Дом ужасов

Глар, правитель».

— Боже мой, — сказала Дора. — Как они любят командовать. Я еще подумаю, посылать ли им что-нибудь. Во всяком случае, не ветчину, а то Кэлвин узнает, и мне здорово достанется от него.

Дора зарыла золотые слитки в клумбе с петуниями. Она была так поглощена своими мыслями, что не сразу обратила внимание на шум мотора промчавшейся мимо дома машины, и только услышав истошное кудахтанье, поняла, что случилось. В отчаянии она выбежала на шоссе и увидела четырех белых леггорнов, лежавших на дороге. Она обмерла от страха — теперь Кэлвин изобьет ее до потери сознания. Дора стала лихорадочно соображать, как бы сделать так, чтобы он ничего не заметил. И ее осенило — надо просто избавиться от тушек. Тогда он, может быть, подумает, что их съела лиса. Через некоторое время она опустила в яму бадью с четырьмя почищенными и разделанными курами. Прошел еще примерно час. Дора подергала шпагат, и снизу немедленно ответили. На сей раз у Доры даже закружилась голова от напряжения — такой тяжелой была бадья. И не мудрено: в ней оказалось несколько дюжин золотых слитков и короткая записка.

«Благодаря кодовой книге нам удалось установить, что плоть, которую вы нам послали, принадлежит существам, на вашем языке именуемым курами. Это превосходная пища! В знак одобрения посылаем вам дополнительную плату. Однако, как нам удалось установить, есть большие существа, подобные курам, именуемые индейками. Немедленно пришлите нам индейку! Я повторяю — немедленно пришлите нам индейку.»

«Боже мой, — подумала Дора. — Они, кажется, съели этих кур сырыми. Какие странные люди! Сколько можно командовать? Да и где я им возьму индейку?»

Кэлвин вернулся, как она и предполагала, на следующий день утром. Глаза его были налиты кровью, лицо покрыто багровыми пятнами, а кожа на шее обвисла еще больше. Глядя на эти складки, она снова подумала: «Боже мой, на кого же он похож?»

Когда Кэлвин вышел из машины, Дора сжалась от страха. Но он был слишком озабочен и не обращал на нее никакого внимания. Угрюмо осмотрев яму, он вернулся к машине, подогнал ее к самому краю и выгрузил из нее лебедку и барабан со стальным тросом.

— Дай мне что-нибудь поесть, — приказал он Доре. Она поспешила в дом и стала жарить яичницу с ветчиной. Кэлвин в это время возился возле ямы. Приготовив еду, Дора вышла во двор и окликнула его:

— Завтрак готов, Келвин.

— Заткнись, — ответил он, не оглянувшись. Он уже укрепил и подключил лебедку и теперь вытаскивал из машины коробки с фонарями.

— Тут их целая сотня, — бормотал он себе под нос. — Пятьдесят пять центов за штуку. Пустяки… На один слиток золота можно купить тысячи…

Он включил лебедку, и коробки с фонарями поползли вниз. Дора в страхе попятилась от ямы, она подумала, что сейчас произойдет что-то ужасное: ведь тем людям внизу совсем не нужны фонари.

Довольно скоро трос ослаб, и Кэлвин выключил лебедку.

— Я думаю, за час они успеют нагрузить золото, — сказал он и пошел на кухню завтракать. Дора была в состоянии шока. Она думала о том, что произойдет через час: Кэлвин вытащит из ямы свои никому не нужные фонари впридачу с оскорбительной запиской на английском языке. Возможно, в записке будет что-нибудь и о том золоте, которое она спрятала от него, и тогда он, скорее всего, убьет ее.

Время тянулось мучительно долго. Наконец, Кэлвин взглянул на часы и вышел из дома. Какая-то сила заставила Дору следовать за ним. Кэлвин включил лебедку, и на его лице застыла довольная ухмылка. Однако на смену ей пришло выражение полного недоумения, когда ящик оказался наверху. Кэлвин подпрыгивал возле ящика, издавая монотонные нечленораздельные звуки. Затем вывалил все содержимое на землю, и Дора увидела груду разбитых фонарей. Он стал с яростью расшвыривать их во все стороны. Один, с прикрепленной запиской, упал к ногам Доры.

Кэлвин подбежал к яме и закричал:

— Вы, там, внизу! Вы — жалкие свиньи, вы еще пожалеете, я до вас доберусь, я… я…

Он бросился к дому, а Дора поспешно подобрала записку.

«Вы еще глупее, чем мы думали, — прочитала она. Мы уже писали вам, что ваши дурацкие смертоносные лучи не нужны нам. Мы хотим индейку! Немедленно пришлите нам индейку!

Глар, правитель».

Она едва успела скомкать записку, когда из дома выскочил Кэлвин с двустволкой наперевес. Ей вдруг показалось, что он все знает и собирается убить ее.

