Жертвы

— Итак, мистер Миллер, теперь можете открывать глаза. Не спеша, — сказал Кук.

Веки вздрогнули, появились неприятные ощущения, но Миллер продолжал понемногу приоткрывать их.

Поток света ударил в глаза, несмотря на относительный полумрак в палате, но он не обращал внимания на это неудобство, силясь как можно шире открыть глаза.

Перед ним поплыли размытые пятна, и он сильно моргнул, стараясь сфокусировать зрение. Это не помогло — он видел лишь какие-то неопределенные силуэты.

— Видите что-нибудь? — спросил Кук, склоняясь над пациентом.

Миллер перевел взгляд на хирурга, прищурившись в надежде, что появится четкость, но туман не рассеивался. Он видел доктора, как сквозь матовое стекло.

— Все расплывается, — вздохнул он. — Вижу очертания предмета, но не могу сказать, что это. Не различаю.

— Закройте правый глаз, — сказал Кук.

Миллер сделал, как было велено, глядя теперь одним новым глазом.

То есть чьим-то чужим. Эта мысль заставила его невольно содрогнуться.

— Теперь левый.

— Большой разницы нет, — сказал Миллер. — Детали размыты. Вижу ваше лицо, но выражение различить не могу.

Он вытянул свои руки и посмотрел на них.

— Что вы видите? — спросил Саймон Томпсон.

— Вижу руки, но пальцы слились в один.

Миллер растопырил пальцы, но картина не прояснилась. Он снова моргнул — все было бесполезно.

В палате наступило тягостное молчание, врачи и медсестры застыли в ожидании.

— Должно пройти какое-то время, пока глаза привыкнут, особенно пересаженный. Вам придется потерпеть, — сказал Кук.

— Как долго? — встревожился Миллер.

— Сейчас надо дать отдых вашим глазам, — тоном, не терпящим возражений, заявил Томпсон.

— Пожалуй, не помешает перевязать их еще на день-два, — сказал Кук, жестом приглашая медсестру подойти.

— А потом? — не унимался Миллер.

— Мы сделали все, что было в наших силах. Теперь нужно ждать.

Миллер покорно кивнул, следя за неясными очертаниями подходившей к нему медсестры. Почувствовав прикосновение первого тампона, закрыл глаза.

— Болит где-нибудь? — спросил Кук.

— Нигде, — ответил Миллер, когда медсестра стала проворно перебинтовывать его глаза.

Снова наступило неловкое молчание.

— Я знаю, это трудно, мистер Миллер, — проговорил хирург, — но единственное, что вы сейчас можете сделать, это — ждать.

— Уже одно то, что к вам вернулось хоть какое-то подобие зрения — хороший признак, — ободрил его Томпсон.

Медсестра, закончив перевязку, отошла от постели больного.

— Теперь мы вас покинем, — сказал Кук. — Я осмотрю вас позже.

Миллер безвольно вытянулся на постели, заслышав удалявшиеся шаги. Палата опустела. Снова один. И снова в кромешной тьме. Он прикоснулся рукой к повязке, стараясь нащупать под ней глаза. Силы оставили его, рука упала.

«Единственное, что вы можете сделать, это — ждать». Слова Кука отдавались эхом в его голове.

Под ватными тампонами он моргнул, но ничего не почувствовал. Повернулся на бок, стараясь отгородиться от тиканья часов.

Каждая минута превращалась в вечность.

Он ждал.

Миллер не знал, на каком этаже находится его палата, но полагал, что, должно быть, достаточно высоко, поскольку ему не был слышен ни шум улицы, ни урчание моторов на стоянке. Из коридора доносились звуки снующих взад-вперед шагов, то неспешных, то стремительных. И все, если не считать неумолчного стука часов, который уже действовал ему на нервы. Казалось, их мерное тик-так все громче звенело у него в ушах. С каждым кругом секундной стрелки часы стучали все назойливее.

Тик-так, тик-так.

Как заноза в мозгу, раз за разом загоняемая еще глубже.

Тик-так.

Он повернулся на спину.

Тик-так.

Что-то теплое и мокрое медленно скатилось по его щеке, от неожиданности он чуть не вскочил.

Вытер слезу тыльной стороной ладони.

Внезапно его охватило чувство смутной надежды. Возможно, его глаза ожили? Может быть, слеза — свидетельство тому?

