Кукла (сборник)

– Миссис Дэтчетт? Можно поговорить с мисс Уильямс? Да. Благодарю… Алло? Мисс Уильямс? Меня зовут Джеймс Холлоуэй. Я священник в церкви Святого Суизина на Аппер-Чешем-стрит. Большой друг лорда Крэнли. Мы только что расстались… Да. Окажите любезность, придите сегодня вечером в шесть. Буду рад с вами побеседовать. Хочу помочь. Да, он все рассказал. Нет, вам нечего бояться. Значит, договорились? Аппер-Чешем-стрит, дом двадцать два. Благодарю. До встречи.

Джеймс Холлоуэй положил трубку на рычаг и, вернувшись за письменный стол, пробежал глазами «Таймс».

Ага, Джордж Уиннерсли наконец отдал Богу душу. Нужно написать Лоле. Правда, сейчас она несколько поблекла, но все же не совсем утратила былое очарование. Забавно, как она вдруг ударилась в религию. Должно быть, нечто вроде разрядки. Одно время Лола зачастила в церковь Святого Суизина, и преподобный Джеймс вспомнил некий случай… Как бы там ни было, дело прошлое.

Он принялся перебирать в уме традиционные фразы утешения: «огромное горе», «невосполнимая утрата» и «уповаем на Господа».

Зевнув, святой отец взялся за перо. «Возлюбленная дочь во Христе», – начал он свое послание.

– Холлоуэй, вы всегда приносите удачу, и должен сказать, после нашей беседы чувствую себя гораздо уверенней. Желаете сигару?

– Сожалею, но я ограничен во времени, – вежливо отказался викарий. – Вы же знаете, я человек занятой и вскоре должен посетить одну больницу в трущобах. Рад, что оказался вам полезен, полковник. Прекрасно понимаю, какие тяготы вам приходится претерпевать.

В его голосе звучало искреннее сочувствие.

Обед в «Карлтоне» прошел успешно. Викария пригласил полковник Эдвард Трейси, выдвинутый на дополнительных выборах кандидатом от партии консерваторов в Уэст-Стофорде, а поскольку день выборов был назначен на будущий понедельник, полковник сильно волновался и нервничал.

Уэст-Стофорд – важный избирательный округ, а полковник – человек влиятельный и в случае победы будет обязан своему самому рьяному агитатору Холлоуэю значительным количеством голосов.

В успехе полковника викарий не сомневался и был весьма доволен собой.

– Нет ни малейшего повода для опасений, – заверил он с дружеской теплотой. – Большинство избирателей в Уэст-Стофорде – люди умные и умеют распознать лидера, который им требуется. И не важно, консерватор он, либерал или социалист. На их счастье, вы – консерватор. Любезный полковник, я слышал ваше выступление и знаю, о чем говорю. Вот попадете в парламент, расшевелите тамошних бездельников – и наступят кипучие времена, а? А уж когда станете членом кабинета министров, то ли еще будет! – Отец Джеймс понизил голос и многозначительно подмигнул собеседнику.

Лицо полковника вспыхнуло от удовольствия.

Этот священник на удивление славный малый, и когда он займет место в парламенте, то непременно выразит свою благодарность подобающим образом. Полковник попросил счет, и официант принес на подносе белый листок бумаги. Викарий деликатно отвернулся и галантно раскланялся с артисткой варьете, которая выходила из ресторана. «Вы прелестны, как всегда», – говорил его взгляд. Затем преподобный Джеймс встал из-за стола.

– Должен вас покинуть, любезный полковник. Потерял счет времени и не думал, что уже так поздно. Чудесный обед, и в понедельник вечером я первый поздравлю вас с победой. Нет-нет, не провожайте.

Он не спеша прошествовал по залу, горделиво запрокинув голову.

Многие посетители провожали священника взглядом. Викарий знал, какой фурор производит его персона. Например, на открытии Королевской академии святого отца приняли за знаменитого актера.

Вручив гардеробщику полкроны, он вышел на улицу, где его ждал автомобиль «вулзли».

– Езжайте в Ист-Энд, в местный дом призрения для увечных. И поторопитесь, – обратился он к шоферу.

