Жребий

Нетудыхин весь напрягся, но не шевелился.

"А этот кадр, откуда взялся?.. Ты смотри, сволотник, реинкарнировался в свою излюбленную форму. Чем бы его огреть?.."

И вдруг резким движением он запустил в кота подушку. Тот слетел с окна в пали-садник. Так где же он, в конце концов? Неожиданно увидел на письменном столе свою увеличенную лагерную фотографию. Мама моя родная, да ведь это он у Коки! Какой ужас! Нелепей встречи быть не могло.

Одежда его, приведенная в порядок, висит на стуле. Значит, он выключился вчера намертво. Где же спала она? Вместе с ним?..

На письменном столе обнаружил записку.

Тима!

Мы столько лет с тобой не виделись, а ты явился в таком состоянии. Не пей се-годня, — слышишь меня? — иначе мы не сможем поговорить.

Завтрак найдешь на кухне.

Ключ от квартиры забери с собой. Он находится в ящике кухонного стола.

Не забудь закрыть окна.

В два часа я буду дома.

И подпись: "Кока". Без даты.

Прочел еще раз — уже как учитель. Стремительный мелкий почерк с уклоном вправо. Ошибок нет.

— Идиот! — произнес вслух. — Ты вынес себе приговор!

Самым же мучительным было то, что он совершенно не помнил, как он оказался вчера у Коки. И что здесь вообще происходило. Последнее, что он припоминал, это как они, с Олегом, послали Тюню к Протасихе за самогоном. Магазины уже не работали. Дальнейшее — темнота. Как будто оно и не происходило.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Тишина, безлюдье. Далеко-далеко видне-ются купола церкви. Никаких признаков жизни. Начинает подпекать. Такое ощущение, словно город вымер. А ведь под эту тишину здесь все всё о всех знают. И рождаются люди, и умирают, и проходит жизнь…

Раскалывалась голова, мучила сушь во рту. Он вышел на кухню и выпил кружку холодной воды. Стало чуть легче. Потом вернулся в комнату.

То, на чем он спал, оказалось раскладывающимся диваном. Он убрал постель и вернул диван в исходное положение. Ажур.

Но в душе порядка не было. Он все мучился, как он будет смотреть в глаза Коке? Это же надо было так ужраться, а!

Ко всему тому его настораживало появление кота.

Выпив пару чашек горячего чая, он закрыл квартиру и поспешил к Олегу.

Входя во двор, Нетудыхин еще издали заслышал, что в доме происходит скандал.

…- А ты какой! — кричала кому-то Мария Васильевна. — Ты на себя посмотри. Рожу разъел!

— Опять оскорбляете власть! Я при исполнении, не забывайтесь!

— Ой-ой, власть он представляет — держите меня! Сейчас вот как жахну пова-решкой по твоей дурной башке, чтобы ты не оскорблял дитя мое, раз ты власть!

— Но-но, осторожно, гражданка Раскачаева! — предупреждал мужской голос.

— Я тебе дам — осторожно! Долго будешь помнить мою осторожность! Я вам не Олег. Ишь, бляди, разъязычились! Много вас здесь таких найдется! Я Лукину буду жало-ваться на тебя!

— Так он же издевается надо мной! Посмотрите, как он ест. Как будто у него са-мого перебита челюсть!

— А ты ешь быстрее! Не мотай людям нервы!

На пороге дома тявкала Дуська. Непонятно было, кому она угрожала, а кого за-щищала. А может, она просто лаяла на вздоривших людей, чтобы они прекратили ссо-риться.

Нетудыхин вошел в дом. Все замолчали.

— Доброе утро! — сказал он. — Что за шум без драки?

— Да вот, — сказала Мария Васильевна, — товарищу участковому милиционеру срочно понадобился Олег. Они друг без друга жить не могут: то любовницу не поделят, то просто так поупражняются в кулачном бою. Я уже говорила раньше: тебе, Калиберда, пора Олегу полставки платить. Ты же без него останешься без работы. Вот он уедет — и тебя уволят из милиции к такой матери. Потом ты будешь вспоминать о нем как о луч-шем друге.

— Ага, уедет. В места не столь отдаленные. Расколоть человеку челюсть — на этот раз ему это так не пройдет.

— А ты можешь доказать, что расколол ему челюсть именно я? — спросил Олег. — Может, он пьяный упал по дороге домой и ударился челюстью? Ведь ты же сам ска-зал, что в больницу он попал пьяным.