Он почувствовал, как еще одна влажная капля просочилась из-под повязки.

Затем еще одна.

Он моргнул, и уже струи потекли из-под бинтов. Миллер скорчился, почувствовав легкую боль в левом глазу.

Он стал пальцами вытирать влагу со щек, но она все текла, заливая нос и подбородок.

Миллер застыл.

Жидкость уже потоком струилась по его лицу, и, размазывая ее по щекам, он вдруг уловил запах, похожий на запах меди.

Это была кровь.

Его глаза кровоточили.

Эта мысль оглушила его, как раскат грома, он приподнялся, стараясь трясущимися руками остановить кровь, льющуюся из раненых глазниц. Прикоснувшись к повязке, почувствовал, что она вся мокрая.

— О Боже! — в ужасе воскликнул Миллер и попытался сесть на постели. Когда его ноги коснулись холодного пола, он чуть не упал. Страх сковал его, он стонал и судорожно глотал воздух.

Нужно было срочно позвать на помощь. Остановить кровотечение.

Миллер ощущал, что кровь течет уже по шее, а ее запах щекочет ноздри. Он стал разрывать и сдергивать бинты, не понимая, что делает, не зная, где искать кнопку вызова, как дойти до двери. Хотел крикнуть, но горло сильно сдавило. Сделав над собой усилие, попытался еще раз, но кровь уже заливала рот.

Он закашлялся, захлебываясь горьковатой жидкостью, хлещущей из глаз.

Миллер споткнулся, ударившись о стену. Выставил вперед трясущуюся руку и неуверенно похлопал по стене, оставляя на белой краске кровавые следы.

— О Господи! — вскрикнул он, наткнувшись на стул. Боль от ушиба пронзила ногу, и, не удержав равновесия, он тяжело рухнул на пол. Ударившись плечом, Миллер беспомощно лежал на холодном полу, а кровь все лилась и лилась из глаз.

Наконец, кое-как поднявшись, он медленно двинулся вперед, шаря перед собой руками. И снова налетел на стену. Вместо лица на нем была кровавая маска. Трясущимися руками он опять рвал на себе повязки, в стремлении поскорее освободить от них глаза, как будто это могло остановить бьющие ключом кровавые слезы. Клочки марли, пропитанные красной жидкостью, были похожи на набрякшую губку. Но Миллер ничего этого не видел. Он только ощущал запах животворной жидкости, льющейся из зияющих ран на том месте, где когда-то были его глаза, и вдруг сквозь кровавую пелену стали проступать отчетливые контуры.

Он видит!

Господь Всевышний, он прозрел!

Несмотря на боль и кровь, Миллер едва заметно улыбнулся. Как человек, теряющий рассудок: на стене палаты он с пугающей ясностью различил зеркало. Напрягая все свои силы, устремился к нему.

От крови намокла пижама. Кровь струилась по ногам. В своем слепом страхе он обмочился, и едкий запах мочи смешался с запахом крови. Но Миллера это, казалось, не заботило: все, чего ему теперь хотелось, это приблизиться к зеркалу. Взглянуть на свое обезображенное лицо, возможно, в последний раз.

Он вгляделся в свое отражение.

Из гноящихся язв глазниц на него глядели два вспухших кровяных сгустка, две пульсирующие кровавые мозоли, готовые вот-вот прорваться. Веки, как слюнявые рваные губы, широко раздвинулись, открывая два огромных прыща, из которых на его лицо извергалась темно-красная липкая слизь.

Кровавое видение в зеркале повергло Миллера в такой ужас, что он издал истошный вопль.

Глава 10

От его крика кошмар рассеялся.

Миллер приподнялся на подушках, сердце бешено колотилось, тело покрылось испариной.

На лице тоже проступили капельки влаги. Он провел рукой по лбу и облегченно вздохнул: это был всего лишь пот.

Напряжение спало, Миллер застонал и откинулся назад.

В ту же секунду дверь распахнулась, и кто-то подошел к кровати.

— Мистер Миллер, — встревоженно позвала его сестра Бреннан.

— Ночной кошмар, — объяснил он, стараясь справиться с учащенным дыханием. — Мне приснился сон. Извините.

Он попытался сглотнуть, но почувствовал, будто горло ему сдавили железные клещи.