Машина шла на полной скорости по Сити, а викарий отдыхал, откинувшись на спинку сиденья. Еженедельные посещения и беседы с инвалидами требовали большого напряжения ума. Часто люди находились в мрачном расположении духа и ничего не желали слушать, но викарий льстил себя надеждой, что всякий раз производит надлежащее впечатление на несчастных. Джеймс вспомнил, как в прошлом году в Пентонвилле один мальчик проникся к нему симпатией, и это выглядело весьма забавно, и не только он… Машина затормозила возле дома призрения, оборвав ход мыслей викария.

Святого отца встретила улыбающаяся сиделка.

– А мы уж боялись, вы не приедете, мистер Холлоуэй.

– С трудом вырвался, сестра. Пришлось, к всеобщему недовольству, прервать важную политическую встречу.

Нет нужды объяснять, что он был единственным гостем на обеде. Эти сиделки все принимают за чистую монету.

– Мистер Холлоуэй, мы собрали двадцать пять человек в большой палате, и я искренне рада, что вы можете уделить больным часок. Они совсем упали духом, а вы, уверена, приободрите несчастных.

Викарий зашел в палату, и в душу закрались сомнения. Примерно четверть увечных лежали пластом на кроватях, а остальные сидели в инвалидных креслах в окружении подушек.

Вперед выступил суетливый низенький врач.

– Как мило с вашей стороны, любезный викарий. Больные с нетерпением ждали вашего визита. Даже не представляете, – добавил он шепотом, – каким благом являются ваши беседы. Они вселяют в несчастных желание жить и облегчают нашу задачу. Нет слов, чтобы выразить благодарность. Ведь здесь много очень трудных пациентов, верно, сестра?

Он повернулся к сиделке, и та согласно кивнула. Викарий взял ее за руку.

– Знаю-знаю, какие тяготы вам приходится претерпевать, – шепнул он.

Врач и сиделка вышли, оставив преподобного отца наедине с инвалидами. Джеймс Холлоуэй сразу же вошел в роль утешителя, наделенного хорошим чувством юмора, и благодаря бодрому звучному голосу и личному обаянию вскоре завоевал внимание небольшой группы людей, обреченных до конца дней глазеть в потолок, лежа на спине.

– Пусть вас не смущает мой священный сан, возлюбленные чада, – обратился он к страждущим, сопровождая слова вошедшим в привычку заразительным смехом. – И мне довелось немало пережить в свое время и пообщаться с самыми разными людьми. Да благословит вас Господь, я испытываю те же чувства, что и вы, и понимаю все, что вы не решаетесь доверить врачу и сиделке.

Не представляете, какая для меня радость беседовать с вами сегодня. Напоминает старое доброе время во Франции. (Ах, Париж, Париж!) – Вскоре больные уже вовсю смеялись над рассказами святого отца, собранными со всех концов света.

Преподобный Джеймс всегда считал, что хороший здоровый юмор помогает вызвать интерес к обсуждаемой теме, и с чувством удовлетворения обнаружил, что даже анекдоты пятилетней давности здесь в новинку. Постепенно он перешел к делам сегодняшним и принялся обсуждать скачки, бокс, игру в крикет и даже вопросы политики с самыми серьезными из слушателей.

С политических дискуссий он легко переключился на беспомощность церкви в решении государственных вопросов, а затем подступил вплотную к проблемам религии, о которых, собственно, и намеревался изначально поговорить.

Слушатели этого ждали, ведь к ним в гости пришел проповедник. Выяснив его точку зрения на дела житейские, инвалиды с радостью готовились в полном молчании внимать пастору оставшиеся полчаса.

В тот день викарий превзошел себя в красноречии. Жизнь праведников, как никогда, казалась удивительным стечением благоприятных обстоятельств, и в сравнении с ней грешники влачили унылое и жалкое существование.

– Сегодня в мире множество замечательных возможностей, – вещал проповедник сочным убедительным голосом. – И у каждого имеется шанс исправиться, очистить свой разум от скверны и платить добром за добро. Но, наслаждаясь открывшимися перед нами благами, мы забываем об их Творце.

Лица слушателей залила краска стыда. Они не совсем понимали, куда клонит викарий, а тот сразу же почувствовал, что зашел в дебри, и не замедлил выбраться на более безопасную тропу.