Сны инкуба

— Так что, ardeur — это способ, которым вселенная поставила меня туда, где мне надлежит быть?

— Может быть, — ответил он и усмехнулся: — За всю вселенную говорить не могу. Я только знаю, что я тебе завидую, а завидую я немногим.

Я наморщила лоб.

— Ты ревнуешь? — спросил Натэниел.

Джейсон удивился — то ли вопросу, то ли тому, что задал его Натэниел. Потом он покачал головой.

— Не ревную тебя или Аниту, как ревнует любовник. Ревную то, что есть у вас двоих — ещё как. Ревную, что не так много народу влюблены в меня — опять же. — Он улыбнулся, расплылся в усмешке, и на этот раз глаза его тоже смеялись. — А вообще-то я не того типа, который Анита выбирает для отношений.

— В смысле? — не поняла я.

— Я недостаточно покорный и недостаточно доминантный для тебя. И уж точно недостаточно ручной. Кроме того, я не желаю брать на себя все обязанности, которые так охотно принимает Мика. Ты себе нашла другого, который живёт своей работой и занимается чужими проблемами. Это не моё представление об интересном. — Он развёл руками. — А вот ты и Жан-Клод — это нечто другое. Здесь мне тоже не конкурировать.

— Тут нет конкуренции, — заметил Натэниел.

— Ты её не видишь, — возразил Джейсон. — А я достаточно доминант и достаточно мужик, чтобы её увидеть.

— Если бы кто-то из них видел здесь конкуренцию, ничего бы не вышло, — сказала я.

— Я знаю. — Джейсон покачал головой. — В общем, сейчас я пошёл в ванную, и буду там, пока меня не позовут или пока не проснётся ardeur. Развлекайтесь, люди. Извините, если сбил настроение.

— У меня настроение в порядке, — сказала я.

— У меня тоже, — повторил Натэниел.

Джейсон уставился на нас.

— Ardeur не проснулся, я вас заставил так всерьёз говорить и думать, и вам ничего?

— Ничего, — ответила я.

— Как так?

— А так, что очень близкий и очень умный друг предостерёг меня, что я могу все испортить, а этого я не хочу.

Он улыбнулся, выражение его лица смягчилось.

— Если ты когда-нибудь выберешь кого-то из них для свадьбы, и это будет Натэниел, я напрашиваюсь в шаферы.

— Не думаю, что до этого дойдёт, — сказала я, — но если так, ты будешь первой кандидатурой.

— Ты Натэниела не спросила, — напомнил Джейсон.

— А и не надо, — ответил Натэниел.

Джейсон пошёл в сторону ванной, покачивая головой.

— Ну и доминантная же тётка!

Я его окликнула:

— Ты же знаешь, Джейсон, что мне в любых отношениях надо быть сверху.

Это должна была быть шутка.

Он повернулся и ответил:

— Анита, черт меня побери, но ты действительно всегда сверху. Как настоящий мужчина, хотя аппаратура у тебя другая, но не она определяет твою суть.

И он решительно захлопнул дверь. Щёлкнул замок.

Мы остались в спальне вдвоём. Натэниел приподнялся и посмотрел на меня:

— Анита, ты не обязана сегодня доводить до конца. Джейсон прав, все дело в том, как ты меня касалась. И я знаю, что если не сейчас, то в следующий раз. Чем быстрее ты напитаешь ardeur, тем лучше будешь себя чувствовать.

Я улыбнулась ему, расцепила руки и сползла вниз, вдвинув лицо до упора ему между ног. Он сейчас не был так возбуждён, и кожа висела свободно. Я лизнула её там, где она всего чувствительнее, и услышала, как он ответил долгим вздохом. Эту свободную кожу я втянула в рот, осторожно оттягивая от тела. Она недолго была свободной, и когда она напряглась, стало можно лизнуть яйца внутри, я скомандовала:

— На четвереньки.

Он не заставил просить себя второй раз.

Я втянула яйца в рот, осторожно, по одному, очень бережно. Покатала их во рту языком и губами, пока они не стали мокрыми и скользкими. Остальное, то, что спереди, мелькало у меня перед глазами, но не в фокусе и не целиком. Голым спереди я видела его всего трижды: при первой встрече, когда создала триумвират с ним и с Дамианом, и вчера у меня в кабинете.

— Перевернись, — велела я, и он перевернулся на спину. Он лежал толстый, дрожащий, вдоль живота, торчащий, как восклицательный знак.

