Гулливер у арийцев

Вся власть несомненно принадлежала вождям, состав которых пополнялся путем отбора: подростки с дубинами, младшие вожди с плетью, арийские вожди со свастикой были, очевидно, звеньями одной и той же иерархической ступени.

По какому принципу, однако, производился этот отбор, мне оставалось неясным.

Далее, несомненно, что на острове преднамеренно выращивались определенного типа люди, которых я назвал микроцефалами, вожди же называли их самцами и самками. По-видимому, они являлись производителями, и от них происходило все детское население острова. В этом случае, однако, оставалось непонятным, почему среди детского населения преобладали люди другого типа и другой пигментации.

Проснувшись на другой день, я поспешил выкупаться в море и вернулся с волчьим аппетитом в пещеру. В этот день у моего старика опять собралось несколько вождей. Они громко разговаривали, и я услышал фразы:

— Брата Эрнеста убил Герман. Если бы он действительно сорвался со скалы, у него не мог бы быть раскроен череп; я убежден, что это рука проклятого Германа. Я узнаю его топор.

Я понял, что на острове произошло какое-то событие, и с любопытством ждал дальнейшего. Через час вожди во главе с Зигфридом вышли из пещеры и направились по тропинке к площадке, где заседало великое судилище. Я заметил, что они сняли металлические кольца, стягивавшие волосы, — очевидно, это должно было служить символом траура. Всклокоченные и растрепанные волосы не делали их лиц более привлекательными. Я, побуждаемый любопытством, догнал Зигфрида и тихо спросил, можно ли мне сопровождать его. Он сначала посмотрел на меня с подозрением, но потом пошептался с другим вождем и сказал мне:

— Иди.

Я шел в десяти шагах от вождей, стремясь не отставать от них. Вскоре я увидел площадку с огромным знаком свастики, остатками костров по концам ее и столбами в промежутках между ними.

Вожди уже собирались, шли они группами по четыре-пять человек. Через несколько минут на носилках принесли старика с посохом, которого называли вождем вождей. Его посадили на трон, стоявший в центре свастики.

Этот трон по форме напоминал седло и был обит пластинками из желтого металла, — возможно, это было золото; к этому седлу была приделана спинка, очевидно, для удобства восседающей на троне персоны. Вскоре показались четыре раба, несших носилки, покрытые серым покрывалом, на котором были нашиты большие черные знаки свастики.

Этот крест с согнутыми концами преследовал меня повсюду на острове. Мне начало казаться, что он всю жизнь мелькал у меня перед глазами.

Носилки опустили на землю, все вожди протянули правую руку, но ничего не произнесли. Я решил держаться в стороне и присел за камнем. Однако, один из вождей, сидевших рядом с Германом, меня заметил, протянул руку к тому, кто сидел на троне и сказал ему:

— Вождь вождей, что здесь делает этот проклятый метис, упавший на наш остров?

Часть вождей подняла крик: «Смерть ему!» Тогда поднялся Зигфрид и сказал:

— Братья арийские вожди, я знаю закон лучше всех. Закон говорит, что на собрании вождей никто из непосвященных не может присутствовать, Чужеземец, однако, был на последнем судилище и остался жив. Я за всю свою долгую жизнь не помню случая, чтобы человек, привязанный к столбу, еще жил после этого. Значит, чужеземец уже является посвященным в наши тайны, почему бы ему не остаться и сегодня здесь?

Тогда встал Иозеф и возразил:

— Мы не допускаем сюда младших вождей, а для какого-то чужеземного пса делаем исключение. Пусть брат Зигфрид мне это объяснит.

— Ты прав, — сказал Зигфрид, — но можешь ли ты сюда позвать одного младшего вождя, чтобы другие его не закололи? А чужеземец один, он даже не сможет никому ничего сказать, так как ему запрещено говорить. Так говорит закон.

— Довольно, братья-вожди, — раздался голос старика с посохом. — Пусть чужеземец остается, за него отвечает брат Зигфрид. Мы должны заменить сегодня ушедшего в Валгаллу брата Эрнста кем-либо из числа младших вождей.

Герман поднялся и закричал:

— Я предлагаю Гагена — чистокровного арийца.

