Холодные деньки (ЛП)

Я потерял нить речи Старейшины Бебеки, потому что у меня отвисла челюсть.

Второй собеседник заметил мою реакцию и низко раскатисто хохотнул. Это был не ироничный смешок. Больше это было похоже на грохочущий, утробный смешок неподдельного веселья, а его живот затрясся словно… осмелюсь ли я это сказать?

Словно котёл, полный желе.

— А это, — продолжил Старейшина Бебека, — новый Рыцарь Мэб.

— Э… — выдавил я. — Извините. Я… хм. Привет, — я протянул руку. — Гарри Дрезден.

Он ухватил мою руку своей, не переставая хохотать. Его пальцы могли легко переломать мне кости.

— Я знаю, кто ты, Гарри Дрезден, — прогрохотал он. — Зови меня Кринглом.

— Ух ты, правда? Ведь… ух ты.

— Боже мой, это прелестно, — засмеялась Сарисса. — Не знала, что ты такой фанат, Дрезден.

— Да, просто… Не ожидал такой встречи.

Из Крингла вырвался ещё один раскатистый смешок, полностью заполнивший пространство вокруг него.

— Уверен, ты знаешь, что я решил поселиться среди фэйре. Не думаешь же ты, что я стал бы вассалом Лета, паренёк?

— Честно? — спросил я. — На самом деле я никогда об этом не думал.

— Некоторые задумываются, — сказал он. — Как тебе нравится твоя новая работа?

— Она мне не нравится, — ответил я.

— Тогда зачем ты на неё согласился?

— В свое время это казалось единственно правильным решением.

Крингл улыбнулся мне:

— Ммм. Я был не слишком знаком с твоим предшественником.

— Та же история, — сказал я. — Так зачем вы здесь?

— Обычай, — ответил Крингл. — Прихожу повидаться с теми, кого редко вижу, — он кивнул на Эрлкинга и Старейшину Бебеку. — Перебрасываемся фразами.

— И охотимся, — добавил Эрлкинг и улыбнулся, обнажив острые зубы.

— И охотимся, — согласился Крингл и взглянул на Старейшину Бебеку: — Присоединишься к нам в этом году?

Бебека каким-то образом умудрился улыбнуться:

— Ты всегда спрашиваешь.

— А ты всегда отвечаешь: нет.

Старейшина Бебека пожал плечами и промолчал.

— Стоп, — воскликнул я. — Ты собираешься охотиться?

Я показал на Эрлкинга:

— С ним? Ты?

Крингл гоготнул и, клянусь Богом, упёрся руками в бока:

— А почему нет?

— Мужик, — ответил я, — Мужик. Ты же… чёртов Санта Клаус.

— Только не после Хэллоуина, — сказал он. — Всему свое время. Я провёл свою черту.

— Ха, — возмутился я, — я типа не шучу.

Он хмыкнул, и улыбка исчезла с его лица.

— Паренёк, позволь мне поведать тебе кое-что прямо здесь и сейчас. У каждого есть прошлое. Все откуда-то пришли. Каждый поступок приближает нас к назначению. И в течение всей жизни, особенно такой долгой, как моя, путь может забегать далеко вперёд и делать странные повороты — о чём, я думаю, ты можешь кое-что знать.

Я нахмурился:

— В смысле?

Он указал на себя:

— Всё это стало знакомой тебе сказкой совсем недавно. До сих пор живы чародеи, которые ничего не знали о таком человеке, когда в детстве ожидали зимних праздников.

Я задумчиво кивнул:

— Ты становишься другим.

Он подмигнул мне.

— Так кем же ты был прежде?

Крингл улыбнулся, по-видимому, не собираясь ничего рассказывать.

Я повернулся к Сариссе, спрашивая:

— Кажется, ты знаешь их. Что…?

Сариссы не было на месте.

Я осмотрелся вокруг, но нигде её не увидел, потом вновь вглянул на Крингла и Эрлкинга. Оба смотрели на меня спокойно, без какого-либо выражения на лицах. Я бросил взгляд на Старейшину Бебеку, безвольно висящее правое ухо которого дёрнулось в сторону.

Я посмотрел налево, следуя движению, и обнаружил, что Сариссу тащили по танцполу, на котором была изображена копия моего оригинального постера «Звёздных Войн». Постер был размером с рекламный плакат, которые вешают на стены высоток, а сам танцпол был с парковочную площадку. Большую часть танцпола занимали сидхе, танцующие с фантастической грацией и переливающиеся различными цветами, изредка блистая сверкающими, словно драгоценные камни, глазами, когда поворачивались и покачивались.