— Не помню, чтобы ты был такой большой, когда я в первый раз тебя видела.

— Это было в больнице, меня чуть не убили тогда. Я был не в лучшей форме.

Глядя на него, я сказала:

— Да, теперь вижу.

И я медленно потянулась к нему, приложила ладонь к его теплоте. Но я уже теряла терпение. В другой раз я бы действовала медленнее, но сейчас обхватила его рукой, чтобы круглая твёрдая толщина наполнила мне ладонь. Натэниел дёрнулся, чуть приподнимаясь над кроватью. Одной рукой я спустилась ниже, к яйцам, стала их массировать, одновременно гладя тёплую твёрдую бархатистость.

— Такой твёрдый и такой мягкий одновременно.

Я его гладила, пока у него глаза не помутнели и шея не начала дёргаться; он закрыл глаза и не видел, как я к нему нагнулась. Пока он не смотрел, я обхватила губами кончик, и он вскрикнул, когда мой рот пополз вниз. Я знала, чего я хочу — чтобы он весь оказался у меня во рту, до самых яиц, хотя бы один раз. В другой раз я бы начала, когда он был бы поменьше, а сейчас мне приходилось с трудом добиваться своего. Я научилась пропускать до глотки, потому что делю постель с Микой, и надо было либо научиться, либо отказаться от одного из моих любимых приёмов. Тренировки дали свои плоды — я втянула Натэниела в рот одной твёрдой чёткой линией, и губы коснулись верхушек его желез. Так я могла выдержать только один миг, потом пришлось подняться. Подняться, чтобы вздохнуть, выпустить влагу из моего рта вдоль твёрдого ствола его тела.

Я встала на колени у него между бёдер, и выражение его лица стоило затраченных усилий. Настолько стоило, что я решила повторить ещё раз. На этот раз я не заглатывала так глубоко, и могла двигаться лучше, вталкивая его в рот и выталкивая. Я его лизала, катала во рту, сосала, и когда он уже стонал как следует, я очень осторожно пустила в ход зубы.

— О Господи, да, ещё, ещё!

Я слезла так, чтобы можно было спросить:

— Ещё — что?

— Зубами.

Я сдвинула брови:

— Многие мужчины считают, что это больно.

— Я не из них, — ответил он, и что-то было в его тоне такое, что заставило меня снова прижаться к нему ртом. Я снова всосала его в себя, надвинула рот на ствол, не так далеко, как прежде, потом прикусила — не слишком сильно, но сильнее, чем кусала любого из мужчин, с которыми мне приходилось такое делать. При этом я смотрела ему в лицо, не слишком ли ему больно. Глаза у него стали дикими, и он сказал:

— Сильнее.

Я посмотрела на него.

— Анита, прошу тебя, умоляю, ты не знаешь, как долго я об этом мечтал.

Не мне быть покусанной, но я припомнила, что у Натэниела когда-то не было «точки останова», знака «опасно! Не переходить». Я могу сделать то, что он хочет, но мне следить, чтобы дело не зашло слишком далеко. Сейчас я, наконец, стала делать то, чего он хотел всегда — быть наверху. Над ним.

Я навалилась на него быстро и резко, и на этот раз прикусила так, что зубы сомкнулись вокруг плотной мясистой плоти. На миг во мне вспыхнул — нет, не ardeur, это проснулся зверь, и его жажда мяса, того, что зажато у меня меж зубами. Я оттолкнула его, но одновременно отпустила Натэниела, не желая повторять опыта. Однако я уже сделала достаточно, потому что он закатил глаза под лоб и извивался на постели. Руки его хватались за простыни, тело напряглось и билось.

Я подождала, пока он утихнет, хотя его глаза ещё трепетали веками, как бабочки. Когда между мигающими веками я углядела проблеск голубого, то нежно погладила его, гладила руками, и наконец глаза стали смотреть на меня, а не к себе под веки.

Он смотрел на меня снизу вверх, глаза стали ленивыми, и улыбка — как у кота, который наелся сливок. Я обхватила рукой длинное, тёплое, толстое. И сжала.

— Я хочу вот это у себя внутри.

Когда глаза у него открылись, он ответил:

— Ведь для тебя прелюдии не было.

Я сжала его снова, посмотрела, как выгнулась у него спина, закинулась назад голова, и длинная коса свалилась с кровати, будто хотела удрать.