарри сказать «да, конечно», как она сама проскользнула мимо него. Глядя ей в спину, когда она шла по коридору, он подумал: с такими ногами недостаток воспитания вполне простителен. Он бы простил.

— Кухня справа, — сказал он, но девушка направилась прямиком в гостиную.

— А покрепче что-нибудь есть? — спросила она.

— Может, в холодильнике найдется пиво, — ответил он, толкнув ногой входную дверь и следуя за гостьей.

— От пива у меня отрыжка, — уточнила она. Гарри положил сверток на пол посреди комнаты.

— Кажется, у меня осталось немного рома.

— Хорошо. — Она пожала плечами, как будто Гарри ее уламывал и она наконец согласилась.

Он взял в кухне бутылку и отыскал чистый стакан без трещин.

— А вы не такой странный, как я думала, — заметила Сабина. — И квартира самая обычная.

— А ты чего ожидала?

— Чего-нибудь этакого. Я слышала, вы занимались черт знает чем.

— От кого слышала?

— От Теда.

— Ты знала Теда?

— Более чем, — заявила она.

Она старалась казаться развязной, но ее круглое личико было еще детским, и этого не могли скрыть ни тушь, ни румяна, ни яркая губная помада.

— Когда это было? — спросил Гарри.

— О… Три года назад. Когда мы познакомились, мне было четырнадцать.

— Да, похоже на него.

— Мы никогда не делали того, чего мне не хотелось, — сказала она и взяла у Гарри стакан с ромом — Он всегда был со мной добрым, даже когда ему было паршиво.

— Он был по-настоящему хороший парень, — проговорил Гарри.

— Давайте выпьем за него, — предложила Сабина.

— Конечно. Они чокнулись.

— За Теда!

— Где бы он ни был, — добавила Сабина. — А теперь, может быть, откроете свой подарок?

В свертке была картина. Наверное, лучшая из работ. Те да — «Д'Амур на Уикофф-стрит», без рамы, с ободранной подклейкой, довольно бесцеремонно перетянутая бечевкой.

— Он хотел, чтобы она принадлежала вам, — объяснила Сабина, когда Гарри, отодвинув диван, развернул картину на полу.

Картина по-прежнему впечатляла. Разноцветное небо, его фигура и, конечно, детали, на которые Тед указывал ему в галерее: нога и извивающаяся под ней змея.

— Я думаю, если бы ее купили, он подарил бы вам что-то другое, — предположила девушка, — Но ее так никто и не купил, поэтому я подумала, что нужно отдать ее вам.

— А что сказали в галерее?

— Они ничего не знают. Сложили ее в запаснике вместе с другими непроданными. Похоже, они рассчитывали найти покупателя, но люди не хотят иметь дома такие картины. Они предпочитают разную чушь.

Сабина смотрела на картину из-за плеча Гарри, и он чувствовал исходящий от нее легкий запах меда.

— Если хотите, я подберу раму. Тогда вы повесите ее над кроватью или еще где-нибудь.

Гарри не очень понравилось это предложение. Конечно, он был благодарен Теду за подарок, но ему не улыбалось каждое утро просыпаться под изображением Уикофф-стрит.

— Я вижу, вы еще не решили, — сказала Сабина, потом подошла к нему и быстро чмокнула в губы. — Я зайду на той неделе, тогда скажете. — Она залпом допила ром и отдала стакан Гарри. — Рада знакомству.

Она не спеша направилась к двери, словно ожидала, что он попросит ее остаться.

Гарри колебался. Но он знал: если воспользоваться ситуацией, завтра утром будет противно смотреть на себя в зеркало. Девчонке семнадцать. С точки зрения Теда, конечно, почти старуха. Но в Гарри еще жил романтик, и он хотел, чтобы семнадцатилетние девушки мечтали о любви, а не глушили ром и не прыгали в постель к мужчинам вдвое старше их.

Она поняла, что ловить здесь нечего, и смерила его насмешливым взглядом.

— Вы и вправду не такой, как я ожидала, — произнесла она, явно разочарованная.

— Видимо, Тед знал меня хуже, чем думал.

— Ну, я про вас слышала не только от Теда, — возразила она.

— А от кого еще?

— Да ни от кого, — ответила она, равнодушно пожав плечами.

Она уже стояла возле двери.

— Ладно, до скорого. — И она исчезла, оставив Гарри сожалеть о том, что он не задержал ее хоть ненадолго.