Расколотый Мир

Затем следовал, рассказ об истории войн Республики — славных и победоносных, как против армий Линии, так и против пиратов и слуг Стволов. Республика не признавала ни богов, ни хозяев.

На пятый вечер после отъезда из Монро, когда все были заняты починкой сломанных осей и порванных палаток, а Лив сидела в одиночестве на камне на краю лагеря и читала, Бонд, державшийся в стороне, когда она читала вслух его людям, подошел с важным видом и заглянул ей через плечо.

— Он мертв. — Бонд показал на изображение генерала Энвера, собиравшего войско во время какого-то сражения. — Погиб, — добавил Бонд, будто желая поразить Лив этой новостью. — И он, и вся его Республика. Они выигрывали сражения до тех пор, пока однажды не проиграли, вот и все. Мертвы, исчезли, забыты.

— Я об этом слышала.

— Книги хороши для ведения учета. Много вы из них не узнаете. Мир меняется быстрее, чем пишутся слова.

— Прошлое не меняется.

— Говорят, генерал Энвер дружил с холмовиками. Якобы у него был советник, заклинатель камней, с чьей помощью он и выигрывал сражения. Я слыхал, генерал даже взял одну из них в жены, но сам в это не верю. Об этом там ничего не сказано?

— Это всего лишь простенькая детская книжка, мистер Бонд.

— Гм. Да, для детей книжки в самый раз.

Лив раздраженно захлопнула книгу:

— Огромное спасибо за ваше мнение, мистер Бонд.

Бонд покраснел и смутился.

— Прошу прощения, мистер Бонд.

— Я вовсе не обижен, мэм.

— Это все жара и поздний час, мистер Бонд...

Она почувствовала странную привязанность к глупой маленькой книжке. Лив дорожила ей, как вещью из родного дома.

— Говорят... — Голос Бонда стал вдруг тихим и задумчивым. — То есть я слыхал разговоры о том, что Война будет длиться, пока не поглотит весь мир. Республика пыталась это предотвратить, но судите сами, что с ними стало. Всюду, где есть нефть, обоснуется Линия, а где плохие парни — Стволы. И так будет вечно.

— Ужасная мысль!

— Я слышал, холмовики знают, как прекратить все это. Они появились первыми и знают этот мир, понимают, чему в нем место, а чему нет, и, не сомневаюсь, могут одолеть и Линию, и Стволов, если только захотят. Вам так не кажется?

— Мне кажется, разумного в этой мысли немного, мистер Бонд.

— Один мой друг говорил, что если надежда на мир до сих пор есть, то эта надежда — в них, а не в нас.

— Если он прав — для нас это позор!

— Он умер. Кто-то застрелил его. Не важно кто. Я не знаю. Не знаю... Здесь есть над чем поразмыслить, правда? Я не глупец, доктор.

— Разумеется, мистер Бонд.

Бонд был похож на ее мужа, покойного профессора естественной истории доктора Бернарда Альверхайзена. Под жирком Бонда скрывались мускулы, а у Бердарда они были неразвитыми, Бонд был загорелым, Бернард — бледным; Бонд был силен и ловок, а Бернард — неуклюж, то есть сходство между ними было, в сущности, совсем незначительным. Так почему же Бонд напоминал ей Бернарда? Может, именно потому, что ее муж был совсем не похож на знакомых ей мужчин Кенигсвальда, и она, оказавшись одна в чужом краю, искала вокруг хоть малейшие следы чего-то привычного?

Высокомерием, грубоватостью и самоуверенностью Бонд тоже походил на Бернарда. Еще — склонностью поучать. В Баррен-хилле он казался неразговорчивым, но в дороге, на безмолвном просторе, выяснилось, что он большой охотник поговорить о чем угодно: о растениях, погоде, бизнесе, о том, как нужно ездить верхом или чинить фургон. Оказалось, он весьма интересуется тем производством, для которого предназначался груз костей, который они везли, и хорошо о нем осведомлен. А ее Бернард любил пофилософствовать.

Бахвальство скрывало романтическую жилку в глубине его души; была ли она у Бонда?

Она сказала Бонду правду. Бернард умер два года назад от сердечного приступа прямо за обеденным столом, когда подавали первое. В момент смерти он горячо возмущался положением дел на факультете.

Он был намного старше ее Они познакомились почти сразу после того, как она выписалась из института Туборрхена, где провела большую часть юности, лечась от травмы, вызванной гибелью матери, и сопутствующих неврозов, но это обсуждать с Бондом она уж точно не собиралась. Лив тогда была тщедушным комнатным созданием, не нашедшим своего места в мире, и нуждалась в опеке, а Бернард слыл крупным авторитетом в своей области. И находил ее милой.

Она любила его, хотя и отстранено, и до сих пор помнила все, что ее в нем раздражало.

Отходила положенное время в трауре, но после уже тосковала по нему нечасто.

Лив никогда не лгала себе по поводу своих чувств и гордилась этим, считая профессиональным достоинством.

Однажды вечером, когда они проезжали под кронами кедров, Бонд озвучил эти чувства. Он смотрел на дорогу перед собой, а потом заговорил, умудряясь казаться одновременно грубым и стеснительным.

— В этом вашем госпитале вы не найдете себе мужа, доктор.

— Я сейчас и не ищу нового мужа, мистер Бонд.

— Никто из нас не может ждать вечно.

Это слегка задело ее.

— Мир огромен, мистер Бонд. Иногда кажется, что у нас впереди вечность.

Он надолго замолчал.

— Да. Бывает.

Остаток вечера они проговорили об истории и политике.

— Вот и Конант! — объявил Бонд.

Они спустились по крутому склону холма, отбрасывая длинные тени из-за палившего за спиной солнца. На излучине реки раскинулся небольшой городок. Его белые стены сверкали как россыпь бриллиантов. Природа вокруг окрасилась в яркие, буйные цвета: деревья были медными, река — тускло-золотой, небо — ярко-фиолетовым.

— Так себе городишко, но здесь вы со своим большим другом сможете взять лошадь и найти кого-нибудь, кто знает дорогу до Глорианы.

— Думаю, я и сама знаю дорогу. — Она прикрыла глаза от солнца и посмотрела на юг.

— Что ж, хорошо.

Луга раскинулись на многие мили вокруг. Лив никогда ничего подобного не видела, но никаких сомнений быть не могло. Черные шпили, дым. Глориана — самая восточная станция Линии.

— Берегите себя, доктор. Есть вещи куда странней и ужаснее, чем холмовики.

8. СЕТЬ

На следующее утро началась отнюдь не маленькая тайная вылазка из Кингстона в глубь вражеской территории, как ожидал Лаури. Экспедиционные силы проводника Бэнкса насчитывали четыреста двадцать человек плюс соответствующее количество армейских грузовиков и штабных машин; семь винтолетов — как с вращающимися крыльями, так и легковооруженных разведывательных птицелетов; восемь броненосцев; два грузовика с оборудованием для беспроводного телеграфа (второй — на случай непредвиденной ситуации); один грузовик с пятью стационарными орудиями; один грузовик с минометами, ракетами, шумовыми устройствами, газом; три грузовика с топливом и провизиеи; еще шесть — с брезентом, цементом, проволокой и другими материалами для обустройства передового лагеря, не говоря уже об авангарде бульдозеров и экскаваторов, расчищавших не предназначенную для Линии узкую дорогу от оползней и камнепадов. Окутанная пылью и шумом, экспедиция вгрызалась в холмы как цепная пила. Шум успокаивал Лаури. Когда он смотрел не на линию горизонта, а вниз, ему представлялось, что он еще дома.

До отбытия он встретился с интендантом Бэнксом лишь однажды, когда экспедиция собралась на просторной бетонированной площадке сразу за линией укреплений Кингстона. Лаури приблизился к окну служебной машины Бэнкса и терпеливо дожидался, пока стекло не опустилось и его собственное отражение не сменилось физиономией Бэнкса. Бэнкс оказался примерно того же сложения, что и Лаури, с таким же невыразительнобледным лицом в очках. Разве что усталость и нервное напряжение — отличительная черта всех, кто занимает в иерархии Линии высокие посты, — у Лаури никогда не проявлялись так отчетливо.

На коленях Бэнкса громоздилась куча отчетов, которые он изучал, напялив очки для чтения. Солидная часть текста была вымарана.