Я заметил, как Зигфрид при этом толкнул локтем Рудольфа, тот встал и заявил:

— Вождь вождей, пусть раньше брат Герман объяснит, почему у брата Эрнста, упавшего со скалы, череп расколот топором?

У Германа на губах показалась пена, он вскочил и, размахивая кулаком, прокричал:

— Эрнст разбился об острый камень, кроме того, он был развратник и предатель. Он нарушил закон расы.

После этого заявления обстановка начала раскаляться. Раздались угрожающие крики, замелькали кулаки. Вождь вождей, однако, ударил посохом и закричал:

— Кто заменит брата Эрнста?

— Гаген, — раздался голос Германа.

— Гаральд, — закричали хором Зигфрид и сидевшие вокруг него вожди.

В этот момент Зигфрид обратился к восседавшему на троне:

— Раньше, чем решать, нужно выполнить то, чего требует старый закон. Пусть Герман подойдет к брату Эрнсту и тронет рукой его грудь.

Вождь вождей подумал и сказал:

— Это верно, так говорит закон.

Герман с явной неохотой приблизился к носилкам, поднял покрывало и положил руку на грудь убитого. Не успел он этого сделать, как несколько вождей закричало:

— Видите, показалась кровь, это убийца! Другие в то же время кричали:

— Ложь! Крови нет!

Я видел, как в руках вождей заблестели мечи, и понял, что в такой обстановке я очень легко могу попасть под удар. Мне показалось даже, что один из приятелей Германа пристально на меня поглядывал, поэтому я счел благоразумным отправиться восвояси.

Часа через два в пещеру вернулся Зигфрид. У него по кисти правой руки стекали капли крови, лицо было в кровоподтеках. Я предложил ему свои услуги, промыл водой неглубокую рану в плече и забинтовал ее лоскутом материи. Воспользовавшись случаем, я спросил Зигфрида, что случилось. Он мне буркнул, что, кроме Эрнста, завтра будут сжигать еще одного вождя.

— Хуже всего, что проклятый Герман уцелел.

Я решил пока больше не расспрашивать, убедившись, что Зигфрид настроен не особенно разговорчиво.

Вечером, однако, когда мы уже легли, старик сказал мне:

— Расскажи, откуда ты прилетел и как у вас живут?

Я постарался описать Зигфриду в самых простых выражениях нашу жизнь, обстановку, людей, завоевания науки и техники, общий расцвет человечества. Я увлекся и забыл, с кем имею дело. Опомнившись, я посмотрел на Зигфрида и убедился, что он ничего не понял и смотрит на меня с недоумением, смешанным с презрением.

— Есть ли у вас вожди, рабы и самцы? — спросил он. Я ответил отрицательно.

Тогда Зигфрид пробормотал:

— Выродки и метисы, — повернулся лицом к стенке и захрапел.

На следующий день я решил вечером пойти на холм, называвшийся горой испытуемых. Я сообразил уже, что испытуемыми на острове называют детей и подростков. Самому старшему из виденных мною на этой горе можно было дать шестнадцать-семнадцать лет. Мне очень хотелось встретиться с Угольфом и побеседовать с ним. Я поднялся по тропинке и стал бродить по холму, наблюдая жизнь испытуемых. Одни из них жили в дуплах деревьев, другие — в небольших пещерах, третьи — в неглубоких землянках.

Приближался вечер, последние лучи солнца освещали верхушку холма. Я шел очень осторожно, не желая наткнуться на кого-нибудь из вождей, так как даже подросток с дубинкой мог мне доставить неприятности.

Прошло около часу, и я собирался было уже возвращаться, как вдруг услышал за собой шорох, обернулся и увидел Угольфа.

— Я тебя жду уже третью ночь, — сказал он, — и почти не сплю. Идем.

Он схватил меня за руку и потащил в чащу кустарников. Я оцарапал себе руки и лицо. Наконец, мы остановились и сели.

— Слушай, — сказал он, — кто ты такой и как ты попал к нам?

Я, помня опыт с Зигфридом, рассказал Угольфу о себе и о нашей планете так, как говорят с маленькими детьми, но убедился, что Угольф многое понял. У него заблестели глаза и раскраснелись щеки.