Красная луна

У мистера Уэтмора, директора школы, усы топорщатся жесткой щеточкой, он носит мешковатый коричневый костюм и галстук, на котором изображен мультяшный кролик. В директорском кабинете темно и мрачно, горит один только торшер с абажуром горчичного цвета. Уэтмор наклоняется и ставит локти на стол, свет отражается в его лысине и квадратных очках.

— Ну и ну, Гэмбл! Да ты никак в самый первый день в школе уже ухитрился ввязаться в драку и попасть ко мне?

— Боюсь, что так, сэр.

Патрик сжимает и разжимает правую руку. Ободранные костяшки всякий раз словно ударяет электрическим током.

В кабинете мистера Уэтмора громоздятся книжные шкафы, на стенах висят дипломы и семейные фотографии, сделанные в недорогой фотостудии. На снимках директор гордо улыбается, рядом с ним — сыновья-близняшки и супруга. У жены химическая завивка. На столе у мистера Уэтмора стоит наполовину заполненная орешками мисочка с каемкой соли по краю. Рядом табличка, где золотыми буквами написано: «Большая шишка». Дверь заперта, но в комнате несколько больших окон, и одно из них выходит прямо в коридор, на стеклянную витрину со спортивными кубками. Бредущие мимо ученики с любопытством таращатся на Патрика. Тот пытается вообразить, будто перед ним портал, сквозь который видно дно морское, а ученики — это диковинные рыбы с острыми, как иглы, зубами и прозрачной чешуей.

— Ну и разумеется, ты сейчас скажешь, что это он первый начал? Сет во всем виноват, а ты ни при чем, да?

Патрик не совсем понимает, издевается директор или говорит серьезно, а потому ничего не отвечает, лишь изучает лицо мистера Уэтмора.

— Ну конечно же, Сет первый начал, тут и сомневаться нечего. И я от своего имени прошу у тебя за него прощения. Мне жаль, Патрик, что первый день в нашей школе у тебя получился не слишком удачным. Правда жаль.

— Ничего, все нормально.

— Ну а если уж говорить совсем начистоту, то я даже рад, что ты смог за себя постоять. Просто замечательно, что нашелся наконец человек, который сумел одолеть Сета. Но это сугубо между нами. И вот что, приятель, больше, пожалуйста, не дерись! Договорились?

Патрик кивает и оглядывается на дверь. Как же ему хочется оказаться сейчас где-нибудь совершенно в другом месте.

— Теперь, надеюсь, тебя оставят в покое. Но нам тут драки не нужны! — Директор грозит пальцем. — У нас приличное учебное заведение.

Патрик распрямляет колено и прикусывает обветренную нижнюю губу.

— Очень тебя прошу: в следующий раз не связывайся. Если тебя начнут задирать, просто развернись и уйди. Ясно?

Патрик смотрит в окно. Мимо снуют ученики. Вдруг он замечает возле витрины с кубками двоих скинхедов. Такие же неподвижные, как золотые фигуры бегунов на кубках: скрестили руки на груди и не отрываясь смотрят на него. Патрик кивает им. Но ребята никак не реагируют.

— Гэмбл? Я тебя спрашиваю!

— Да, сэр. Я все понял.

— Послушай. — Мистер Уэтмор складывает ладони домиком. — Ты многое пережил. А потом, вся эта шумиха в газетах. Я, кстати, подумывал пригласить тебя сюда и побеседовать. Еще несколько недель назад собирался это сделать, когда услышал о твоем зачислении. Ты не знал? Никто не насплетничал? Хотел просто познакомиться. И сказать тебе, что честно не представляю, как отреагируют ученики на твое появление. Будут ли они ненавидеть или любить тебя из-за того, что ты пережил. И то и другое одинаково возможно. Я точно знаю лишь одно: новичкам всегда приходится несладко. Поэтому, Гэмбл, если тебе вдруг будет трудно, обязательно дай мне знать. Постараемся тебе помочь. Договорились? Вот и замечательно.

Они встают, и Патрик снова оглядывается на окно. Скинхедов и след простыл. Мистер Уэтмор протягивает ему ладонь для рукопожатия, но Гэмбл лишь с извиняющимся видом трясет дрожащей окровавленной рукой:

— Простите, не могу.

