Хроники Сен-Жермена

— Нож вам не понадобится, мистер Три.

Гость, судя по всему, ожидал увидеть кого угодно, только не того, кто сидел перед ним. Он в растерянности тряхнул головой.

— Я… — Грязная, покрытая ссадинами рука коснулась лица. Джеймс неуверенно попробовал улыбнуться, потом кашлянул, чтобы прочистить горло. — Когда я услышал музыку, мне подумалось, что… Нет, не знаю. — Говоря это, он подался вперед, чтобы опереться на спинку стула, и вздрогнул. В помещении было холодно, несмотря на горящий камин. — Извините. Я не совсем, в себе.

— Да, я вижу, — сказал Сен-Жермен мягко, лучше, чем гость, понимая, что происходит. Он поднялся, чтобы уложить скрипку в футляр, потом, ослабив волос, вставил смычок в специальный кармашек и закрыл крышку. Позаботившись таким образом об инструменте, музыкант повернулся к ночному пришельцу.

— Садитесь же, мистер Три. — Это была команда, и гость с готовностью подчинился, опустившись на стул, спинка которого служила ему опорой. Нож со стуком упал, что не обеспокоило никого.

— Времени прошло много, — отстранение заметил Джеймс, разглядывая картину, висевшую над камином. Потом пустой взгляд упал на выступавшего в роли хозяина человека и столь же бездумно принялся его изучать.

Граф был одет по-домашнему. Ему очень шли просторная черная блуза и черный свитер. Стройные ноги его облегали узкие черные брюки, чуть напущенные на высокие ботинки для верховой езды — с необычно толстыми подошвами и каблуками.

— С тех пор как вы в последний раз были здесь? Думаю, более десяти лет.

— Да. — Гость покачался на стуле, движения выдавали усталость. — Это место… Не знаю, зачем…

Только сейчас, достигнув своей цели, Джеймс вдруг задумался, чего же он тут ищет. Неясные образы мелькали в его в голове. Большинство из них не имели смысла, один-два вызвали страх.

— По поручению Мадлен я рад приветствовать вас. Вы можете здесь пробыть любое угодное вам время.

— Благодарю. Не знаю, что и… благодарю вас.

Неяркое освещение и потеки грязи и крови не придавали благообразия облику гостя, и все же угадывалось, что прошедшие годы если и повлияли на его внешность, то в лучшую сторону. Каштановые волосы подернулись серебром, не утратив при том густоты, когда-то округлые черты лица углубились и отвердели. Будучи в тридцать лет всего лишь привлекательным малым, к своим пятидесяти Джеймс Эммерсон Три просто расцвел и при других обстоятельствах мог бы считаться чуть ли не эталоном мужской красоты.

— Я думал… Мадлен могла быть… — Он смолк и подергал воротник. Там, где давила застежка.

— Здесь? — предположил Сен-Жермен, непринужденно опускаясь на стул, стоявший подле камина. — Вынужден вас огорчить, мистер Три. Мадлен сейчас в Южной Америке.

— Опять в экспедиции? — спросил Джеймс. Ему вдруг сделалось уж совсем неуютно.

— Конечно. По нашим непростым временам куда разумнее находиться за океаном, чем в Греции или в Африке, — вы не находите, а? — Заметив, что слова его плохо воспринимаются, граф перешел с французского на английский. — Пусть она далеко, зато в безопасности, мистер Три. Улавливаете, о чем я?

Джеймс кивнул с отсутствующим видом, потом, кажется, понял, что ему сказано, ибо резко поднял голову и проронил:

— Боже! Да! О да, Господи!

— Не так давно я получил от нее письмо, — сказал Сен-Жермен после паузы. — Может быть, вы захотите прочесть его чуть позднее? — Конечно, ему совсем не хотелось делиться содержанием письма с кем бы то ни было, оно было очень личным, любовным, предназначенным лишь для его глаз, однако он знал, что человек этот любит Мадлен, и потому шел на жертву.

— Нет, — после недолгого колебания откликнулся Джеймс. — Главное, с ней все в порядке. Если с ней что-то случится, я, кажется, кинусь под вражеский танк. — Уголки его рта приподнялись, задрожали и вновь опустились, заняв привычное для последнего месяца положение. Он глянул на свой рваный пиджак и подергал край разлохматившейся прорехи.

Сен-Жермен внимательно на него посмотрел и спросил:

— Что, бой был тяжелым?

— Что значит — тяжелым? Иногда мы убиваем больше, чем они, иногда — они. Все это отвратительно.

