Божий Суд

VI

То место, где я оказался, напоминало ложу оперного театра.

Чувствовался какой-то барьер передо мной, и все действие, которое я собирался смотреть, происходило чуть ниже меня и чуть сбоку. По крайней мере, подсудимого я видел скорее в профиль, чем анфас. А его фигура была единственным объектом, который я смог разглядеть в кромешной тьме, заполнявшей весь зал. Я даже не могу сказать, насколько этот зал был велик или мал и каково было его убранство. Я не видел также и членов суда и не могу сообщить сколько их было. Просто внизу подо мной в светящемся столбе света стоял здоровый крепкий малый лет тридцати пяти, одетый в странное рубище. И все, больше я ничего и никого не видел.

Парень стоял совершенно один и, чуть прищуриваясь, пытался разглядеть то место, откуда падал на него свет. Но это не получалось даже у меня, поскольку у этого луча было одно очаровательное свойство — поднимаясь вверх к источнику, он не становился ярче, как это бывает у луча прожектора, а наоборот рассеивался, и в конце концов сходил на нет. Свет исходил из темноты и пустоты.

— Подсудимый, что вы можете сказать по поводу ваших действий 2-го августа 1997года.

— А че было-то? — удивленно переспросил малый.

И ему напомнили. Я не знаю, как это было сделано, но видно было, что он сразу все вспомнил. Все до малейших деталей. И я тоже увидел все словно в убыстренном кино: и то, как он познакомился с молоденькой девчонкой, и то, чем закончилось для нее это знакомство.

— А че такого-то? Девочка осталась довольна, — самодовольно сказал подсудимый.

— Но ведь она плакала и говорила вам, что она не согласна, — не соглашался голос с небес.

Голос был внятный, но какой-то негромкий и неэмоциональный.

Я бы даже сказал — бездушный.

— Они всегда сначала говорят «нет», а потом им нравится, — отвечал мужчина.

— Сейчас мы это проверим, — пообещал голос.

И тут же и подсудимый, и я, и, наверное, все, кто еще мог присутствовать на этом суде, осознали, прониклись, чувствами девочки, которую насиловал этот молодец. Эта была весьма неприятная смесь страха, стыда и брезгливости. Какое уж там удовольствие, если он, как выяснилось позднее, еще и заразил ее постыдной болезнью. Одно время девочка даже подумывала о самоубийстве, но, слава Богу, удержалась.

Но душа у этого молодца была каменная. Он хладнокровно воспринял чувства девушки и даже не поморщился.

После этого ему приводились и другие похожие эпизоды его жизни, числом с дюжину. Похоже, этот молодой мужчина чувствовал себя по жизни этаким казановой и срывал цветы удовольствия повсюду, куда дотягивались его похотливые ручонки. Аргументы защиты с его стороны звучали достаточно однообразно: дескать все они сначала говорят «нет», а потом получают удовольствие, да и если не считать той девочки, оказавшейся девственницей, но почему-то согласившейся заглянуть к нему домой на "чашечку шампанского", то моральный облик большинства его знакомых не соответствовал ангельскому. А с некоторыми он позже еще встречался.

Действительно, среди фигурирующих в деле девиц попадались и весьма прожженные особы, но в вину ему ставились не многочисленные контакты с женщинами, хотя половая разнузданность — явный порок, весьма осуждаемый, а именно насилие и шантаж, которые он применял по отношению к ним, добиваясь утоления своей похоти.

Все предъявленные подсудимому эпизоды сопровождались ощущениями и чувствами, которые переживали эти девушки и женщины, а также их мыслями. И надо признать, что ни одна из них после совершенного акта не испытывала к своему насильнику никакой благодарности или симпатии. Наоборот, переживать состояние липкой грязи, неприязни, переходящей в тихую ненависть, стыда и страха было весьма неприятно. Если бы у меня было нормальное тело, меня бы явно сто раз передернуло.

Потом ему припомнили и другие его грехи: и частую немотивированную агрессию по отношению к окружающим, и грубость к собственным родителям, и многочисленные случаи неуважения прав других людей. И на все он находил какие-то отговорки.

Но голос Обвинения не обращал особого внимания на эти оправдания, а продолжал сухо и методично сообщать все новые и новые прегрешения обвиняемого. Уж не знаю, по каким критериям происходил их отбор, но не соблюдалась ни хронология, ни тяжесть проступков. После череды грехов, связанных с насилием над женщинами, вдруг всплывала история с избитым еще в далекой юности одноклассником — чахлым, начитанным очкариком, который своими остроумными суждениями показался интересным Светке Малышевой, девочке, которая в то время нравилась подсудимому. Избил он одноклассника- остроумца, придравшись к какой-то ерунде, основательно — до потери тем сознания и серьезных разборок с педагогами в школе. Потом проходили эпизоды взяткодательства, как мелкого, вроде откупных от гаишников на дорогах, так и того случая, когда он отмазывался от службы в армии. А затем шла история с украденной в далеком детстве удочкой, которая вообще-то и не нужна была герою — дома две своих было, но уж больно «плохо» лежала. И после такой далекой мелочи вдруг всплывало соучастие в убийстве.

— Седьмого января прошлого года вы участвовали в убийстве

Мальцева Леонида Ивановича, — сообщил равнодушно голос.

— Каком убийстве?! — взвизгнула душа подсудимого. — Я никогда никого не убивал.

— Вы по просьбе своего знакомого Штыкова Валерия перевезли потерпевшего в деревню и всю дорогу поили его отравленной водкой.

— Да даже экспертиза доказала, что он умер от удушения. Его

Штыков удавкой заделал, — взъерепенился мужик. — Его и посадили. А меня суд оправдал. Я этого алкаша-то и видел один раз. Ну попросили меня отвезти его в деревню, деньги заплатили, я и повез.

Суд-то меня оправдал, — повторил он свою защитную фразу.

— То, что земной суд не имел благодаря неполно произведенному следствию доказательств вашей вины, не является доказательством вашей невиновности, — терпеливо объявил равнодушный голос. — Это Божий суд и здесь судят за все содеянное, независимо от того, сокрытым от других людей или известным стало то преступление, которое вы совершили. Вы будете отвечать за все свои деяния и прегрешения.

Предъявляются мысли и разговоры подсудимого по данному делу.

И после этого зазвучали тайные диалоги, что вел мужчина со своими подельниками, желавшими ради жилплощади в хорошем доме извести одинокого пьяницу Леню Мальцева. И из этих, казалось бы, тайных бесед, а еще и из мыслей подсудимого было ясно, что он знал, какая незавидная судьба поджидает мужичка- пьяницу и знал, что в водке клофелин и, тем не менее, вез его на погибель, и водку эту окаянную предлагал. Вина его была безусловно доказана.

После этого устремленное ввысь лицо подсудимого исказилось гримасой, и он взвизгнул сначала что-то нечленораздельное, а потом заголосил разборчиво:

— Из-за какого-то поганого пьяницы. Да он дерьмо был последнее. А добро?! Я столько добра людям сделал! Нищим всегда подавал. Помогал слабым. Защищал их!..

— Высокий Суд, уже находясь здесь, эта душа совершила нарушение, — резюмировал равнодушный голос. — Оскорбление другой души руганью. Прошу приобщить это деяние к прочим.

И тут же, не меняя интонации голос обвинителя добавил:

— Предъявите добрые дела подсудимого.

— Как и это все? — возмутился мужчина все также глядя вверх.

— Все, — сообщил обвинитель, выступающий теперь и в роли адвоката. — Нищим вы подавали из средств, нажитых неправедными путями, делились не своим. А людям помогали чаще всего небескорыстно, а исключительно для поддержания имиджа и получения ответной выгоды, да и помогали все больше не тем, кому следовало, и не в тех делах, где следовало бы. Поэтому все, что вы видите — это и есть ваши добрые деяния, прошедшие через сито отбора. Все они здесь и все они положены на чашу добра.

Ну и, как видите, результат — фиолетовый сектор. Отсюда и приговор.