— Разберемся. Ты давай, не волынь, нас в отделении ждут.

— Что случилось, Олег? — спросил Нетудыхин.

— Прошлой ночью попал в больницу некто Тюнин — есть тут у нас такой. Че-люсть у него то ли треснула, то ли выскочила из своего места. Утверждает, что это я его избил. Правда, вчера он заходил ко мне вечером. Выпили мы с ним по рюмашке. Но ушел он от меня где-то около десяти вечера. А в больницу попал в первом часу ночи. То-варищ Калиберда хочет побеседовать со мной на эту тему. В участке.

— Так это можно сделать и здесь. Зачем идти в участок?

— Я тоже такого мнения, — согласился Олег.

— Вы кто такой? — зло спросил Нетудыхина Калиберда.

— Гражданин, — сказал Нетудыхин.

— В каком смысле?

— В прямом. В каком же еще?

— Друг он мне, — сказал Олег, — друг детства. Приехал сюда в гости.

— Предъявите документы.

Нетудыхин достал паспорт и вручил его участковому. Тот, тщательно осмотрев документ, положил его в свой планшет.

Нетудыхин спокойно сказал:

— Паспорт не изымается, а предъявляется для удостоверения личности владельца.

— Вот пройдете со мной в отделение, и там я выясню вашу личность, — сказал Калиберда, сузив глаза.

— Ты чего до него прискипываешься? — сказала Мария Васильевна. — Он-то здесь при чем?

— Разберемся-разберемся, — отвечал участковый. — И ты, Раскачай, возьми пас-порт.

— Я тебе не Раскачай! — вспылил Олег. — А если Раскачай, то ты — Турок, а не Калиберда! Зачем паспорт? Ты что меня, не знаешь?

— Знаю. Но так положено.

— Паспорта нет. Паспорта я сдала на выписку, — сказала Мария Васильевна.

— Как на выписку?! — удивился Калиберда.

— Я же тебе говорю: Олег уезжает. Ты что, не понял?

— Значит, придется изымать его из паспортного стола.

— Ну, это твое дело, — отвечала Мария Васильевна, хотя еще два дня тому назад она получила паспорта, уже выписанными.

Олег допил чай.

— Теперь можно идти, — сказал он. — А то ведь неизвестно, сколько там придет-ся быть. Покажу тебе, Тим, наше родное районное отделение милиции — тоже в извест-ном смысле историческое место. Вперед, Калиберда! Мы как законопослушные граждане будем сопровождать тебя по бокам. Чтобы тебя кто-нибудь ненароком не пристукнул. У тебя ведь здесь много недоброжелателей.

— Да, боялся я их! — отвечал Калиберда.

По дороге в участок Нетудыхин просчитал ситуацию. Дурной оборот получался. Если начнется следствие, его обязательно привлекут как свидетеля. Но какие показания дал Тюня? Почему Олег скрывает, что в попойке участвовал и он, Нетудыхин? По сооб-ражениям не замешивать сюда третьего? Или из желания оградить друга от ненужных неприятностей? Хорошо, что об этом ничего не знает Кока. "Какая нелепость, вторые су-тки, как в Рощинске, а уже буду оприходован в ментовке! Неплохое начало для рассказа о посещении родных пенатов."

Вошли в отделение. Дежурный старшина, увидев Олега, заулыбался:

— Раскачаев! Давненько, давненько ты у нас не был.

— Привет, дядя Митя!

— Привет-привет! Что случилось?

— Да тут… Одна шамка утверждает, что я поколотил ее ни за что ни про что.

— А ты ее и пальцем не трогал.

— Ну да.

— Понятно. Народ нынче пошел беспамятный. Наверно, она тебя с кем-то пере-путала.

— Да это не она, а он.

— Все равно… Куда ты его, Калиберда?

— К Лукину.

— Ну, веди… А этот что? — спросил дежурный, кивая на Нетудыхина.

— Друг Раскачаева. Приезжий. Пусть посидит пока здесь.

— Понял. Присаживайтесь, — сказал старшина, указуя Нетудыхину на отшлифо-ванную скамейку.

Нетудыхин сел. Калиберда повел Олега дальше.

Зазвонил телефон.

— Дежурный старшина Воробей слушает! — сказал старшина. — Понятно… Ну… Да пошли ты его, знаешь куда? Мест нет, мест нет… Надо найти место. На одного чело-века всегда можно найти… Понял… Не понял… А-а, понял… Давай… Давай.