Джеймс повернулся к огню и некоторое время молчал. Сен-Жермен тоже сидел молча. Наконец Джеймс вздохнул.

— В замке есть еще кто-нибудь?

— Мой слуга Роджер, а более никого. — Сен-Жермен выждал с минуту, потом спросил: — Вам что-нибудь нужно, мистер Три? Предлагаю начать с ванны и отдыха.

Впервые в тусклых глазах гостя блеснуло нечто живое.

— Смешно, но я совершенно не знаю, чего хочу, — смущенно признался он. — Я помню, что стремился сюда, и это осуществилось. А теперь я, видимо, слишком устал, чтобы думать еще о чем-то. — Его взгляд ушел в сторону. — Во всем этом мало смысла.

— Смысл есть. — Сен-Жермен покачал головой.

— Наверное. И, возможно, я голоден, но… не знаю. — Джеймс откинулся на спинку стула и какое-то время смотрел, как его собеседник подкладывает поленья в огонь, а потом заговорил вновь, сбивчиво и торопливо: — Я уехал домой в тридцать первом. Мадлен, наверное, говорила о том.

— Да, — кивнул Сен-Жермен, шевеля кочергой сосновые плашки. Живица, потрескивая, брызгала на сухую кору.

— Сначала редакция намеревалась отозвать меня раньше, но после финансового обвала пресса Сент-Луиса перестала нуждаться в еще одном голодающем репортере. Так что Кранделл — мой бывший босс — продлил мне командировку, а Сондерсон, заменивший его после смерти, накинул еще полтора годка. Странно было вернуться в Штаты после тринадцатилетнего пребывания в Старом Свете. Ты готовишься к разным сентиментальным переживаниям, но их нет и в помине. Тебе кажется, что ты вот-вот окунешься во что-то домашнее и уютное, но этого опять-таки нет. Скажу вам, я чувствовал себя белой вороной. Особенно меня поразили мои земляки. Конечно, депрессия многое застопорила, но дело не только в ней. Вокруг произносились все те же банальности, что были в ходу и в начале века. Я не верил ушам. Произошло столько всего, а они так и не поняли, что мир изменился. И судачили лишь о том, как вернуть прежние добрые времена. Закрывая глаза на реальность, не понимая, что этого никогда уже не случится…

— Люди везде таковы, — отважился возразить Сен-Жермен.

— Да? — Джеймс примолк. — Возможно, вы правы. — Он вяло махнул рукой и посмотрел на огонь. — Я чертовски продрог.

— Со временем вы отогреетесь, мистер Три, — сказал Сен-Жермен и встал, чтобы взять со стола серебряный колокольчик. — А теперь не желаете ли прилечь? Вам надо бы отдохнуть. — Голос его звучал мягко, но непреклонно.

— Да, — кивнул Джеймс. — Да. Почему бы и нет?

— Прекрасно, мистер Три. — Граф тряхнул колокольчиком, и через пару минут в гостиной появился еще один человек. Среднего возраста, среднего роста, с волосами песочного цвета и глубоко посаженными голубыми глазами.

— Роджер, это близкий друг мадам де Монталье мистер Джеймс Эммерсон Три. Ему сейчас нелегко. — Сен-Жермен поднял бровь, и слуга его понял.

— Бывает, — сказал он дипломатично. — Мистер Три, позвольте, я вам помогу.

Тот покачал головой.

— Я справлюсь.

Сен-Жермен чуть нахмурился.

— Тем не менее, помощь вам все же нужна. Отдохните, придите в себя, а потом мы уточним остальное.

— Остальное? — переспросил Джеймс, поднимаясь со стула и принимая протянутую ему руку.

— Да, мистер Три, остальное. — Граф ободряюще улыбнулся, но выражение лица его оставалось серьезным.

— Хорошо, — вяло ответил Джеймс и позволил себя увести.

Ванна была такой, какой он ее помнил: большая, старинная, на крокодильих позолоченных лапах, и, пока ему помогали избавиться от рваной одежды, Джеймс с любовью смотрел на нее.

— Мне всегда нравилась эта… купальня.

— Она и впрямь представляет музейную ценность, — прозвучало в ответ, и Джеймс смущенно замолк.

Когда в кранах забулькало и повалил пар, в Джеймса внезапно вселилось смутное беспокойство. С одной стороны, он был грязен и очень продрог, с другой — в нем нарастало что-то вроде головокружения, которое, правда, усилием воли удалось подавить. Осторожно опускаясь в горячую воду, Джеймс попытался объяснить свои колебания Роджеру: