Последний Люцифер: утраченная история Грааля (СИ)

— Это фигурально. Он сделал его по чертежам из книги, которую украл из храма неберов вместе с жезлом Осириса.

— Который мог вызывать небесные явления и раздвигать воду?

— Замечательно. Но жезл может не только это. В книге кроме этого было указание на Синайскую Скинию, то есть на храм, в котором мы сейчас находимся. Чтобы обрести силу, ему нужно было попасть сюда. Из этой книги он узнал много тайн, которые могли облегчить любую жизнь на земле и помочь ему создать, то есть организовать народ. Это был своего рода учебник по социологии и политологии с рекомендациями по созданию народа.

— Значит, Моисей — вор? Хорошо, что Яков этого не слышит.

— Его считали вором только неберы и то только потому, что ему было отказано в создании своего народа, ибо он был смертным сыном Птаха. Если бы он был небером, то книгу он получил бы со временем итак. А так как он был смертным, то знания, хранящиеся в ней, были запретны для него. Эхнатон стал первым смертным, который нарушил тысячелетнюю тардицию богов. Он, будучи смертным, объявил себя «Сыном-Бога-Живого» и избрал свой народ.

— Избрал? — Лука засомневался.

— Именно избрал, а не создал. Аменхотеп, иначе Эхинатон, который потом взял имя Мосеса — мой старший смертный брат. Мой отец является и его отцом.

— Гавриил. Опять Гавриил, — усмехнулся Лука.

— Ну да, — подтвердил Гэбриэл. — Когда он родился, помещение было освещено ярким голубым сиянием. Таким же, как и при твоём рождении. Но это была не его энергия, а посмертная энергия его умирающей матери. Женщины неберы нередко умирали при родах. Так же случилось и с твоей матерью.

— И боги не могли этого предотвратить за все тысячелетия?

— Этого нельзя предотвратить. Это та Сила, которая очень слабо поддаётся контролю, по крайней мере, со стороны женщин. При родах женщина редко в состоянии контролировать что-то ещё кроме собственных мышц. Поэтому воинами, стражами были только мужчины неберы.

— Понятно. Так что там дальше с Моисеем?

— Стоявшие в помещении масленные светильники взорвались и весь дом объяло пламенем. В это время мимо храма проходила одна благочестивая иудейка в положении. Она услышала плачь ребёнка и бросилась в чужой храм не раздумывая о том, что ей не позволялось переступать порог языческого дома, а тем более беременной. Она вынесла ребёнка из пламени, мальчик нисколько не пострадал от огня, а вот его бессмертная мать умерла при родах и погибла в пожаре вместе с находившимися там жрецами, принимавшими роды. Это совпало ещё и с тем, что Рамзесу I было пророчество, что скоро его царство будет разрушено шасу, то есть мигрантами, не коренными египтянами. Он это воспринял буквально. На иноверцев наложили ряд запретов, им запретили изучать науки, занимать высокие посты и принимать религию египтян, чтобы случаем не узнать тайных знаний и не разрушить государство. Их вытесняли на менее престижные должности и занятия. Мало того, на товары шасу и потомков Израиля наложили имбарго. Закон запрещал покупать что-либо у еврейских ремесленников, если это можно было купить у египетских мастеров иберов.

— Короче устроили государственный бойкот.

— Именно.

— А женщину звали, я так понимаю, Иеговеда, верно? — дополнил Лука.

— Я даже не сомневался, что ты хорошо знаком с историей Моисея. Да, она была женой Имраама, первосвященника и главы египетских иудеев. Она не могла оставить мальчика себе, так как ждала второго ребёнка. Если бы её признали матерью троих детей, казнили бы не только всю её семью, но пострадала бы вся иудейская община Египта.

— О, да, теперь я это понимаю.

— Поэтому она решила передать младенца той, что была бездетной.

— Например, дочери фараона.

— Верно. Умело подбросив малыша (принесла его сама принцессе и сказала, что нашла у воды), она потом стала его кормилицей, ибо была дружна с ней и была вхожа во дворец. Аарон стал молочным братом Аменхотепа. Поэтому Аменхотеп считал иудеев своими спасителями, и потому принял их религию, за что потом их обвинят и станут преследовать благодаря заговору жрецов Амона и старшей жены Аменхотепа Нефертити.

— Да, не одно доброе дело не остаётся безнаказанным…

— Именно. Жрецы потом подговорят Нефертити свергнуть своего мужа еретика. Она пойдёт на это, а Эхнатон, в конце концов, в отместку украдёт у жрецов их самую святую реликвию, Книгу Тота, уйдёт сам и уведёт с собой шасу, иудеев и некоторых иверов, которые захотят к ним присоединиться. После бегства Эхнатона Египет вернётся к старой религии Амона Ра. Нефертити возьмёт себе мужское имя и какое-то время будет править как мужчина фараон. Эхнатон по Книге Тота придёт на Синай, проникнет в этот храм, изучая много дней эти письмена, сделает скрижали и потом передаст их тем, кого назвал своим народом.

— Хорошо, что отец этого не слышит. Его сердце бы не выдержало.

— Вскоре Эхнатон умер, но перед этим назначил своего молочного брата Аарона главой народа, главным жрецом. Он повелел изготовить скинию, то есть ковчег для скрижалей и для жезла Осириса. Он передал все знания, какие успел раскрыть в книге и в храме, Аарону. Вот это подлинная история Мосеса, сына Бога Живого. Эхнатон умер в возрасте всего тридцати восьми, кажется, лет, на горе Синай. Он вывел иудеев и шасу из Египетского рабства. Но дальше они уже путешествовали по пустыне без него. Их водил Аарон, который получил все указания от Эхнатона, как собрать, сохранить и приумножить народ, как его держать в повиновении и чем. Но Аарон и сам многое знал. В своё время Эхнатон назначил Имраама верховным жрецом в Карнакский храм, изгнав прежнего Верховного жреца. И Аарон служил при храме, многое знал.

Лука вздохнул, но ничего не сказал.

— Ничего не скажешь?

— Нет. А что тут говорить?

— Ладно, — пожал плечами Гэбриэл. — Вот он этот храм неберов, в который мечтали попасть все диктаторы мира смертных, и в который приглашались лишь очень немногие, — Гэбриэл указал рукой на стены святилища. — Разветвлённый, он напоминает древо.

— Древо Познания, — понимающе кивнул Лука.

— Отсюда черпали вдохновение и свои духовные силы все посвящённые в тайну. Отправляясь в пустыню, они оказывались здесь. И отсюда они разносили потом полученные знания по всему свету, каждый нёс в свой народ именно то знание, которое усвоил лучше остальных; каждый нёс в свою эпоху лишь то, что принял сердцем и понял разумом. Эти посвященные были единицами среди смертных. И тот, кто не знал языка древних, кто не мог прочесть остерегающие надписи на границе Ковчега, тот действительно погибал от ловушек, расставленных по периметру. Здесь много «охранников». И кто сюда приходит без приглашения, тот больше никогда не покидает этих мест. В Ковчег можно попасть и выйти из него только по карте или с проводником, который всегда встречает приглашённого в совершенно другом месте, далеко отсюда.

— Приглашённого? То есть избранного?

— Да, ты всё правильно понял.

— Но что это за язык?

— Это прописьмо, визуально похожее на смесь санскрита и этруского. Но не оно в буквальном прочтении, разумеется.

— Но говорят, что самое древнее письмо, — это шумерское.

— Кто это говорит? — вызывающе усмехнулся Гэбриэл. — Современные историки, которые натворили сегодня такую путаницу в датах и событиях, именах и династиях мира? Я тебя умаляю…

— Но тогда что есть правда?

— А правда в том, что те единицы избранных сами изобретали при помощи и по наставлению бессмертных жрецов письменное обозначение речи для своего племени и народа и записывали потом полученные знания на свой язык изобретёнными символами письма. Они рассказывали своему народу то, что познали здесь, в манере сказаний своего народа, наделяя героев привычными для своего племени именами, качествами, поступками.

— Для чего?

— Чтобы сохранить тайну Ковчега Завета, Ковчега Вечности. Люди и сегодня не все могут выдержать правду, которая скрывается здесь. Она настолько мощна, что способна убить как в буквальном, так и в переносном смысле. Ей под силу погубить разум отдельно взятого человека и разрушить целые цивилизации.