Призрак дома на холме

— Завтра, — ответил доктор. — Кстати, завтра мы осмотрим весь дом и устроим тут все, как захотим. А сейчас, если все допили, предлагаю выяснить, что там миссис Дадли приготовила на обед.

Теодора сорвалась с места и тут же замерла в нерешительности.

— Кому-нибудь придется меня вести. Я не знаю, где столовая. — Она указала рукой. — Это дверь в длинный коридор к вестибюлю.

Доктор хохотнул.

— Ошибаетесь, дорогая. Эта дверь ведет в оранжерею. — Он встал, указывая дорогу, и добавил самодовольно: — Я изучил план дома. Думаю, надо пройти по коридору в вестибюль и через бильярдную в дальнем его конце в столовую. Ничего сложного, — добавил он, — как только привыкнете.

— Зачем они так себя путали? — спросила Теодора. — Зачем столько нелепых комнатушек?

— Может, они друг от друга прятались, — предположил Люк.

— И еще я не понимаю, зачем тут все такое темное, — сказала Теодора.

Они с Элинор шли за доктором Монтегю по коридору. Люк, немного отстав от них, заглянул в ящик узкого стола и вслух подивился деревянной резьбе по верху стенных панелей: ее составляли головки купидонов, перемежающиеся пучками лент.

— Многие комнаты и вовсе без окон, — сообщил доктор, шагая впереди всех, — и не соприкасаются с наружными стенами. Впрочем, в домах этого периода наличие темных комнат совсем не удивительно, особенно если вспомнить, что окна, даже там где они были, закрывались изнутри тяжелыми шторами, а снаружи — кустами. Ну вот. — Он распахнул дверь, и они вступили в вестибюль. — А теперь… — Доктор оглядел двери напротив: большую двустворчатую и две маленькие по бокам — и выбрал ближайшую. — Все-таки дом и впрямь очень странный, — заметил он, пропуская спутников в темное помещение. — Люк, подержите дверь, чтобы я смог отыскать столовую.

Доктор Монтегю осторожно пересек комнату и открыл следующую дверь. Вслед за ним они прошли в самое приятное из здешних помещений — тем более приятное, что внутри было светло и пахло едой.

— Я себя поздравляю, — объявил доктор, потирая руки. — Я вывел вас к цивилизации через неведомые дебри Хилл-хауса.

— Следует завести привычку оставлять все двери открытыми. — Теодора нервно глянула через плечо. — Мне ужасно не нравится бродить в потемках.

— Тогда надо их чем-нибудь подпирать, — заметила Элинор. — Все двери тут захлопываются, как только их отпустишь.

— Завтра, — сказал доктор Монтегю. — Я запишу себе для памяти: дверные ограничители.

Он весело направился к буфету, где миссис Дадли поставила электропечку и внушительный ряд блюд под крышками. Стол был накрыт на четверых: плотная белая скатерть, свечи в подсвечниках и тяжелое столовое серебро.

— Без обмана, — промолвил Люк, беря вилку жестом, который, безусловно, подтвердил бы худшие подозрения его тетушки. — Нам подали серебро.

— Думаю, миссис Дадли гордится домом, — заметила Элинор.

— Уж точно с готовкой она не ударила в грязь лицом, — сказал доктор, заглядывая в электропечку. — Все складывается как нельзя лучше. Миссис Дадли уходит до темноты и не портит нам настроение своим постным видом.

— Возможно, — заметил Люк, щедрой рукой наполняя свою тарелку, — возможно, я несправедлив к добрейшей миссис Дадли — кстати, почему я, вопреки всему, называю ее про себя «добрейшей»? Она сказала, что надеется застать меня утром живым и что обед в печке. Теперь я понял, что она прочила мне смерть от обжорства!

— А что ее здесь удерживает? — спросила Элинор у доктора Монтегю. — Почему они с мужем согласны оставаться в доме одни?

— Насколько я знаю, Дадли присматривают за Хилл-хаусом с незапамятных времен, и Сандерсонов это вполне устраивает. Но завтра…

Теодора хихикнула.

— Наверняка миссис Дадли — последний потомок истинных владельцев Хилл-хауса. Она дожидается, когда последний Сандерсон — то есть вы, Люк, — умрет страшной смертью. Тогда она получит дом и закопанные в подвале драгоценности. А может, они с Дадли хранят в потайной комнате золото. Или под домом есть нефть.

