Глория

Верховные жрецы с помощью гипноза почти полностью уничтожали воспоминания детей об их прошлой жизни. Гипнотическое влияние было настолько сильным, что воспитуемые превращались в послушные и бессловесные автоматы, которые жадно воспринимали все то, чему их учили.

А учили жрецы многому.

Прежде всего они превращали плоть в жесткое и закаленное покрытие тела, не чувствующее боли. Жрецы учили только убивать, убивать без оружия.

Сегодня в храм приводили новых учеников.

В раскрытые южные ворота храма четыре жреца низшего ранга в серых плащах и капюшонах вводили десять мальчиков. Девять из них плакали, не пытаясь вырваться, один шел спокойно, с угрюмым выражением лица.

Мрачные стены нависали над беспомощными пленниками, пугая и приводя их в ужас. Среди испуганных детских лиц выделялось спокойное лицо десятилетнего угрюмого мальчика, черноволосого, с карими глазами, неподвижно смотрящими перед собой. Мрачно, исподлобья оглядев ворота, он заметил выходящую из ворот фигуру в черном плаще верховного жреца. Мальчик с ненавистью посмотрел на него и опустил глаза.

Жрец презрительно осмотрел напуганных до смерти детей.

— Паршивый материал, — проворчал он, — не завидую тем учителям, кому достанутся эти черви, — указал он на мальчиков сухим длинным пальцем.

Младший жрец наклонил голову:

— Простите, мастер, это все, что мы смогли привести с юга.

— Плохо, плохо, — недовольно сказал жрец.

— Простите, мастер Грон.

Жрец презрительно отмахнулся от извинений, как от надоевшей мухи, и его взгляд упал на стоящего чуть поодаль мальчика.

— А ну-ка покажите мне того.

Один из младших жрецов схватил мальчишку за волосы и поднял его голову. Мальчик зашипел от боли и ударил схватившего его локтем в живот. Тот, не обратив внимания на удар, ударил мальчика наотмашь рукой в голову. Он упал на землю, но тут же вскочил и с рычанием волчонка бросился к верховному жрецу. Он не успел пробежать и нескольких шагов, как получил сокрушительный удар от одного из младших жрецов ногой в голову и упал на вымощенную камнем дорогу.

— Простите, мастер Грон, — с улыбкой сказал тот, кто ударил мальчика, — но мальчишка просто дикарь.

Мастер с хмурой улыбкой посмотрел на лежащего на дороге мальчика. На недетском, залитом кровью, лице мальчика застыла гримаса злобы и боли. Маленькие грязные пальцы хищно скрючились, как когти орла, готового схватить добычу.

— В нем есть ненависть, — довольно сказал верховный жрец, отбросив на спину капюшон, — я сломаю его. Уведите остальных, — приказал жрец, посмотрев на бледное лицо пленника.

— Я сломаю его, — тихо сказал жрец ...

Мальчика поместили в отдельную камеру, где он провел остаток дня и ночь.

На следующее сырое пасмурное утро жрец Грон медленно шел по темным переходам Храма к камерам, где содержали пленников, обреченных на голодную смерть. В одном из коридоров верховному жрецу попался тот самый младший жрец, который привел вчера партию воспитанников. Он низко поклонился жрецу и сказал:

— Я поместил вчерашнего мальчишку в камеру. У вас какие-то планы относительно него, учитель Грон?

— Да, — ответил жрец, — вчера я сказал Приближенному, что буду сам воспитывать новичка. Я сделаю его верховным жрецом.

Младший жрец поклонился и исчез в боковой галерее.

Грон продолжил свой путь. По дороге к камере он думал: «Остальные учителя будут бить своих учеников, бить до потери сознания, бить для того, чтобы сломить их волю и сделать пригодными для обучения. Я же сделаю гораздо проще и надежнее».

Он открыл дверь камеры, заскрипевшую ржавыми петлями.

Мальчик был прикован за ногу железной цепью, прикрепленной к толстому кольцу, намертво вбитому в каменную стену. Он не бросился на жреца, как вчера, он с дикой ненавистью посмотрел на него и зарычал.

