Сам

— За счет кого?

— Кто брал за счет наших линий, колен и отростков, тот не спрашивал насчет «на чей счет». Почему ты спрашиваешь?

— Совестно.

— Ты что, работать не будешь?

— Работает фермер и рабочий, остальные служат, благоденствуя больше на их трудах, чем они сами.

— На эксплуатацию намекаешь?

— Хотел напомнить.

— На эксплуатацию не намекай. Эксплуатация, к твоему сведению, была и будет. В ней ничего плохого. Напротив, нужна она обществу, посколь без нее строить не на что, армию содержать, правительственную структуру… Ты ж пять лет учился. Неужто вам плохо преподавали социальные науки?

— Наука и практика — разные вещи. Теперь я понимаю, что науки существуют для того, чтобы люди не понимали практики.

— Ты сегодня, внучок, не проспался. Практика — зеркало науки.

— Бабушка, ты меня подтвердила. Пусть зеркало. В зеркале правая сторона — левая, левая — правая, то есть перекрут, наоборот.

— Не-э, не забить тебе бабушку. Вела тебя и поведу дальше. Недавно Болт Бух Грей добился аудиенции у САМОГО. Не мое мнение это, что эксплуатация нужна позарез и ничего в ней плохого, напротив, хорошо для развития богатства державы, это мнение САМОГО, сказанное священному автократу. Великое мнение, посколь делается раскол на этом промежду людьми, будто одни общества лучше, посколь в них нет эксплуатации, а другие хуже, посколь она имеется. Истина и справедливость в чем? Везде есть, было, будет отхватываться сколько-то доходов от всякого труда. Кто называются эксплуататоры, на самом деле организаторы. И все дают доход обществу от разного труда, что рабочего, рыбацкого, фермерского, что умственного. У банкира умственный труд, у инженера тоже, доходы же, пожалуй, посолиднее рабочего и ремесленного труда. Фэйхоа, ты начитанней его и меня, ты чтишь САМОГО, Курнопай в детстве заразился непочтением к САМОМУ от Ковылко, ты разреши нас.

То, в чем не находили точек соприкосновения бабушка Лемуриха и Курнопай, Фэйхоа обсуждала с Болт Бух Греем. Что обсуждала — выверяла, рыская по страницам древних и современных историков, литераторов, философов, правителей, оракулов, футурологов. У нее создалось мнение, что выводить из социального строя обездоленность простонародья, а следовательно, счастье работодателей, кому принадлежат промышленные монополии, научные и строительные фирмы, не очень-то справедливо. Обездоленность с непременностью не вытекает из самого существования частной собственности, а также государства, создаваемого условиями, которые она диктует. Были, есть, будут державы, основанные на общенародной собственности, где работодатель, государства, жадней и несправедливей к труженику, продающему свой физический и умственный труд. Ошибкой политических критиков, метящих урвать власть, было всегда обвинение к системе, в то время как нередко за вывеской демократических республик укрываются хунты во главе с тиранами: они гораздо безответственнее по отношению к простонародью, чем рабовладельческая верхушка или группы предержащих империалистических магнатов. Она совершенно уверена, что почти при всех династиях египетских фараонов земледельцам жилось спокойней, сытней, чем у многих южноамериканских латифундистов.

Такое представление сформировалось в сознании Фэйхоа, и так она изложила его бабушке Лемурихе, заодно сказала, что нельзя сводить желание счастья себе и родным к возможности принадлежать к престижно-правящей горстке главных воротил их автократической страны. Кстати, автократической не потому, что хунтой назначенцев избран священный автократ, а потому, что в Самии еще Черным Лебедем был приостановлен институт выборной власти в провинциях и в общенациональном масштабе. Она, когда работала вместе с Каской на заводе, страдала от изменения бытовых условий, но чувствовала себя в чем-то еще счастливей, чем во дворце, невзирая на истерики штамповщиц, к которым из-за их возраста и облика не благоволили мужчины-генофондисты.

— Не поверю, — грозно проговорила Лемуриха.