— Пожалуйста, Кэлвин… — сказала она.

— Заткнись, — прервал ее Кэлвин. — Ты видела, как я включал лебедку:

— Да, наверное, но что…

— Слушай ты, глупая корова, я спущусь вниз и разделаюсь с этими грязными иностранцами. Ты будешь включать и выключать лебедку, а если что-то сделаешь не так, я разделаюсь и с тобой.

Он схватил Дору за плечо, тряхнул ее с такой силой, что она еле устояла на ногах, и зло прошипел:

— Я с тобой обязательно разделаюсь. — Обмирая от страха, Дора молча кивнула.

Он забрался в ящик и сказал ей:

— За час я расправлюсь с этими грязными крысами, и ты поднимешь меня наверх. Нажимай.

Весь этот час она молила Бога, чтобы Кэлвин не нашел этих людей внизу и не стал убийцей. Ровно через час она включила лебедку. Мотор работал с большим напряжением, и трос натянулся так, что, казалось, вот-вот оборвется. У Доры перехватило дыхание, когда наверху показался ящик. Подбежав ближе, она заглянула внутрь, но Кэлвина там не было. В ящике горой лежали лишь золотые слитки, а на них — знакомый лист пергаментной бумаги.

— Боже мой, — прошептала она, почти с ужасом глядя на лежащие перед ней несметные богатства.

Она осторожно, двумя пальцами взяла записку и, замирая от волнения, прочитала.

«Вкус живой индейки, которую вы нам прислали, не поддается никакому сравнению. Правда, наше представление, об индейке, почерпнутое из кодовой книги, было совсем иное. Но это не имеет никакого значения. Она была восхитительна! Мы высылаем вам дополнительную плату и умоляем немедленно прислать нам еще индейку.

Глар, правитель».

Дора перечитала записку несколько раз, чтобы убедиться в том, что все правильно поняла.

— Вот это здорово! Конечно же, он был похож на индейку, воскликнула она и засмеялась.

Мартин Уоддел

ГРЯЗНЫЕ НОГИ

Прямо перед собой в вытянутой руке Ричард держал мужскую ногу большим и указательным пальцами он сжимал кончик серого носка, и нога медленно поворачивалась вокруг своей оси.

Конечно, это была не вся нога, а одна лишь ступня, к тому же основательно подпорченная гниением, так что сочившаяся из нее жидкость успела промочить и испачкать сидевший на ней обычный серый носок. Держал ее Ричард подчеркнуто осторожно, даже бережно, опасаясь, что ткань носка может порваться, а потом аккуратно положил на стол перед собой и внимательно оглядел со всех сторон.

Понюхал, поскреб ногтем большого пальца, понюхал сам палец, а затем тщательно вытер его носовым платком.

С виду это действительно напоминало серый носок, надетый на… на… — вам когда-нибудь приходилось прочищать засорившуюся трубу под раковиной?.. Вот так все это примерно и выглядело — мягкое, вязкое, хотя отчасти и сохранившее форму, особенно в тех местах, где шерсть ткани срослось с кожей, или это ткань приросла к коже? Да, очень было похоже на носок, набитый сырой грязью вперемешку с костями, однако Ричард почти не сомневался в том, что это действительно нога.

Вот чья только? В общем-то резонный вопрос, хотя ответа на него у Ричарда не было. Если не считать лаконичной фабричной надписи «53/9/В», она не несла на себе никаких отличительных примет, которые позволили бы выделить эту ногу из массы других.

Может, это какая-то особая нога, например, нога джентльмена? Дорожного мастера или, скажем, хористки? Впрочем, для женской она была чуть великовата. Да, именно была великовата, поскольку сейчас производимое ее впечатление отличалось неопределенностью — просто носок был большой и когда-то, видимо, плотно облегал ее. Хотя так ли уж необходимо вдаваться во все эти малоприятные детали? Одним словом, сплошная тайна, загадка. И вот сейчас Ричард сидел за обеденным столом перед лежавшей в тарелке с супом человеческой ступней, изредка задумчиво поковыривая ее вилкой, словно пробуя на мягкость. Покончив с ужином, он налил себе чашку чая и прочитал главу из Пруста… У него был заведен особый порядок, предусматривавший ежедневное прочтение одной главы из Пруста. Затем он вымыл посуду и снова вернулся к ноге. Та чуть свесилась через край тарелки и капавшая с кончика носка жидкость уже оставила на скатерти довольно неприятного цвета пятно. Впрочем, теперь об этом было уже поздно говорить. Да и потом, разве поместится мягкая, чавкающая нога в обычной суповой тарелке? Сами попробуйте и увидите. Он перенес тарелку поближе к телефонному столику, поставил ее на сиденье нового голубого дивана и позвонил своей подружке Эмме.