Жрец улыбнулся и вышел из камеры. Он возвращался обратно и с удовлетворением думал: «Неделя без пищи и воды решит все. Через неделю голода и жажды он примет от меня хлеб и воду и я сломаю его, когда он будет благодарить меня. Если бы я бил его, как остальные жрецы, я бы сломил его тело, а не дух, он стал бы хитрым и изворотливым и в один прекрасный день вспомнил бы все и воткнул мне нож в спину. Я не сломаю его, но согну и он будет расти в нужном для меня направлении...»

Целую неделю, долгих семь дней и ночей провел мальчик в сыром темном подземелье.

Два дня он сидел тихо, прислушиваясь к каждому шороху, но это были всего лишь крысы.

В третью ночь мальчик стал звать на помощь, но его никто не услышал — его камера находилась в самом отдаленном крыле Храма. Но даже если бы его и услышал кто-то, он бы только посмеялся над криками беспомощной жертвы.

Мальчик затих. Он не ел два дня перехода к Храму и ослабел. Муки голода медленно убивали его.

В камере были крысы и это была единственная еда. Глаза мальчика все то долгое время, пока было светло, следили за крысами, но звери были умнее. Пока жертва сопротивлялась, крысы ждали ее смерти или того момента, когда жертва станет беспомощной.

Через два дня мальчик ослабел до того, что не мог встать с места. Желудок уже не скручивало резкими спазмами, в животе поселилась тупая ноющая боль.

Крысы сидели на расстоянии вытянутой руки от человека и ждали. Мальчик тоже ждал, но смерть не особенно торопилась.

Он хотел пить и облизывал влажные каменные стены, но этого было мало. Первые дни он пытался сломать цепь, но это оказалось ему не под силу и он бросил эти бесплодные попытки.

Крысы умели ждать, но они не дождались: на утро шестого дня дверь камеры открылась. Мальчик устало открыл глаза.

Перед ним стоял жрец. Мальчик до того ослабел, что не чувствовал ненависти.

Жрец протянул ему кусок хлеба и кружку воды.

Хлеб!

Мальчик поднялся на колени, одним глотком выпил полкружки воды и начал жадно есть хлеб.

Жрец наблюдал за ним с мрачной улыбкой.

Мальчик доел хлеб, допил воду и с благодарностью посмотрел на жреца, мальчик хотел улыбнуться, но холодные безжизненные глаза жреца не дали ему это сделать. Он замер, загипнотизированный пронизывающим взглядом жреца.

— Ты — мой раб, — тихо сказал жрец, — отныне ты будешь выполнять все, что я тебе скажу. Ты забудешь свою прошлую жизнь и свое имя. У тебя никогда не было имени. Ты будешь выполнять все, что я тебе скажу. Ты должен беспрекословно подчиняться мне, — глухим монотонным голосом говорил жрец, пристально глядя в глаза мальчика.

Из маленьких обессиленных рук выпала глиняная кружка и, глухо звякнув, разбилась...

Из сырой камеры вышли жрец и его хозяин.

Так был сломлен один из многих, приводимых в Храм для того, чтобы пополнить ряды жрецов.

Верховный жрец Грон был одним из тех жрецов, кто обладал телепатическим даром. Он мог бы сломить мальчика простым мысленным приказом, но его холодный и не знающий эмоций мозг знал лучший способ.

Через неделю ментального воздействия сознание мальчика было сломлено и переделано так, как нужно было жрецу.

Через неделю перед жрецом стоял его ученик, не знающий своего имени, не помнящий своего прошлого, знающий только то, что он должен повиноваться своему хозяину. Молчаливый и покорный жрецу робот, не знающий, что такое любовь и радость, в которого жрец мог вложить все, что было угодно религии Грона. Жрец молча полюбовался на творение собственной силы...

Так началось его обучение.

Жрец заставил его забыть свое имя и не дал взамен нового. Это был один из обычаев жрецов: не давать ученикам имени до тех пор, пока они не заслужат посвящения в младший сан.

Четыре долгих года длилось посвящение ученика в первую ступень — ступень тела. Грон учил его драться с человеком, терпеливо переносить боль, холод, голод, учил его сопротивляться силе. Целый комплекс физических упражнений вместе с интенсивным воздействием на мозг ученика давали отличные результаты.

Грон заставлял его бегать долгие часы и когда ученик падал, он заставлял его подниматься. Жрец учил его драться, терпеть боль от ударов и падений. Жрец учил его ненавидеть противника и драться, сопротивляться до тех пор, пока не потеряешь сознание от боли.