Фэйхоа подумала, что бабушка привыкла вести заботливые беседы по-армейски. Там, где у нее иссякнет способность убеждать, она использует припугивание. Фэйхоа хотела сострить, что-де в минуту, когда возникает голосовой аргумент, следует движение ладони, перебирающей пальцами на рукоятке термонагана, тогда она лишь способна сделать книксен, в котором сквозь воздушную учтивость просматривается презрение, но она не сострила, потому что ей подмигнул муж, чтобы она подавила гладкими средствами бабушку Лемуриху.

— Госпожа генерал-капрал…

— Зови просто бабушкой Лемурихой.

— …в Англии при короле Якове Первом был лордом-канцлером Фрэнсис Бэкон.

— Что за звание? Лорд — понимаю, канцлер — понимаю, вместе сцепленные — не ясно.

— Палата лордов — высшая палата парламента. Бэкон был председателем этой палаты.

— А?

— Король без него ни шагу.

— У!

— Он — признанный родоначальник английского материализма.

— Материализма?

— Да.

— Правильный руководитель! Все в материализме, из материализма, для материализма. Говори скорей дальше. Поверю.

— Он открыл четыре заблуждения разума.

— Называй по пунктам.

— Заблуждениям разума он дал определение — «ложные идеи».

— Как идея может быть ложной? Идеи делаются САМИМ, ну и богом Саваофом. Верно, в промежутке между ними — Иисусом Христом. Теперь, для Самии, еще священным автократом Болт Бух Греем. Идея герметизма, идея разгерметизации — никто мудрей ни разу не выдвинул. Вы с Курнопаем, Фэйхоа, произвели разгерметизацию политики на три «Б». Достигнут результат! Родилась новая политика. Сейчас надо из всех сил заниматься герметизацией жизни страны. Крамольный был ваш Бэкон. Как же он занимал такую должность?

— Ба, бывают люди, а бывают лжелюди. Так и с идеями.

— Предположим, поверю. Говори скорей дальше, внучка.

— Ложные идеи он еще называл «призраками» или «идолами».

— Зачем? Хватит ложных идей. Материалист, а неэкономный.

— Слушайте, бабушка Лемуриха. Итак, призраки: «призраки рода»…

— Пунктуально.

— «Призраки рода» — один, «призраки пещеры» — два…

— Пещеры? Становится завлекательно.

— «Призраки рынка» — три…

— Рынка?! Раскрой быстрей.

— Это вид распространенных мнений, которые не подвергаются критике, будучи ложными…

— Где рынок?

— Рынок мнений, оценок, представлений существует, как и рынок фруктов, машин, акций.

— Верно, критиковать надо. Без критики никуда. Верно, надо знать, когда и кого критиковать, чтобы не полететь вверх тормашками.

— И четвертый вид ложных идей: «призраки театра».

— Театра? Здесь догадалась. Последние годы я не отличала жизнь от театра, театр от жизни. Может, это и правильно. Занятно получается существовать.

— К чему, бабушка Лемуриха, я говорила? Ваша мысль, что истинная жизнь и радость только тогда у человека, когда он стоит у кормила власти, извлекая при этом наслаждения из обеспеченности и из самой возможности вершить власть, ваша мысль относится, на мой взгляд, к призракам рынка. Много зависит от призвания к какому-то роду труда или деятельности. Существует и разное отношение к пользованию властью. Кто достигает ее, чтобы сделать ее источником своих наслаждений, а кто для того, чтобы служить чаяниям народа, человечества.

— И то и другое — завлекательные вещи!

— Я не закончила, госпожа генерал-капрал. Вот что думал о власти лорд-канцлер Фрэнсис Бэкон.

— Говори. Поверю.

— «Не странно ль стремиться к власти ценою свободы или к власти над людьми ценою власти над собой». Чуть раньше он предварил свою мысль строгим пояснением: «Высокая должность делает человека слугой трех господ: государя и государства, слугой людской молвы и слугой своего дела…» Понимаете, добрая бабушка, у Бэкона господство оборачивается рабством.

— Оборачивается. И зря. Слишком честный он тюха. Иначе как же? Ульи полны медом, и пасечник принимается качать мед. Ваш Бэкон был пасечник, какой оставлял мед в улье.