— В Хилл-хаусе нет потайных комнат, — твердо возразил доктор Монтегю. — Естественно, такая возможность предполагалась и раньше, и я могу со всей определенностью заявить, что никаких таких романтических укрытий в доме не имеется. Но завтра…

— Так или иначе, нефть уже не в моде — ее в старых замках больше не ищут, — сказал Люк Теодоре. — Если миссис Дадли и укокошит меня, то по меньшей мере за уран.

— Или просто для собственного удовольствия, — заметила Теодора.

— Да, — сказала Элинор, — но зачем мы здесь?

Целую минуту все трое смотрели на нее; Люк и Теодора с любопытством, доктор — серьезно. Потом Теодора промолвила:

— Я как раз собиралась задать тот же вопрос. Зачем мы здесь? Что не так с Хилл-хаусом? Что должно произойти?

— Завтра…

— Нет, — ответила Теодора почти сварливо. — Мы взрослые умные люди. Мы проделали долгий путь, доктор Монтегю, чтобы встретиться с вами в Хилл-хаусе. Элинор хочет знать зачем, и я тоже.

— И я, — сказал Люк.

— Зачем вы собрали нас здесь, доктор? Зачем сами сюда приехали? Как вы прослышали о Хилл-хаусе? Почему у него такая репутация и что тут на самом деле происходит? Что должно случиться?

Доктор огорченно нахмурился.

— Не знаю, — ответил он и, когда Теодора досадливо встряхнула рукой, добавил: — Мне известно о доме немногим больше вашего; разумеется, все эти сведения я вам сообщу. Однако о том, что случится, я узнаю одновременно с вами. Завтра и поговорим, при свете дня.

— Я не могу ждать, — объявила Теодора.

— Уверяю вас, — сказал доктор, — сегодня ночью в Хилл-хаусе будет тихо. В такого рода явлениях есть закономерности, как если бы паранормальные феномены подчинялись определенного рода правилам.

— А я считаю, что все-таки надо поговорить сегодня, — сказал Люк.

— Мы не боимся, — добавила Элинор.

Доктор снова вздохнул и медленно заговорил:

— Допустим, вы услышите историю Хилл-хауса и не захотите тут оставаться. Как вы уедете ночью? — Он быстро обвел их взглядом. — Ворота заперты. Хилл-хаус известен своим назойливым гостеприимством — не любит отпускать посетителей. Последний, кто вздумал покинуть Хилл-хаус в темноте — восемнадцать лет назад, — погиб, ударившись о дерево, когда его лошадь понесла на повороте аллеи. Допустим, я расскажу про Хилл-хаус и кто-нибудь из вас решит уехать. Завтра, по крайней мере, мы сможем проводить его до поселка.

— Но мы не сбежим, — сказала Теодора. — Я точно, и Элинор тоже, и Люк.

— Твердо будем стоять на крепостных валах, — подтвердил Люк.

— Какие своевольные ассистенты!.. Ладно, тогда после обеда. Мы вернемся в наш маленький будуар выпить немного кофе с отличным бренди, которое у Люка в чемодане. Там я расскажу вам все, что знаю о Хилл-хаусе. А пока давайте говорить о музыке, о живописи, на худой конец о политике.

— Я не придумал, — сказал доктор Монтегю, покачивая бокал с бренди, — как лучше подготовить вас троих к Хилл-хаусу. Я определенно не мог написать об этом в письме и сейчас опасаюсь, что мой рассказ повлияет на ваши впечатления до того, как вы сами осмотрите дом, чего мне очень бы не хотелось.

Они снова были в маленькой гостиной, теплой и почти дремотной. Теодора сидела по-турецки на коврике у камина, сонная и разомлевшая. Элинор не сообразила сесть рядом с ней сразу, а теперь стеснялась неловко устраиваться на полу, привлекая к себе излишнее внимание, поэтому мучилась на скользком сиденье, чего так благоразумно избежала Теодора. После обильного вкусного обеда, приготовленного миссис Дадли, и часовой тихой беседы всякое чувство нереальности и скованности улетучилось: они начали узнавать друг друга ближе — голоса и мелкие привычки, лица и смех. Элинор с легким изумлением вспомнила, что пробыла в Хилл-хаусе не больше пяти часов, и тихонько улыбнулась. Она чувствовала ножку бокала в руке, жесткое кресло за спиной, слабые движения воздуха, еле ощутимые по колыханию бахромы и бисерных нитей. По углам лежала темнота, круглощекий купидон весело улыбался с каминной полки.