Юный сидхе вёл её за запястье, и, судя по положению плеч, ей было больно, хотя по выражению её лица трудно было что-то сказать. Сидхе был одет в чёрный кожаный пиджак и бейсбольную кепку Цинциннати, лица его я не видел.

— Новое испытание, по всей вероятности, — прошептал Эрлкинг.

— Да, — согласился я. — Джентльмены, прошу прощения.

— Ты же знаешь законы двора Мэб? — спросил Крингл. — И знаешь цену за их нарушение?

— Да.

— И что ты собираешься делать, паренёк?

— Кажется мне, что в этом случае налицо полное отсутствие взаимопонимания, — ответил я. — Думаю, мне стоит сходить наладить диалог.

Глава 6

Пробираться по танцполу, полному сидхе — всё равно что погружаться в кислоту.

Частично потому, что они чертовски привлекательны. Девы сидхе, все, как на подбор, с точки зрения чисто физической привлекательности, были в одной лиге с Мэйв. И некоторые из них были одеты столь же скудно, как и она, в одеяния, которые, должно быть, являются последним стоном наипровокативнейшей моды на сценах чикагских клубов. Да, кстати, парни были так же привлекательны, как и девы, но я не обращал на них такого внимания, и они совершенно не отвлекали меня.

Частично из-за их грациозности. Сидхе — не люди, хотя и выглядят так, будто состоят с нами в близком родстве. Когда вы видите олимпийского гимнаста, фигуриста или профессионального танцора в обычной обстановке, то не можете не поразиться их отточенному, естественному изяществу, они двигаются, будто их тела легче воздуха. Самые неуклюжие из сидхе действуют примерно на том же уровне, а исключительные оставляют смертных глотать пыль далеко позади себя. Это тяжело описать, потому что мозгу сложно осознать — не существует системы оценки для видимого: движения, равновесия, энергичности, лёгкости движения. Это выглядит так, будто открыли совершенно новое ощущение, с огромным количеством вводных данных: я могу увидеть нечто, заставляющее сознание истерично требовать остановиться и рассмотреть, как следует, чтобы можно было систематизировать и тщательно проанализировать увиденное.

Ну и весомая доля приходится на магию. Сидхе применяют волшебство так же естественно, как мы дышим, инстинктивно и не размышляя об этом. Я боролся с ними и раньше, и их сила проявлялась в большей степени посредством простых жестов, будто магия была частью моторных рефлексов. Для них движение было волшебством, и особенно это проявлялось во время танца.

Их сила не целенаправленно следовала за мной — скорее, было похоже, будто я погрузился в неё, как если бы бассейн с водой оказался там же, где и танцпол. Она сразу же окружила моё сознание, и всё, что я мог сделать, это стиснуть зубы и крепиться. Ленты разноцветного света трепетали в воздухе вокруг танцующих сидхе. Ногами они ударяли пол, руки ударялись о тела, свои и окружающих, добавляя новые слои колеблющегося, рваного ритма музыке. Сливаясь с ритмом и мелодией, вздохи и крики, первобытные и жестокие, отражались эхом, перекликаясь друг с другом на четыре четверти, как будто всё было чётко отрепетировано. Но это было не так, просто таковой и была их сущность.

Звук и ритм давили со всех сторон, били по ушам, дезориентировали. Свет танцевал и переливался всеми цветами радуги, складываясь в тонкие, чарующие узоры. Тела танцующих изгибались и поворачивались с нечеловеческим изяществом, их удивительная грация была выше моего понимания. Часть меня хотела просто стоять и впитывать происходящее, с глупым видом глазея вокруг, как какой-нибудь уродливый, неуклюжий бегемот среди прекрасных сидхе. Многие смертные впадали от зрелища таких танцев в экстаз, умилялись до слёз — короче говоря, это не кончалось ничем хорошим для них.

Я поднял все рубежи психической обороны, какие мог, используя источник холодной, чистой мощи, что был во мне с той ночи, как я убил своего предшественника бронзовым кинжалом Медеи. Тогда я даже не понял, что произошло со мной, поскольку голова была занята другими проблемами, но теперь осознал, что именно этот источник восстановил моё разбитое тело, дал мне силу, скорость и выносливость, максимальные для человеческих возможностей, а может быть, выходящие далеко за пределы. Я почувствовал это только теперь, когда потянулся к нему, но, очевидно, моей инстинктивной потребности выжить было достаточно, чтобы задействовать его, когда я отправился спасать дочь от уже бывшей Красной Коллегии вампиров.