Зомби

Я колебался:

— Погоди-ка минутку, Коно. Может, тебе стоит подумать. Восемь тысяч долларов — это большая сумма, чтобы отдавать ее почти незнакомому человеку…

— Возьми их, приятель. — Снова эта улыбка. — Разумеется, к кошельку привязана веревочка.

— Так что же ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты потратил часть этой суммы, постаравшись оправдать меня. Да, я знаю, что шансы на это небольшие, зацепиться не за что. Но, может быть, с деньгами ты сумеешь найти доказательства, вытянуть из кого-нибудь показания. Ты ведь все равно уходишь отсюда.

При этих словах я дернул головой.

— Откуда ты узнал? — спросил я. — Я ведь только вчера днем сказал начальнику…

— Слухи быстро разносятся. — Коно улыбался. — Мне намекнули, что ты сваливаешь отсюда уже в эту субботу. Что тебе не хочется быть частью этой команды до конца дней своих. Так что я сказал себе, а почему бы мне не отдать ему восемь кусков в качестве этакого прощального подарка? Раз уж мы оба уходим.

Я взвесил конверт на руке.

— Большому Ахмеду, говоришь? Так он все еще работает в цирке?

— Наверняка. Ты найдешь их маршрут в "Биллборде". — Коно улыбался. — Сейчас они должны быть где-то в районе Луисвилля. Всегда едут на север, как только начинает теплеть. Я бы не прочь еще разок повидать старый балаган, но…

Улыбка угасла.

— И еще одна услуга, Боб.

— Только скажи.

— Проваливай отсюда.

— Но…

— Ты слышал? Проваливай. Я скоро ожидаю гостей и не хочу, чтобы ты путался под ногами.

Я закивал, закивал с благодарностью. Коно избавлял меня от последнего испытания: начальник тюрьмы, священник, невнятные слова прощания, шарканье по коридору.

— Прощай, Боб. Помни, я теперь завишу от тебя.

— Я сделаю все, что смогу. Прощай, Коно.

Большая рука пожала мою руку.

— Буду за тобой присматривать, — сказал он.

— Ладно.

— Я серьезно, Боб. Ты ведь не думаешь, что это конец, верно?

— Может быть, ты прав. Надеюсь, что ты прав.

Я не собирался вступать в дискуссию по поводу вероятности жизни после смерти с человеком в его положении. Лично я был твердо убежден, что, как только ток включат, Коно отключится навсегда. Но я не мог сказать об этом ему. Поэтому я просто пожал ему руку, положил в карман письмо, отпер камеру и вышел.

В конце коридора я обернулся и посмотрел назад: Коно стоял у решетки, его тело вырисовывалось в желтом свете ламп, но терялось в тенях, появившихся с рассветом. У него за спиной была еще одна тень — громадная черная тень, сливающаяся в призрачную фигуру.

Я узнал эту тень. Старуха Смерть.

Это было последнее, что я увидел: они вдвоем, дожидающиеся вместе, — Коно и Старуха Смерть.

Потом я спустился по лестнице к себе. Ночная смена ушла, дневная пришла. Все кругом говорили о казни. Они пытались разговорить и меня, но я не сказал ничего. Я сидел на краю койки, глядя на часы и дожидаясь.

Наверху сейчас, должно быть, уже прошла обычная процедура, именно так, как ее показывают в этих поганых фильмах. Открываются двери. Его приковывают наручниками к двум охранникам по бокам. Ведут по коридору. Да, как раз теперь все и происходит. Ночная смена вышла разузнать новости, оставив меня одного. Я снова посмотрел на часы. Самое время.

Сейчас они раздевают его, завязывают глаза проклятой черной повязкой. Я вижу, как он сидит там, большой добродушный человек с усталой улыбкой на губах.

Может быть, он виновен, может быть, невинен, я не знаю. Но от всей этой мерзкой экзекуции: "правосудия", "наказания", "исполнения закона" — меня просто выворачивало наизнанку. Это жестоко, это бессмысленно, это неправильно.

Секунды утекали в вечность. Я наблюдал, как маленькая стрелка обходит циферблат часов, и пытался представить себе происходящее. В одну минуту Коно будет жив. Врубят электричество, и он станет мертв. Банальная мысль. Однако в ней заключена вечная тайна, с которой все мы живем. И с которой умираем.