Глава 6

Клэр не нравятся открытые пространства, она ощущает себя маленькой и беззащитной, будто ее вот-вот унесет порывом ветра. Сейчас девушка стоит на заросшей сорняками стоянке рядом с заправкой «Шелл» в городе Фрейзи, что в штате Миннесота. На небе разворачиваются три совершенно разных действа: с одной стороны быстро растекается лиловым синяком грозовой фронт, испещренный прожилками молний; с другой — перебирает щупальцами огромная серая туча-медуза; с третьей — на солнце надвигается кучево-дождевое облако в форме наковальни. Кучево-дождевое, да, Клэр знает названия облаков. Это отец ее научил. А еще он показал дочери, как вязать узлы, различать птиц, деревья и созвездия.

Клэр вспоминает, как они с папой, бывало, летом гасили в доме свет, а потом лежали на подъездной дорожке и смотрели в небо. Наверху медленно проплывали планеты и светила, а отец ее проверял — указывал пальцем то туда, то сюда. А звезды выстраивались в фигуры и, казалось, вспыхивали еще ярче.

— Киль, — говорила Клэр, разглядев очертания корабля. — Лев. Близнецы. Гидра.

Ей представляется, как рука отца становится прозрачной, сквозь нее просвечивают звезды, а потом она и вовсе исчезает. Но девушка гонит печальные образы прочь — надо сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, пусть даже на мелочи. Она научилась этому той бесконечной ночью. Стоит позволить себе задуматься о случившемся, и все — уже не остановиться, и тогда ее поймают. Те люди гонятся за ней, хотя Клэр и не понимает почему. Вооруженные мужчины на лестнице, Высокий Человек в черном пальто возле их дома. Но сейчас над головой широкая полоска синего неба, и нужно быть благодарной. Пусть даже это ненадолго. Клэр ведь знает: все хорошее быстро заканчивается, ни на что в этой жизни нельзя рассчитывать.

Ветер, похожий на сквозняк из приоткрытой двери, дул не переставая с самого Миннеаполиса. Вот и теперь он на мгновение закручивает на стоянке крошечный смерч из песка и мусора. Клэр поплотнее запахивает тяжелую куртку. Куртка велика ей на два размера и напоминает цветом заросшую коричневой травой равнину, что простирается вокруг до самого горизонта. Это подарок водителя грузовика. В одном кармане — «сникерс» и полпакета чипсов, в другом — пачка денег и отцовское письмо. На Клэр кроссовки, джинсы и измазанная кровью рубашка с длинными рукавами. Больше у нее с прошлой ночи ничего не осталось, даже ясного воспоминания — все промелькнуло как в тумане.

Она помнит трансформацию, всплеск адреналина, гнев, вздыбившийся внутри ее огромным черным псом. Помнит, как вылетела через окно прямо в ночь и, спотыкаясь, побежала в лес. Помнит Высокого Человека.

Вдалеке лаяли собаки. Сквозь метель мелькали огоньки фар. Клэр надеялась, что ветер развеет ее запах, а снег засыплет следы. Она сначала побежала к Стейси. До их дома была всего миля. Охваченная паникой девушка хотела постучаться в окно, попросить о помощи. И чуть не попалась. Остановилась перевести дыхание, уцепилась за дерево и вдруг заметила черные машины. В доме ярко горел свет, а в комнатах двигались темные тени. Значит, пришли и за семьей Стейси. Клэр видела, как подругу с мамой вывели на улицу и усадили в черный автомобиль, как по ступенькам стащили бесчувственное тело отца и закинули его в грузовик, как вспыхнуло нестерпимо яркое пламя и снег начал исходить паром.

И тогда она побежала, прямо сквозь ночь, сквозь буран. Ни о чем не думала, лишь скрежетала зубами и старалась справиться с болью, пронзившей запястье и сердце. Клэр не собиралась запрыгивать ни в какой поезд. У нее вообще не было плана, одно лишь нестерпимое желание бежать, не останавливаясь. Но вдруг откуда-то послышался свист, похожий на вопль баньши.

Прямо через центр их городка проходили железнодорожные пути. И вот между деревьями мелькнул темный извивающийся состав. Клэр выскочила из леса и вскарабкалась по гравийной насыпи. Земля тряслась; даже воздух как будто дрожал. Поезд оказался очень длинным, локомотива не было видно, но, судя по доносящемуся издалека свистку, он вот-вот должен был въехать в город. Машинист сбросил скорость. Ветер дул Клэр в лицо. Из-под колес летело ледяное крошево. Громкий перестук заглушал все прочие звуки. Девушка кинулась вперед и вцепилась в стальную лесенку. Ее тут же потащило по снегу. Пришлось пустить в ход и раненую руку. Клэр обхватила лестницу локтем; собрав последние силы, подтянулась и взобралась на заднюю площадку грузового вагона. Там она свернулась калачиком, пытаясь сберечь хоть немного тепла, превратилась обратно в человека и наконец заплакала.