Даймон

но и разведчики. Оставалось принять сие за рабочую гипотезу.

Размышлять о местной топографии и кознях термитов я смог по причине некоторого улучшения моего состояние. Куджур, определённо сие почуяв, пошёл бодрее, время от времени пускаясь в бег. Эти попытки, однако, каждый пресекались нашим псом Чипри, неумолимо принуждавшим ослика убавить прыть. Чипси не лает, только скалится, но на месте Куджура я бы тоже послушался.

Мбомо горд своим приобретением, и буквально закармливает пса всякими вкусностями, включая жаренных мышей. Чипри не отказывается и жрёт все подряд.

У нас с Мбомо забота была иной. Мы вновь проверили и зарядили все наше оружие и теперь держим его под рукой. Слуга мистера Зубейра предупредил, что нападение на караван более чем возможно. Он не уточнил, но из некоторых намёков можно понять, что правящий в Талачеу рундо не из числа друзей Рахамы. Договориться с ним он только надеется.

А между тем, приближение Талачеу заставляет всерьёз задуматься. В прошлый наш разговор мистер Зубейр сообщил, что из этого селения (если удастся вступить туда без войны) он намерен отправить ещё один караван к побережью. Сказано было с явным намёком. Караван — мой шанс вернуться. Вероятно, последний.

Если Даймон прав… Сколько раз приходилось читать и слышать, будто духи никогда не говорят правды, что их призвание обманывать живых, вводить в соблазн, наводить страх!

Если Даймон прав, моё последнее письмо будет написано именно в Талачеу (август 1851-го!). Оно и в самом деле будет коротким: я уведомлю друзей в Порт-Элизабет, что жив, относительно (!) здоров и намерен двигаться дальше на север.

Скажи, что мне делать, Даймон? Мои отрывочные записи надо ещё обрабатывать и обрабатывать, причём в спокойных, цивилизованных условиях. Сами по себе они — не доказательство существования «блюдца», только подготовительные материалы. Переслать их в Лондон Родерику Мурчисону? Пусть автором открытия станет он (как и случилось в «измерении» Даймона), но в его книге будут обязательно упомянуты мои материалы. Имя Ричарда Макферсона останется, не канет в африканскую Лету.

Вернуться самому? Мбомо, я уверен, доставит меня живым в Порт-Элизабет или в Дурбан. На книгу уйдёт полгода, её можно писать и на корабле. Через год Родерик Мурчисон предоставит мне слово на заседании Королевского Географического общества. Южноафриканское «блюдце» откроют на пять лет раньше (sic!), и доктор Дэвид Ливингстон будет всю жизнь обижаться не на Мурчисона, а на меня. А я проживу ещё несколько лет.

Миомбо-Керит мне никогда не увидеть. Возможно, не увидят и другие. Войны между местными племенами с каждым годом становятся все более ожесточёнными — не без помощи таких, как мистер Зубейр. Тот, кто пойдёт по моим следам (уж не доктор ли Ливингстон?) найдёт лишь заросшие травой руины.

Кажется, Даймон хочет именно этого. Сегодняшняя наша беседа почему-то сразу напомнила то ли Гёте, то ли Марло. Дух приходит к Фаусту… Искушение и в самом деле завидное. Дело не в славе «первооткрывателя»,