Где же ответ? Я не знал. Никто не знает. Никто, кроме нашей незваной гостьи. Старуха Смерть знает ответ. Я задумался, есть ли у нее часы? Нет, к чему они ей? Что значит Время для Смерти?

Тридцать секунд.

Решено, я попытаюсь оправдать Коно. Но какой ему будет от этого толк? Он же не узнает. Он будет мертв.

Двадцать секунд.

Стрелка ползла по кругу, и мысли ползли по кругу. Как это, быть мертвым? Похоже на сон? А в этом сне снится что-нибудь? Или это сон без отдыха, без умиротворения?

Десять секунд.

В один миг ты живой, ты чувствуешь, слышишь, различаешь запахи, видишь и двигаешься. А в следующий — ничего. Или же что-то. На что похожа эта перемена? Как будто бы кто-то выключил свет?

Сейчас.

Свет выключился.

Сначала задрожал, затем моргнул, затем выключился. Всего на секунду, заметьте. Однако этой секунды хватило.

Хватило, чтобы Коно умер.

Хватило, чтобы я содрогнулся.

Хватило, чтобы Смерть, ухмыляясь, протянула руку и утащила свою добычу во тьму…

Когда в субботу я оказался на железнодорожной станции, голова у меня все еще шла кругом. Столько всего произошло за последние два дня, что я так и не успел во всем разобраться.

Прежде всего эта суета вокруг тела Коно. Я, разумеется, отправился к начальнику тюрьмы, рассказал ему о деньгах, полагая, что покрою расходы на похороны из сбережений Коно, как только получу их.

— Его похоронит кузен, — сказал мне начальник тюрьмы. — Он звонил сегодня утром.

— Но мне казалось, у него нет родственников.

— Получается, что есть. Фамилия парня Варек. О, все законно, мы же всегда проверяем. Доктор настаивает: он же с ума сходит каждый раз, когда кто-нибудь является и лишает его возможности провести вскрытие.

Начальник захихикал, но я смеяться не стал.

И он тоже смеялся недолго. Потому что на следующий день Луи сознался в убийстве.

Луи, "человек-змея", тот самый, который, как говорил Коно, подсыпал ему в выпивку какую-то дрянь. Начальник тюрьмы, конечно, получил телеграмму, а история в тот же день попала в газеты. Получалось, что он просто явился в полицейский участок в Луисвилле и признался. Сделал заявление, не выказывая никаких эмоций. Сказал, что хочет снять груз с совести, поскольку знает, что Коно уже мертв. Он ненавидел Коно, хотел Фло, и, когда она отшила его, он совершил убийство, чтобы отомстить им обоим.

История была впечатляющая, хотя в ней имелись темные места. В той статье, которую читал я, утверждалось, что у Луи поехала крыша. Он был слишком спокойным, слишком безэмоциональным. "Со стеклянным взглядом", вот как его описали. Его собирались подвергнуть психиатрической экспертизе.

Что ж, я пожелал им удачи, всем сразу: психиатрам и местечковым адвокатам, хитрым копам и пенологам. Я знал только то, что Коно невиновен. И что он мертв.

К тому времени я уже посмотрел в "Биллборде", где сейчас находится "Шоу Армстронга". Да, на этой неделе они выступали в Луисвилле. В пятницу днем я послал телеграмму. В субботу утром получил ответную телеграмму, подписанную антрепренером из Падьюки.

Так что я был на пути к Чикаго и восьми тысячам долларов. Остановлюсь там в какой-нибудь гостинице и буду ждать известий о Большом Ахмеде. Ведь тогда, чего уж там скрывать, с такими деньгами все мои писательские проблемы разрешатся.

На самом деле я должен был бы радоваться тому, как все получается. Доброе имя Коно восстановлено, я навсегда покинул мерзкую тюрьму и скоро получу восемь кусков наличными.

Но что-то меня тревожило. И дело было не только в иронии судьбы, при помощи которой была установлена невиновность Коно. Меня не покидало странное ощущение, что дело не закончено, что все еще только начинается. Что я каким-то образом оказался замешанным во что-то, что в итоге приведет меня в…